Глава 4

141 2 0
                                    

– Кто-нибудь читал «Бесплодную землю» Т. С. Элиота? – спрашивает миссис Поллак, моя новая учительница класса по углубленному изучению английского. Никто не поднимает руку, включая меня, хотя я и прочитала ее пару лет назад, что сейчас, кажется, было в другой жизни. Мама имела привычку разбрасывать книжки с поэзией по всему дому, будто бы они были негласной добычей охоты старьевщика, оставляющего за собой запутанные следы, ведущие в никуда. Когда мне было скучно, я брала книги с ее прикроватного столика или из стопки, сваленной рядом с ванной, и наугад открывала их. Я читала все строчки, выделенные маркером, и все начерканные на полях заметки. И частенько задавалась вопросом, что означает конкретная строчка, подчеркнутая желтым.
Я никогда не спрашивала ее. И почему не спрашивала? Одна из худших частей в том, когда кто-то умирает, это воспоминания обо всех тех моментах, когда ты не задал нужные вопросы, о том времени, когда ты наивно полагал, что еще вся жизнь впереди. И осознание того, что все то время, ничтожно мало. Воспоминания, которые остаются в памяти, кажутся какими-то вымышленным. Как затертые до дыр призраки событий.
В «Бесплодной земле» мама подчеркнула первую строчку и отметила ее двумя жирными звездочками: «Апрель жесточайший месяц».
Почему именно апрель жесточайший месяц? Не понимаю. В последнее время все месяцы жесточайшие, и каждый по-своему. Сейчас сентябрь – месяц заточенных карандашей. Новый учебный год и в тоже время нет. Еще слишком рано или слишком поздно для того, чтоб ставить перед собой цели и начинать что-то новое.
Книги мамы упакованы в картонные коробки и покрываются плесенью в ячейке на складе индивидуального хранения в Чикаго; бумага впитала в себя сырость и пыль. Я стараюсь не зацикливаться на этом, как и на том, что все в мире тленно. И на том, как все помеченные строчки выцветают.
– Это поэма из четырехсот тридцати четырёх строк. Что-то вроде четырехсот тридцати четырёх ретвитов, – смеется миссис Поллак. Она молода – может чуть за двадцать – и привлекательна: леггинсы с леопардовым принтом, кожаные танкетки с открытым носом, шелковый топ обнажает веснушчатые плечи. Одета она получше меня. Один из тех учителей, кого негласно поддерживают ученики, потому что ее жизнь кажется такой похожей на нашу. Она – это что-то знакомое.
В мой первый день она сама представила меня классу, а не заставляла вставать и рассказывать что-то о себе, как поступали прежде все другие учителя. Таким образом, миссис Поллак спасла меня от унижения.
– Так вот, ребята, «Бесплодная земля» тяжелое произведение. На самом деле очень трудное. На уровне колледжа, но я думаю, вы справитесь с ним. Вы в деле?
Она получает в ответ несколько равнодушных поддакиваний. Я молчу. Еще не время размахивать своим флагом заучки.
– Ну же. Вы можете лучше. Вы в деле? – На этот раз до нее доносятся бодрые возгласы, включая и мой. Я думала, что дети здесь озабочены только шмотками, звездными сплетнями и дорогими поездками, о которых они потом рассказывают в эссе для колледжа. Возможно, я поторопилась списать их со счетов.
– Ладно, вот как мы будем изучать Элиота. Вы объединитесь в команды по два человека, и следующие два месяца еженедельно будете обсуждать эту поэму вместе. – О нет. Нет. Нет. Нет.Знаете, что еще хуже того, чем быть новенькой в школе? Быть новенькой, которой нужно найти партнера. Дерьмо.
Мой взгляд мечется по классу. Тео и Эшби впереди, и он совершенно точно не поможет сводной сестре. Две блондинки, которые обсмеяли меня чуть раньше, сидят справа от меня. Выяснилось, что их зовут Кристал (блондинка) и Джем (платиновая блондинка), что было б забавно, если бы они не были такими противными1. Смотрю налево. Девушка рядом со мной в крутых дизайнерских очках и поношенных джинсах похожа на тот тип людей, с которым я могла бы подружиться. Но прежде чем я успеваю придумать, как попросить ее объединиться со мной, она поворачивается к соседу и заканчивает с вопросом «давай будем партнерами», даже не раскрывая рта.
Внезапно весь класс разбился на парочки. Я осматриваюсь, пытаясь скрыть отчаяние, хотя в уголках глаз уже собралась влага. Мне нужно поднять руку и сказать миссис Поллак, что у меня нет партнера? Умоляю, Боже, нет. В тот момент, когда я сгибаю руку, готовая в поражении поднять ее, кто-то тычет мне в спину ручкой. Я облегченно выдыхаю и поворачиваюсь. Мне все равно кто это. К слову, о выпрашивающих милостыню.
Да. Ладно.
Бэтмен.
Мой живот сжимается от смущения. Он одаривает меня легким кивком, как делает Тео, приветствуя парней, но в этот раз ошибки быть не может: очевидно, он просит меня быть его партнером. Взгляд его голубых глаз пронзает меня практически до боли, как будто он не просто смотрит на меня, а проникает в душу. Взвешивает «за» и «против». Проверяет, достойна ли я потраченного времени. Я моргаю, опускаю взгляд и киваю в ответ с легкой улыбкой в качестве признания. Я поворачиваюсь вперед и собираю волю в кулак, чтобы не прикоснуться к щекам и унять жар.
Оставшуюся часть урока меня терзает вопрос, почему Бэтмен выбрал именно меня. Может, я выгляжу умной? А если я выгляжу умной, значит ли это, что я выгляжу чудаковатой? Мысленно пробегаюсь по своему прикиду: клетчатая рубашка на пуговицах, джинсы c отворотами, старые потрепанные кеды. Школьная униформа из Чикаго за минусом куртки. Не к чему придраться, особенно если учесть отсутствие вязаной резинки. Моя первая догадка заключается в том, что по какой-то причине он просто совершил добрый поступок. Вероятно, я выглядела жалкой, дико озираясь по классу в поисках желающих, особенно после того, как он лицезрел мой конфуз в первый день занятий и то, как меня уделала Джем. Даже Кен Эбернати, у которого, если верить НН, проблема с газами, сразу же нашел партнера.
Звенит звонок, и мы убираем наши ноутбуки – конечно же, я единственная у кого нет модного, тонкого компьютера – Бэтмен останавливается возле моей парты, вновь одаривая меня убийственным взглядом. Мне показалось или он смотрит на меня с антипатией? Не может же он быть так жесток. Выбрав меня, он сделал доброе дело. Не помню, чтоб я уделяла время новичкам в старой школе. Горячим и милым. Это. До. Добра. Не. Доведет.
До меня во время доходит, что пора бы прекратить пялиться, и заговариваю первой:
– Так ты хочешь обменяться номерами или как? – спрашиваю я, проклиная себя за нервозность в голосе, что делает меня похожей на тех девиц, которые собираются вокруг него на обеде. Просто причина в том, что я мало разговаривала за последние недели. Мы со Скарлетт преимущественно обмениваемся смсками. Отец так занят поисками новой работы и своей новой женой, что мы едва виделись друг с другом. Да и в любом случае, сейчас он не списке моих фаворитов. Мне не нравится его новая версия: рассеянная и женатая на незнакомке, втянувшая меня в несуразную жизнь и ничего при этом не объяснившая.
Вот и все. Совокупность людей, оставшихся в моем мире.
– Неа. Я просто сам выполню задание и впишу наши имена. – Парень даже не дожидается моего ответа, а просто еще раз кивает, будто я уже дала согласие. Как если бы он спросил, а я ответила.
Мда. Может он в конечном итоге и не такой уж и милый.
– Но... – Но что? Я так хотела быть твоим партнером? Я тащусь от твоего взгляда серийного убийцы? Или еще хуже: «Да, спасибо»? Я не договариваю. Просто опускаю взгляд на свою кожаную сумку для книг, которую считала классной до тех пор, пока не оказалась здесь и не поняла, что у всех есть модные сумочки французского бренда, частенько упоминающегося в рэп-песнях.
– Не парься. Ты получишь отлично.
А потом Бэтмен уходит так быстро, что у меня складывается впечатление, будто мне он только показался. Как извращенная версия супергероя. И вот я в одиночестве собираю свои вещи, задаваясь вопросом, сколько еще времени пройдет, пока кто-то заговорит со мной снова.

Джули Баксбаум-"Расскажи мне три истории"Место, где живут истории. Откройте их для себя