Стоит сарайчик на отшибе,
Подгнил давно.
Подходят к нему полицейский,
Зловонь, вонь.
Прикрыл он нос и рот ладонью,
До тошноты.
Открыл он дверцу от сарая,
Пинком ноги.
Летали мухи, всюду трупы,
До тошноты.
Горит лишь лампочка на входе,
Для красоты
По всюду трупы, кости, мухи,
И человек.
Сделал звонок по телефону,
Он им сказал.
Мол он нашел того убийцу,
Подмогу звал.
Тот человек взял обернулся,
Взбешенный взгляд.
Во рту застыла кость от пальца,
По всюду смрад.
Кричит мужчина каннибалу,
Руки поднять.
Поднялся тот, достал он кортик,
Успел достать.
Идет он, не взирая даже,
На пистолет.
Стрелял у ног ему мужчина,
Спасенья нет.
Поднял он ножик над мужчиной,
Да не успел.
Стрельнул мужчина ему в руку,
И тот осел.
Он заломал, одел наручники,
Притихнул он.
Сидит и даже не глаголит,
Ведь тщетно все.
Все доказательства готовы,
Уже давно.
Приехали машины, люди,
Машин не счесть.
Подъехала по всюду пресса,
Горят огни здесь.
Его подняли под конвоем,
Ведут во тьме.
Засунули в машину быстро,
Везут во тьме.
Приехали суд мед эксперты,
Давай искать.
Сколько людей вообще в сарае,
Давай считать.
Кто-то рыдает, кому плохо,
Город не спит.
«Поймали органы маньяка!»,
Пресса кричит.
Подходят люди и выносят,
Тела в мешках.
Выносят органы и кости,
Зловонный смрад.
Закрыли в тот же день сарай тот,
Стоит печать.
Разъехались, все по машинам,
И тишина.
Через неделю разбирательств,
Приходят в суд.
Суд за закрытыми дверями,
Прессу спугнуть.
Пятнадцать трупов, даже дети,
В зале печаль.
Сидит ублюдок, улыбнулся,
В глазах туман.
Он отрицал все и смеялся,
Ему плевать.
«Они все были как закуска,
Лишь для меня».
Судья вердикт свой произносит,
И тишина.
Пожизненно сидеть придется,
За все дела.
Без права на досрочный выход,
Довольны все.
Его в тюрьму быстрей конвоем,
Едет по Калыме.
В камеру к зэкам да со стажем,
Ублюдок сник.
Не прожил он и дня там более,
Легко убит.
Пришел конвой, забрали тело,
В очах лишь злость.
И выкинули на помойку,
Всем сми на зло.
«Он над людями издевался»,
Сказал мужик.
«Пускай собаки кости точат»,
Таков вердикт.
