— Собачка у меня умерла. Хорошая собачка-то, от ворья не раз спасала, одному даже жопу откусила. Я его именно так и нашел. А с детьми-то ласковая была!.. Маринкина дочка ко мне в сад ходила за яблоками, так Мулька сама махина в аршин, напрыгнет на дерево, яблоки все ссыплются на землю. И по хозяйству мне помогала: уток ловила всяких, если во двор залетали.
Так и начал свою тираду Гришка. Он был обычным крестьянином с небольшой избой и садом. Жены не было, как и детей. Две радости было в жизни: Маринка-соседка и Мулька, сука волкодава, которую сам Гришка ласково обзывал «собачкой». Да только вот не живут долго звери, даже если они сами ростом едва ли не с человека.
А слушала его молодая девушка с косами по грудь, раскинутыми на два плеча. Красивая она была, с большими глазами и щеками круглыми. Только нос был с горбинкой. И нога одна, говорят, из кости только. Но никто этого точно не знал: девчонка всегда в юбке до пола ходила. Да и вообще жила в лесу глубоко.
— И чего ты от меня-то хочешь, м? — Собеседница с усталостью посмотрела на Гришку и глотнула из кружки какого-то отвара.
— Тык... — прочитав ее выражение лица, Гришка решил не церемониться и выложить сразу все, что есть: — Хочу, чтоб вернула ты мне ее. Где еще волкодава-то взять. В лесу такого просто так не сыщешь. Люблю я ее очень. Яга, ну помоги уж! Выручал же тебя когда-то.
— Тьфу! Так и думала! — Яга всплеснула руками и с фырканьем отвернулась. — Чего я вам, некромантка, что ли? У черта этого научились, что можно смерть обмануть, и теперь по каждому поводу! Да знаешь, сколько я с Кащеем, придурком этим, борюсь? А ты мне тут про Мульку... Хотя сука она знатная была, помню-помню, лучшая из своих, где только и нашел?
Яга продолжала бубнить, а Гришка только и делал, что вздыхал. Верил он до последнего, что поможет ему девчонка по старой дружбе. Да только угасала надежда с каждой секундой, слишком уж непреклонен был ее тон.
— А тебя-то, говорят, вытащили с того света поводыри... — приуныв, тихонечко сказал Гришка. — И нога-то потому и костяная.
И у Яги вмиг лицо стало резкое, скорченное. Глаза-щелочки вместе с носом-горбом казались чем-то невообразимо злым и резким. Неудивительно, что Ягу в деревне боялись: как глянет, если что-то не понравилось, так сразу бежать хочется. Вот и Гришка напрягся, голову в плечи вжал, а у самого взгляд выжидающий, и в зрачках блестит надежда.
— Да ну тебя, — наконец, вздохнула она, — ведь с шеи не слезешь. Сложно это. Она ведь уже в Нави, скорее всего, не достать ее оттуда будет.
— Не договариваешь ты, — не согласился Гришка.
— Ну, хорошо, достать оттуда можно. Но нужно ли тебе? Найди себе другую собаку, по окраинам целые стаи бегают. Чай Мулька-то уже не молода была...
Гришка кивнул и уперся локтями в стол. Он думал, что уговорить Ягу будет нелегко, но совершенно не представлял, какая за это будет плата.
— Душами вы обменяетесь, — будто Яга прочла мысли Гришки. — Уйдешь в Навь. Однако останешься ты с собакой, вернется она к тебе. Не старая Мулька конечно, но точно она.
— А как я буду без души жить? — Взгрустнул Гришка.
— А ты... Тело будет пустое, оболочка. Надо ли тебе это? Думать и ходить сможешь, но чувствовать перестанешь. И Мульку свою разлюбишь. Будешь болеть часто, и умрешь скоро.
— А Мулька?
— А Мулька проживет долгую счастливую жизнь. Заново же родится.
Смотрела Яга на своего гостя, а тот совсем-совсем грустный стал. Нелегкий был выбор. И ведь было бы ради чего: ради собаки! Яга и поняла бы, если б жена или дочь с сыном. Но просить свою жизнь за волкодава было слишком отчаянным решением.
Но Гришка как будто что-то знал. Хоть и расстроен был, но все же блестели глаза. Всем своим видом умолял Ягу помочь в этом деле. И дрожал одновременно, понимал, что просто так ничего не дастся.
— Может, секрет какой-то у тебя есть? Понимаю если бы жену, дочку иль сына, но Мульку-то? — Яга допила отвар и подошла к печке, где стоял большой чан. Черпаком захватила новую порцию и плеснула себе в чашку. Потом кивком предложила Гришке разделить с ней напиток, но тот скромно отказался.
— Я ведь не рассказывал, как познакомился с ней. Ну, вот теперь слушай. — И Гришка завел рассказ.
***
У Гришки тогда еще матушка была жива, но уже болела сильно и с кровати вставала пару раз в сутки. Все по хозяйству мужичок делал сам. На дворе тогда еще лето было, но позднее. И вроде как тепло, но уже прохладой обдувает. Самое время собирать грибы.
Об этом ему сказала и матушка. Сказала, что ей ничего пока не нужно, но очень уж грибов хочет. А каких, ей и неважно.
— Набери хоть лукошко маленькое, — попросила она Гришку.
И тот согласился. Несколько раз еще спросил, точно ли помощь будет не нужна. И не услышав положительного ответа, собрался в путь. От леса они жили недалеко, но поискать грибы все равно надо было. И помнил он одну делянку, где частенько он много лисичек видел. Как раз туда и пошел.
Не успел он сделать и трех шагов, как едва ли не наступил на первую шляпку. Он глядит по сторонам, а грибами усыпан весь лес, и стоят все чинно друг с другом. И удивлением стало, что никто кроме него еще и не ходил. Лежало много червивых, кое-какие уже сгнили, но свежих было-о-о, как травы в поле. Гришка сразу же бросился собирать. И думал он еще, что быстро управится, матушка даже заскучать не успеет. И времени прошло совсем немного, как он думал. Лукошко быстро отборными грибами заполнилось. Гришка смотрел на свои старания, и решил пока еще и ягод набрать немного, если найдет. Ходил по знакомым местам, каждую веточку обирал.
Время летело, и как-то уже прохладно стало. Понял тогда Гришка, что нет его дома уже весь день. А в лесу-то и не понять, там сумеречно всегда. Благо, что заблудиться было нельзя. Гришка наизусть все эти места знал. Каждое сваленное дерево, каждый кустик. По ним и сориентировался до дома.
Подходит он к своей избе, а калитка сорвана. Тогда-то он и понял, что случилось неладное. Гришка ведь как, хозяйство не запускал никогда, всегда вовремя латал прохудившиеся вещи. А тут: калитка с петель слетела и лежит рядом с забором, и земля как-то примята ужасно. Гришка уже сердцем знал, что произошло, но до последнего верить отказывался. Положил осторожно грибы с ягодами у входа, а сам на цыпочках в дом. Полы поскрипывают, а Гришка дрожит как осина. Прошиб его пот, на лбу проступили капли. И ведь дом стоит, как не бывало, только двери распахнуты.
Заходит Гришка в саму хату, а там пахнет так неприятно, сладко. И слышит он рокот нехороший и чавканье какое-то.
Не осталось сомнений. Гришка взял кочергу с пола, да разве ж поможешь себе кочергой? Вышел он за угол, и точно: медведь. Огромный, шерсть жесткая, а глазищи разъяренные, кровью налитые. И стоит он рядом с кроватью, весь перепачкан, и морда вся красная, только капают слюни и кровь. А на кровати и видно багровое месиво, словно плохо приготовленная каша. Гришке тогда стало дурно настолько, что он там же и упал.
***
Яга вздохнула. Она видела, как Гришке сложно вспоминать все это. Даже корить себя начала, что спросила.
— В общем, — продолжил Гришка, — когда очнулся я... Рядом Мулька лежала. Голову на лапы склонила. Я тогда не испугался даже. Осмотрелся сразу, и видел, что кровь по стенам засохла, а в доме огромная разруха. Я без одежды, руки все в шрамах, но заживших. И бочины у меня нет...
— Мулька-то твоя, поводырем была, — поняла Яга. — Вытащила с Нави. Какая чертовка!
— Да знаю. Один в один как у тебя история. Да только у тебя почем-то волкодава нет.
— Потому что, — решила пояснить Яга, — я теперь сама себе поводырь. Меня же за плату вытащили. Что буду этому миру помогать, бумажки перебирать всякие, следить, чтобы живые с живыми, а духи — с духами.
Гришка засмеялся.
— А тут твой старый друг — и тоже дух! Что теперь делать будем?
— Что делать, что делать...
Яга призадумалась, но ненадолго.
— Возвращать будем былое. Твоя душа уже давно в Нави должна спать, а ты как черт окаянный сидишь тут, со мной разговариваешь. Но убить я тебя не могу. Но просьбу твою выполню.
Девка встала, поправила платье и посмотрела в окно.
— Иди домой. Прибежит к тебе Мулька, рано или поздно.
Глаза Гришки засияли даже. Он понимал, что ему нужно заплатить. Но и горя в нем не было. Тогда у него словно камень с души упал. За многие годы понял он, что делать нужно.
Гришка встал и, тихо прошептав «спасибо», вышел из избушки Яги. Поплелся он по оврагам и холмам обратно домой. У самого в сердце и радость, и грусть одновременно. И счастлив он был от того, что собаке своей вернет, наконец, долг.
Несколько дней Гришка вел обычную жизнь. Только к Маринке заходил иногда по душам потрепаться, да с дочкой ее поиграть. Рассказывал ей сказки всякие. Про волчка, про золотое колечко. И чем больше он времени проводил в их доме, тем больше он грустил. И Мульки так и не видно было, а он все больше чувствовал, что близок конец.
И вот осенним утром вышел он из дому сгрести листья, что с яблони нападали. А там, в листьях, шуршит кто-то и рыкает тихонько. У Гришки сердце в груди замерло, а потом быстро-быстро начало биться. Он побежал скорее к лиственной куче, и точно! — там щенок копошится и урчит. Гришка только рукой дотронулся до шерсти его белой, как щенок голову поднял, и смотрит на Гришку. Глаз у него был с бельмом, слепой, сразу видно. Но щенку и видно, что нипочем: хвостом только виляет и язык высунул. Гришка еще раз рукой по спине щенка провел, а тот передернулся, и смотрит таким взглядом счастливым.
Потом гавкнул так звонко, что у Гришки аж в ушах затрещало. И тогда первый раз за долгие годы у мужика слезы потекли.
— Мулька!.. — Закричал он, и обнял щенка так крепко, как мог. А тот хвостом вилял как мельница, и гавкал.
***
Вспоминала Яга ту историю постоянно, а сама продолжала работать. Выполнила она просьбу старого друга, и никак больше забыть его не могла, хотя уж много лет с тех пор прошло. Яга даже ни на грамм не изменилась. Такая же молодая была и красивая, следила за собой постоянно. Гришка после того случая быстро умер, через год, наверное. И Яге он завещал, чтобы Мульку та забрала и ухаживала за ней. И конечно, про гришкину могилку не забывала.
Яга после Гришкиной смерти теперь ходит к нему каждый день и поминает добрым словом. И Мульку выгуливает. А та, как они к Гришке подходят, сразу веселее становится и хвостом виляет. А потом спит долго на могилке, пока Яга ухаживает за ней, и сорняки выдергивает.
— Хорошая ты сука, Мулька, — приговаривает Яга. — Не забываешь хозяина своего. Да и стоите вы друг друга: оба на правила наплевали и устроили тут... Круговорот жизней в природе.
А Мулька только одно ухо подняла и как гавкнет звонко. И вот непонятно: то ли с ехидством, то ли с укором. И посмотрела так еще хитро, словно спрашивая у Яги: «Ну, поводырь я все-таки или нет?».
А оно и понятно, что поводырь. Только «сломанный» какой-то, как говорит Яга. Нормальные волкодавы из Яви в Навь переводят, а вот Мулька решила из Нави жизни вытаскивать. И неизвестно, сколько она еще до Гришки душ спасла. Одно ясно: Гришка у неё последним был. И самым благодарным, видимо.
