«Неужели это я спал? — сказал про себя Левко, вставая с небольшого пригорка. — Так живо, как будто наяву!.. Чудно, чудно!» — повторил он, оглядываясь. Месяц, остановившийся над его головою, показывал полночь; везде тишина; от пруда веял холод; над ним печально стоял ветхий дом с закрытыми ставнями; мох и дикий бурьян показывали, что давно из него удалились люди. Тут он разогнул свою руку, которая судорожно была сжата во все время сна, и вскрикнул от изумления, почувствовавши в ней записку. «Эх, если бы я знал грамоте!» — подумал он, оборачивая ее перед собою на все стороны. В это мгновение послышался позади его шум.
«Не бойтесь, прямо хватайте его! Чего струсили? нас десяток. Я держу заклад, что это человек, а не черт!» — так кричал голова своим сопутникам, и Левко увидел себя схваченным несколькими руками, из которых иные дрожали от страха. «Скидывай-ка, приятель, свою страшную личину! Полно тебе дурачить людей! — проговорил голова, ухватив его за ворот, и оторопел, выпучив на него глаз свой. — Левко, сын! — вскричал он, отступая от удивления и опуская руки. — Это ты, собачий сын! вишь, бесовское рождение! Я думаю, какая это шельма, какой это вывороченной дьявол строит штуки! А это, выходит, все ты, невареной кисель твоему батьке в горло, изволишь заводить по улице разбои, сочиняешь песни!.. Эге, ге, ге, Левко! А что это? Видно, чешется у тебя спина! Вязать его!
— Постой, батько! велено тебе отдать эту записочку, — проговорил Левко.
— Не до записок теперь, голубчик! Вязать его!
— Постой, пан голова! — сказал писарь, развернув записку, — Комиссарова рука!
— Комиссара?
— Комиссара? — повторили машинально десятские.
«Комиссара? чудно! еще непонятнее!» — подумал про себя Левко.
— Читай, читай! — сказал голова, — что там пишет комиссар?
— Послушаем, что пишет комиссар! — произнес винокур, держа в зубах люльку и вырубливая огонь.
Писарь откашлялся и начал читать: « Приказ голове, Евтуху Макогоненку. Дошло до нас, что ты, старый дурак, вместо того, чтобы собрать прежние недоимки и вести на селе порядок, одурел и строишь пакости… »
— Вот, ей-богу! — прервал голова, — ничего не слышу!
Писарь начал снова: «Приказ голове, Евтуху Макогоненку. Дошло до нас, что ты, старый ду… »
