Sinking in the Dark

   По­тем­невшее уже как нес­коль­ко ча­сов не­бо оза­рилось мер­ца­ни­ем звёзд, при­мани­ва­ющих к се­бе взгля­ды лю­бопыт­ных ре­бят, наб­лю­да­ющих за зре­лищем кто от­ку­да: из окон до­мов, дво­ров или улич­ных за­ко­ул­ков. Не­кото­рые из них тай­но вы­бега­ли из до­ма, поль­зу­ясь не­дос­та­точ­ным кон­тро­лем со сто­роны ро­дите­лей, хо­тя зна­ли, что по­том, ес­ли их пой­ма­ют, им не­мало за та­кое вле­тит. Не­бо бы­ло од­ним для всех: и для них, вос­торга­ющих­ся кра­сотой, и для юно­ши, с грустью смот­ря­щего на се­рую сте­ну пе­ред со­бой. В го­лове Нь­юта не бы­ло ни од­ной при­ят­ной мыс­ли – все они кру­тились вок­руг мрач­ной точ­ки там, где со­бира­лось са­мое пло­хое, что он ус­пел пе­режить за свои до­воль­но ма­лые го­ды.

Ночь не при­носи­ла ему об­легче­ния. В это вре­мя су­ток Нь­ют осо­бен­но силь­но чувс­тво­вал, что ког­да-то ос­тался один, и ник­то с ним ря­дом боль­ше не бу­дет. Он си­дел на гру­бой под­стил­ке, пок­ры­ва­ющей хо­лод­ный пол, и хму­рил­ся при каж­дом вос­по­мина­нии, ко­торое ом­ра­чало его и без то­го ужас­ную жизнь. Ти­шину в ком­на­те на­руша­ло два зву­ка: его ды­хание и вор­ча­ние во сне жен­щи­ны, ко­торая при­ходи­лась ему тё­туш­кой. Че­лове­ком, ко­торый ни­как не яв­лялся ему род­ным, но ос­тался единс­твен­ной опо­рой пос­ле смер­ти его ро­дите­лей.

Где-то вда­леке, пос­ре­ди звёзд, яр­ко вспых­ну­ла ис­кра, вмиг при­шед­шая в дви­жение. Вос­торжен­ные дет­ские ок­ли­ки од­новре­мен­но ста­ли до­носить­ся с раз­ных сто­рон по­селе­ния, один за дру­гим они, по­казы­вая паль­цем в не­бо и прик­ры­вая от удив­ле­ния рот ру­кой, смот­ре­ли на не­бес­ное те­ло, стре­лой раз­ре­за­ющее ноч­ной не­бос­клон. Нь­ют да­же не дви­нул­ся с мес­та. Ма­лень­кое окош­ко, и без то­го ма­ло что поз­во­ляв­шее рас­смот­реть из про­ис­хо­дяще­го сна­ружи, не бы­ло ему ин­те­рес­но. Су­ет­ное дви­жение мыс­лей, нак­рывшее его вол­ной, унес­ло юно­шу в царс­тво бес­по­кой­ных снов, тес­но гра­нича­щих с час­то по­сещав­ши­ми его кош­ма­рами.

Из­би­тая до­рога мос­то­вой под нах­лы­нув­шим дож­дём ка­залась ещё бо­лее се­рой и неп­ри­мет­ной. Сколь­зкие кам­ни, один ря­дом с дру­гим, выс­тра­ива­лись в не­ров­ный ряд, но­ровя зас­та­вить спот­кнуть­ся лю­бого нев­ни­матель­но­го про­хоже­го. Ря­ды лю­дей ре­дели с каж­дой ми­нутой: все пря­тались кто ку­да, от за­рядив­ше­го на всю мощь лив­ня. Толь­ко бе­локу­рый маль­чиш­ка бе­жал, ку­да гла­за гля­дят, пы­та­ясь ра­зоб­рать хоть что-то сквозь пе­лену выс­ту­пив­ших на гла­зах слёз. Приг­лу­шён­ные всхли­пы вы­рыва­лись из гру­ди всё ча­ще, и он прос­то ос­та­новил­ся, зап­ро­кинув го­лову на­верх и сжав ве­ки. Не­бес­ные по­токи, низ­вер­гну­тые на зем­лю, ни­чуть не жа­лели ткань его про­худив­шей­ся одеж­ды, став­шей по­хожей на се­рые, пот­рё­пан­ные лох­мотья. Они сви­сали с не­го бес­формен­ной тряп­кой, мес­та­ми на ко­торой вид­не­лись ды­ры. Но маль­чик не об­ра­щал на это вни­мания. Он не чувс­тво­вал ни­чего, кро­ме ужас­ной бо­ли, прон­зившей его сер­дце в ту ми­нуту, ког­да он уви­дел, как его мать, не увер­нувша­яся от оче­ред­но­го уда­ра обе­зоб­ра­жен­но­го муж­чи­ны, не удер­жа­лась и упа­ла на бок, уда­рив­шись го­ловой. Ник­то ей не по­мог, а она боль­ше не вста­ла. И он то­же не мог ей по­мочь, по­тому что мне­ни­ем от­бро­сов об­щес­тва ник­то не ин­те­ресо­вал­ся. В эту се­кун­ду он пос­ледний раз ви­дел её, свою род­ную ду­шу. А мо­жет, уже и не ду­шу, а все­го лишь без­жизнен­ное те­ло, ко­торое она по­кину­ла от го­лода и бо­лез­ни. Маль­чиш­ка всхлип­нул и опус­тился на ко­лени, све­сив­шись меж­ду пе­рила­ми. Тём­ное не­бо пок­ры­лось чёр­ным, ноч­ным от­тенком. Дождь не ус­ту­пал свои по­зиции, со всей яростью низ­верга­ясь на зем­лю. Бе­локу­рому хо­телось зак­рыть гла­за и боль­ше не от­крыть. Ему страш­но хо­телось прыг­нуть, и он опус­тил но­ги, поз­во­лив те­лу сколь­знуть вниз, с хо­лод­но­го кам­ня, в силь­ные по­токи вод.

Нь­ют оч­нулся от собс­твен­но­го кри­ка, раз­ди­рав­ше­го его гор­ло во сне, ког­да он па­дал в во­ду. Ког­да он не пы­тал­ся ей вос­про­тивить­ся, по­тому что не умел пла­вать, а её вол­ны толь­ко и де­лали, что нак­ры­вали его с го­ловой, за­тал­ки­вая в свои глу­бины. Вок­руг по-преж­не­му бы­ла тем­но­та, а он так же ле­жал на хо­лод­ном по­лу заб­ро­шен­ной ка­мор­ки. Под­стил­ка ком­ком ва­лялась где-то сбо­ку, а за сте­ной слы­шал­ся звук силь­ных дож­де­вых ка­пель, ба­раба­нящих по лю­бой пре­пятс­тву­ющей им по­вер­хнос­ти.

Нь­ют вы­дох­нул и прис­лу­шал­ся к ти­шине. В ушах всё ещё зву­чал глу­хой стук бес­по­кой­но­го сер­дца, про­пус­ка­юще­го уда­ры в се­кун­ду, ког­да юно­ше вспо­минал­ся не­дав­ний кош­мар. Он по­мор­щился от осоз­на­ния то­го, ка­кой слож­ный пред­сто­ит день в эту по­году, но тут же от­бро­сил глу­пые мыс­ли о том, что у не­го есть вы­бор, ид­ти или нет. По­тому что для та­ких как он, вы­бора ни­ког­да не су­щес­тво­вало. Нь­ют дол­жен был вы­живать. Спа­сать се­бя и тё­туш­ку, ко­торая ког­да-то спас­ла его.

Так про­ходил день за днём, год за го­дом. Од­ни сут­ки плав­но пе­рете­кали в сле­ду­ющие, ни­чем не от­ли­ча­ющи­еся от пре­дыду­щих. Вре­мя шло сво­им че­редом, и Нь­ют уже при­нял всё за са­мо со­бой ра­зуме­юще­еся, по­ка од­нажды поз­дней ночью не от­крыл дверь и не уви­дел в ка­мор­ке дво­их че­ловек. Мис­тер Эди­сон. Нь­ют знал его как од­но­го из луч­ших вра­чей, из­вес­тных на то вре­мя в Лон­до­не. Мо­лодой че­ловек все свои си­лы от­да­вал в по­мощь лю­дям, нас­коль­ко бы чу­довищ­но ог­ромной эта по­мощь ни ка­залась. Но се­год­няшний день был ка­ким-то дру­гим, Нь­ют это чувс­тво­вал. При­вет­ли­вый мис­тер Эди­сон не улы­бал­ся, как это мож­но бы­ло ви­деть обыч­но. На ли­це его ца­рило не­под­дель­ное бес­по­кой­ство, сме­шан­ное с тре­вогой и на­чина­ющей­ся па­никой. Как толь­ко Нь­ют ока­зал­ся в две­ри, юный врач тут же вско­чил и мет­нулся в его сто­рону, вы­тол­кнув на­ружу, и при­казал ос­та­вать­ся там до тех пор, по­ка он сам не вый­дет. В не­до­уме­нии юно­ша ус­та­вил­ся на зах­лопнув­шу­юся дверь, ко­торую и так мож­но бы­ло бы вы­ломать при ста­рании. Но он по­чему-то не со­бирал­ся это­го де­лать. Да­же са­мое крат­ковре­мен­ное об­ще­ние То­маса с ним дос­тавля­ло Нь­юту ра­дость и ду­шев­ное теп­ло. От­ку­да – он сам не мог по­нять.

Прош­ло не­мало ми­нут, а мо­жет, и ча­сов. Нь­ют по­терял счёт вре­мени, да и не сле­дил, в пол гла­за зад­ре­мав, об­ло­котив­шись спи­ной о сте­ну. Скрип две­ри и нес­коль­ко нег­ромких ша­гов ра­зор­ва­ли пе­лену чут­ко­го сна, и бе­локу­рый вмиг от­крыл гла­за, ус­та­вив­шись на при­сев­ше­го на кор­точки нап­ро­тив не­го То­маса. Брю­нет ни­чуть не смяг­чился во взгля­де. Он лишь смот­рел на Нь­юта, слов­но вы­ис­ки­вая в нём что-то по­хожее на под­твержде­ние, что тот го­тов при­нять прав­ду, ка­кой бы она ни бы­ла. Ти­шина за­тяну­лась на­дол­го. И толь­ко че­рез нес­коль­ко ми­нут мис­тер Эди­сон смог взять се­бя в ру­ки. Под­нявшись на но­ги, он про­тянул юно­ше ру­ку, за ко­торую тот, не зная за­чем, но схва­тил­ся и вы­ров­нялся в рос­те, став нап­ро­тив То­маса.

– Мис­тер Эди­сон? – он ок­ликнул вра­ча, ко­торый ка­ким-то не­видя­щим взо­ром смот­рел по­верх его пле­ча. – Вы что-то хо­тели...

– Пан­де­мия, Нь­ют, – приг­лу­шён­ный тон, ко­торым бы­ло про­из­не­сено пер­вое сло­во, уда­рил по юно­ше силь­нее, чем все са­мые худ­шие ожи­дания но­вос­тей. – Её не спас­ти. И ты в опас­ности.

По­вис­ла гро­бовая ти­шина. Нь­ют вдруг ре­шил, что сто­ит по­верить в чу­до. Глу­пая мысль пус­ти­ла кор­ни в его го­лову, и ког­да он ус­лы­шал пов­торный ок­лик То­маса, ему по­каза­лось, что всё это – все­го лишь ник­чемные но­вос­ти, и он за­рабо­та­ет, и он вы­лечит ма­туш­ку, и он всё смо­жет, глав­ное ве­рить... Но То­мас не уни­мал­ся. На все от­ри­цания Нь­юта он уго­вари­вал то­го пе­рей­ти в от­дель­ное ук­ромное мес­то, где он мо­жет обес­пе­чить ему спо­кой­ную жизнь без ве­ро­ят­ности за­раже­ния, он пы­тал­ся убе­дить его, что нет луч­ше воз­можнос­ти, чем прос­то уй­ти, не под­вергая се­бя опас­ности. Но Нь­ют кач­нул го­ловой. Нап­ря­жён­ная па­уза зас­тря­ла меж­ду ни­ми, ког­да То­мас смот­рел Нь­юту в гла­за взгля­дом, пол­ным ре­шимос­ти по­мочь, а в от­вет ви­дел толь­ко бе­зучас­тность и сми­рение под во­лю судь­бы. Эди­сон сом­кнул на па­ру се­кунд гла­за и по­тёр пе­рено­сицу. Спус­тя мгно­вение он хо­лод­но про­из­нёс то, пос­ле че­го в слу­чае от­ка­за по­обе­щал се­бе уй­ти и боль­ше не воз­вра­щать­ся. Он знал, что про­изой­дёт, ес­ли Нь­ют не сог­ла­сит­ся. Он по­нимал, что боль­ше не уви­дит его жи­вым.

– Ты убь­ёшь за­од­но и се­бя. Не де­лай это­го, Нь­ют. Про­шу те­бя.

Свет­ло­воло­сый рез­ко умолк. Все ха­отич­ные мыс­ли о том, как он смо­жет пе­реси­лить слу­чив­ше­еся, под­вер­глись ог­ню сом­не­ния, ко­торое по­се­ял в его сер­дце То­мас. Они бы­ли сож­же­ны дот­ла и раз­ве­яны по пус­тынно­му вет­ру. Нь­ют ос­тался обе­зору­жен, не в си­лах хо­тя бы что-то воз­ра­зить. Где-то в глу­бинах из­ра­нен­ной ду­ши ко­лых­нулся сла­бый ого­нёк на­деж­ды, что он ко­му-то ну­жен, и пусть это прос­то врач, ко­торый по­яв­ля­ет­ся у них ча­ще обыч­но­го, а точ­нее – на са­мом де­ле он не дол­жен был по­яв­лять­ся у них ни­ког­да... Пусть это прос­то юный спе­ци­алист, Нь­юту всё рав­но. Он бла­года­рен и за это.

Он пе­рес­тал вес­ти счёт вре­мени сво­его про­жива­ния в дру­гих, пусть и скром­ных, но бе­зопас­ных ус­ло­ви­ях. То­мас, по срав­не­нию с лю­бым пред­ста­вите­лем на­селе­ния, был обес­пе­чен мно­гим, о чём дру­гие мог­ли толь­ко во снах меч­тать. Ес­ли не каж­дый день, то че­рез день Нь­ют пы­тал­ся вы­бить из Эди­сона ин­форма­цию о том, как там его тё­туш­ка, но по­лучал об­щие от­ве­ты, ни­чего осо­бо для не­го не оз­на­ча­ющие. То­мас вся­чес­ки ук­ло­нял­ся от под­робных раз­го­воров, и оза­дачен­ность на его ли­це рез­ко сме­нялась теп­ло­той и ра­души­ем, как толь­ко он при воз­вра­щении встре­чал Нь­юта, ожи­да­юще­го хоть ка­кую-то во­оду­шев­ля­ющую но­вость.

Ули­цы го­рода с каж­дым днём мрач­не­ли, ос­тавляя на сво­их прос­то­рах му­ча­ющих­ся лю­дей, умо­ля­ющих о смер­ти, ко­торая от них дав­но уже от­верну­лась. Нь­ют по при­выч­ке не выг­ля­дывал в ок­на, уже не столь­ко не ин­те­ресу­ясь про­ис­хо­дящим, сколь­ко бо­ясь его. То­мас го­ворил опа­сать­ся вы­ходить из до­ма без его на то раз­ре­шения. Нь­ют бес­пре­кос­ловно пос­лу­шал­ся. И всё-та­ки что-то внут­ри му­чило его, ко­поша­ще­еся лю­бопытс­тво не да­вало по­коя, и каж­дый день Нь­ют пе­реси­ливал са­мого се­бя, ког­да жаж­дал от­ве­тов на воп­ро­сы, но не по­лучал их, а по­том ду­мал ис­кать их сам. Так шло по чёр­то­ву зам­кну­тому кру­гу.

Опом­нился свет­ло­воло­сый, ког­да по­лучил по­щёчи­ну не яс­но, по ка­кой при­чине. Пе­ред за­тума­нен­ным взо­ром на­ходил­ся Эди­сон, ак­тивно жес­ти­кули­ру­ющий и что-то го­воря­щий, но Нь­ют не слы­шал его. Мут­ная, ещё сон­ная дым­ка, нак­ры­вала со­бой его соз­на­ние. Он ещё не по­нимал, ви­дит ли сон, или всё же зах­лебнул­ся на­конец-то в сво­ём са­мом ужас­ном за всю жизнь кош­ма­ре, и те­перь ви­дит ан­ге­ла. Дрожь в те­ле не уни­малась, хо­тя ра­зум по­тихонь­ку про­яс­нялся, и Нь­ют тщет­но пы­тал­ся се­бя уте­шить, об­хва­тив се­бя ру­ками и пог­ла­живая. Сон ка­зал­ся нас­толь­ко ре­аль­ным, и каж­дый раз в нём он ста­рал­ся уто­нуть, всё глуб­же ны­ряя, воп­ре­ки то­му, что не уме­ет пла­вать. Всё глуб­же и глуб­же.

– Нь­ют, – ус­по­ка­ива­ющий шё­пот мяг­ко воз­вра­щал его из ому­та уг­не­та­ющих вос­по­мина­ний, и свет­ло­воло­сый не­воль­но, слов­но с нес­конча­емой жаж­дой, по­вер­нулся к ис­точни­ку это­го при­тяги­ва­юще­го к се­бе спо­кой­ствия, и встре­тил­ся со взгля­дом ян­тарных глаз, о цве­те ко­торых он мог ска­зать, по­тому что ви­дел их на све­ту. Сей­час же они по­тем­не­ли, как и вре­мя на ули­це. – Нь­ют, ты слы­шишь? Что бы ни слу­чилось – я не ос­тавлю те­бя.

Он кив­нул. Глу­по хо­телось ве­рить, что всё, что он сей­час слы­шит – это прав­да. Нь­ют сла­бо улыб­нулся и вдруг осоз­нал, что дрожь в те­ле ус­по­ко­илась, как толь­ко не­обыч­ное ощу­щение нак­ры­ло его с но­вой си­лой не­из­вес­тных чувств – его губ кос­ну­лись гу­бы Эди­сона.

Свет­ло­воло­сый ко­рот­ко вздох­нул, к сво­ему удив­ле­нию по­няв, что не хо­чет отс­тра­нять­ся. Ка­залось, он ждал это­го мо­мен­та, но сам не мог се­бе в этом приз­нать­ся. По­дав­шись навс­тре­чу То­масу, он под­ви­нул­ся всем те­лом, отс­тра­нив­шись от сте­ны, что­бы быть как мож­но бли­же к брю­нету. Ру­ки по­тяну­лись к пле­чам нап­ро­тив и зам­кну­лись зам­ком за ше­ей, весь мир, ко­торый бес­по­ко­ил его каж­дый день, со­шёл­ся в од­ной точ­ке, из ко­торой ис­хо­дили вол­ны спо­кой­ствия, уми­рот­во­рения. То­мас не от­да­лил­ся. Взяв ли­цо Нь­юта в свои ру­ки, он це­ловал его неж­но, мяг­ко, так, как толь­ко мог, что­бы все­лить уве­рен­ность и унич­то­жить уг­не­та­ющие стра­хи. Нь­ют, сам не по­нимая, как, поз­во­лял се­бе от­да­вать­ся, про­бовал чу­жие гу­бы на вкус, на мяг­кость, на неж­ность, сколь­зил по ним язы­ком, при­от­кры­вая рот и поз­во­ляя де­лать то же са­мое с со­бой, бу­дучи ве­домым ка­ким-то не­из­ве­дан­ным, но до жу­ти при­тяга­тель­ным же­лани­ем. На нес­коль­ко ми­нут он мог се­бе поз­во­лить за­быть обо всём, что бес­по­ко­ило его каж­дый день, по­тому что он чувс­тво­вал се­бя нуж­ным. Он чувс­тво­вал, что ему кто-то ну­жен.

Впер­вые он смог наз­вать своё су­щес­тво­вание жизнью. Нь­ют мог бы по­верить в сказ­ку, он хо­тел бы это сде­лать, но нес­мотря на это, каж­дый день он прис­лу­шивал­ся к ужа­са­ющим зву­кам, ле­деня­щим ду­шу. Зву­кам, ко­торые приг­лу­шали на ули­цах, а тех, кто их из­да­вал, на­силь­но ку­да-то уво­дили. Он по­доз­ре­вал что-то не­лад­ное. Пан­де­мия. Нь­ют был уве­рен, что То­мас не оши­бал­ся, и от это­го ста­нови­лось ещё страш­нее. Не­ведо­мая си­ла тол­ка­ла его вы­ведать, что про­ис­хо­дило с его тё­туш­кой. Пас­мурным днём он выс­коль­знул из до­ма, ос­тавлен­но­го по не­ос­то­рож­ности от­кры­тым, и пос­ле­довал ту­да, от­ку­да То­мас все­ми си­лами его спас.

Она бы­ла бес­силь­на. Во­лосы, чёр­ные как смоль, слип­лись, и па­дали на пле­чи тём­ны­ми ве­рёв­ка­ми. Ис­су­шен­ное ли­цо, впа­лые щё­ки, пус­тые гла­за – всё это обес­ку­ражи­ло Нь­юта, при­шед­ше­го в свой дом. Жен­щи­на ле­жала на пок­ры­вале и толь­ко тя­нула к не­му свои ру­ки, ког­да он сде­лал к ней шаг. Су­хие гу­бы что-то быс­тро шеп­та­ли, но он не мог ра­зоб­рать, что. Ру­кава чёр­но­го ба­лахо­на, мес­та­ми пор­ванные, от­кры­вали по­ражён­ные учас­тки не­ес­тес­твен­но по­тем­невшей ко­жи, ко­торую, как юно­ше по­каза­лось, вы­жига­ли. Он рва­нул к ней, ни о чём боль­ше не ду­мая, и сгрёб прак­ти­чес­ки в охап­ку, об­хва­тывая на­поло­вину без­жизнен­ное те­ло в по­пыт­ках удер­жать в нём эту жизнь. Она ни­как не от­ре­аги­рова­ла. Нь­ют ду­мал, что она прос­то не мог­ла от­ве­тить. По­ка не уви­дел, как без­воль­но опус­ти­лась её ру­ка, ко­торую он дер­жал в сво­их ла­донях. Он не смог её спас­ти.

Даль­ше он ни­чего не смог за­пом­нить. Все мыс­ли мель­ка­ли од­на за дру­гой, кар­тинки ме­нялись, всё слов­но про­ис­хо­дило в ка­ком-то бре­ду, и Нь­ют не мог ра­зоб­рать, что слу­чилось. Где-то на зад­ворках соз­на­ния про­мель­кну­ла мысль, что он за­болел. Юно­ша ус­мехнул­ся сам в се­бе, преж­де чем сно­ва про­валить­ся в за­бытье. Так час шёл за ча­сом, день за днём. Нь­ют от­крыл гла­за.

Се­рые по­тол­ки над го­ловой бы­ли не­обы­чай­но не­уют­ны­ми. Всё, что он ви­дел, бы­ло по­хоже на заб­ро­шен­ную ле­чеб­ни­цу, но ни­как не на ка­кое-то убе­жище. Он рез­ко осоз­нал, что не­дав­но на­делал. Он пре­дал То­маса. Он убил се­бя. Ли­шил ко­го-то род­но­го че­лове­ка, как и ког­да-то ли­шили его. Чей-то мяг­кий го­лос сно­ва об­ра­тил­ся к не­му, и Нь­ют пос­та­рал­ся обер­нуть­ся на зов.

Эди­сон си­дел ря­дом с ним, в по­меще­нии, где не бы­ло счё­та боль­ным, на­ходя­щим­ся в стро­гом ка­ран­ти­не. Юно­ша, как толь­ко осоз­нал, рез­ко отод­ви­нул­ся от брю­нета в ин­стинктив­ном стра­хе за­разить его. Но То­мас не ше­лох­нулся. Лёг­кая горь­кая улыб­ка иг­ра­ла на гу­бах, ког­да он за­пус­тил свои паль­цы в зо­лотис­тые во­лосы Нь­юта, пе­реби­рая неж­ные пря­ди. Сло­ва зас­ты­ли в гор­ле, и брю­нет прос­то смот­рел на то­го, ко­го по­любил так быс­тро, и ко­го жизнь уже ус­пе­ла его ли­шить. Он не­до­уме­вал, как та­кое с Нь­ютом сде­лали нес­коль­ко ча­сов, ког­да на не­кото­рых так вли­яют дни, а то и не­дели. Он си­дел ря­дом с ним, ког­да ос­таль­ные вра­чи хо­дили в мас­ках, а сам свою бро­сил на пол воз­ле боль­нич­ной кой­ки, пос­лав к чер­тям пре­дуп­режде­ния, что мо­жет за­разить­ся. Он знал. И он это­го хо­тел. И не бы­ло в его жиз­ни че­лове­ка, за ко­торым он был го­тов пой­ти в ла­пы смер­ти, по­ка он не встре­тил бе­локу­рого юно­шу, ко­торый сам её ис­кал.

– Что бы ни слу­чилось, – ед­ва дви­гая гу­бами про­из­нёс Нь­ют, смот­ря в пол­ные го­ря и от­ча­яния гла­за. – Ты не ос­та­вил ме­ня...

Он всё ещё смот­рел на Нь­юта, впав­ше­го в по­луд­рё­му-по­луб­ред. Блон­дин сно­ва прыг­нул с мос­та и пог­ру­зил­ся в этот ле­дяной по­ток. Он ны­рял раз за ра­зом, всплы­вая на по­вер­хность. Но на этот раз ныр­нул слиш­ком глу­боко, уто­нув в этой тем­но­те, нак­ры­тый мя­теж­ны­ми вол­на­ми сво­его соз­на­ния. Эди­сон сглот­нул. Скло­нив­шись к Нь­юту, он сла­бо по­цело­вал его в лоб и, без мо­раль­ных сил, так и ос­тался си­деть, сод­ро­га­ясь в ры­дани­ях, об­ни­мая без­жизнен­ное те­ло. Он же­лал смер­ти, ко­торая заб­ра­ла са­мое до­рогое, что он имел, но она без­жа­лос­тно от­верну­лась, нас­ме­ха­ясь над ним.

По­тем­невшее ноч­ное не­бо оза­рилось мер­ца­ни­ем звёзд, при­мани­ва­ющих к се­бе взгля­ды про­хожих. То­мас сто­ял, зап­ро­кинув го­лову, смот­ря на зре­лище, за­чаро­выва­ющее сво­ей кра­сотой. Не­бо бы­ло од­ним для всех: и для тех, кто лю­бовал­ся прек­расным не­бос­во­дом, и для тех, кто от­ту­да наб­лю­дал за ян­тарны­ми гла­зами, пе­рели­ва­ющи­мися в от­тенках выс­ту­пив­ших на них слёз.