"Сказки"

ЗАМОК ЖИЗНИ

Несколько лет тому назад был я на Капри, одном из прелестнейших островов Неаполитанского залива. В один из прекрасных осенних дней, тихих, солнечных, захотелось мне прокатиться на лодке в Пестум, а по дороге - заехать в Амальфи и Салерно.
Исполнить это было весьма нетрудно. На берегу находились рыбаки, собиравшиеся возвратиться с ловли; взять постороннего было им на руку. Усевшись в лодку, я увидал
четверых рыбаков с приятною наружностью, жилистыми руками и смуглыми от солнца
лицами; в числе же моих спутников была и маленькая девочка лет восьми или девяти, с
прекрасно развитою талией, загорелым личиком и парой чёрных живых глаз, которые то
повелевали матросами с величием итальянки, то просили с ребячьей грацией. Это была дочь хозяина лодки. Я убедился в этом по
гордой улыбке, с какой хозяин указал мне на девочку, когда я сел в лодку.
Мы вышли в море, каждый взялся за весло, один я ничего не делал и посадил девочку к себе на колени, желая поговорить с ней и услыхать из её маленьких губок простонародное неаполитанское
наречие, которое так приятно звучит в ушах.
- Поговорите с ней, ечеленца, - сказал мне торжествующим голосом рыбак, - вы подумаете, что говорите с маркизою; она у нас хоть маленькая, а учена, что твой
канонник. Если хотите, она расскажет вам про короля Длиннаго Старцу, что выдал
дочку свою замуж за змия, или про Вардиелло, что разбогател благодаря своей глупости. А то, может быть, хотите узнать про Волшебную Лань, или про Лешего, который дал Антону Марелиано палку, исполнявшую за него все обязанности, или про
Замок Жизни?..
- Ну ладно, про Замок Жизни! - перебил я, желая остановить рыбака, который готов был насчитать столько же сказок, сколько шариков на чётках.
- Нунциата, дитя моё, - сказал торжественно хозяин, - расскажи же ечеленце сказку про Замок Жизни, да расскажи так, как тебе не раз рассказывала мать.
А вы, - обратился он к гребцам, - тише пускайте на воду весла, чтобы всем было слышно.
Лодка без шума скользила по неподвижной воде, и мягкий свет солнца обагрял горы и освещал воду; между тем мы молча и со вниманием более часу слушали ребёнка, рассказывавшего нам волшебные сказки посреди очаровательной природы.

***

Жила когда-то, - важно начала свой рассказ Нунциата, - в Салерно добрая старушка рыбачка и не было у неё никаких сокровищ и даже никакой подпоры кроме двенадцатилетнего внука-сироты, у которого отец утонул во время бури, а мать померла с горя. Ласковый (таково было имя того ребёнка) только и любил на свете,
что бабушку. Каждое утро до рассвета ходил он с ней на берег собирать раковины или помогать ей вытаскивать сеть; сам он пока
не мог ещё ни ловить рыбу, ни бороться с волнами, погубившими его родных. Ласковый был строен, красив и мил, и когда он с корзинкой рыбы на голове входил в город, то каждый старался купить у него, так что он продавал всю рыбу, не успевши ещё дойти до рынка.
По несчастию, бабушка была очень стара; у неё был всего один зуб во рту, голова тряслась, а глаза были такие красные и больные, что она ими почти совсем ничего не видела. С каждым утром ей становилось неё труднее вставать, и бабушка чувствовала, что ей недолго оставалось жить. И потому каждый вечер, прежде чем Ласковый закутывался в одеяло и ложился на полу спать, бабушка давала ему добрые советы на случай, когда он останется один на свете: - говорила ему, с какими рыбаками надо знаться, каких избегать, объясняла ему, как
трудолюбием, благоразумием и смелостью он может проложить себе в жизни дорогу и добиться того, чтобы иметь свою лодку и
сети. Бедный мальчик не внимал этим мудрым советам, и только бабушка начинала серьёзно говорить, он кричал: - Бабушка, бабушка, не оставляй меня! У меня есть руки, я силён и скоро буду в состоянии работать за двоих. Но если, вернувшись с моря, я не найду тебя, бабушка, к чему мне жить?"
И Ласковый плакал, целуя бабушку.
- Милый мой внучек, - сказала однажды бабушка, - я не оставлю тебя таким сиротой, как ты воображаешь. У тебя, после моей
смерти, будут две покровительницы, и не один принц тебе не позавидует; Много лет тому назад я оказала услугу двум важным дамам; они не забудут тебя, когда придёт час позвать их; час этот наступит скоро.
- Какие же это две дамы? - спросил
Ласковый, привыкший видеть в своей хижине только рыбачек.
- Это - две феи, отвечала бабушка, -
очень важные феи; одна - водяная, другая - лесная. Слушай же, моё дитя. Я вверю тебе тайну, которую ты так же храни, как я, твоя бабушка, оставляющая тебе счастье и богатство.
Десять лет тому назад, в тот
самый год, когда умерли твои отец и мать, однажды с рассветом я пошла на берег собрать раков, уснувших в песке, как вдруг
увидала зимородка, тихо подплывавшего к берегу. Я пригнулась к земле и спряталась
за скалу, так как зимородок - птица божья и её нужно беречь. Я не шевелилась, чтобы не спугнуть её. В это же самое время из расщелины скалы показалась зелёная змея и поползла, расправляя свои большие кольца,
по песку к птице. Встретились они как старые знакомые, и змея обвилась вокруг шеи зимородка, точно она его нежно целовала. Так, обнявшись, оставались они несколько минут, потом быстро расстались, змея вползла в расщелину, а птица спустилась на воду, и волны унесли её.
- Очень я удивилась тому, что видела, и когда на другой день пришла в тот же час на берег, зимородок был на песке, а змея выползла из своего убежища. Это были две феи, - в этом нельзя было сомневаться, и, быть может, две очарованные феи, которым я могла бы служить чем-нибудь.
Но как? Показаться им - значило сделать им неприятное и самой подвергнуться опасности.
Я рассудила лучше ждать более
удобного случая, который непременно должен был представиться. С месяц ходила я в эту засаду и видела одно и то же зрелище, как вдруг однажды заметила, что на место свидания прежде всех явился чёрный кот и
спрятался за скалою почти около меня.
Черный кот, думала я, непременно волшебник, - так мне всегда рассказывали в детстве, и я дала себе слово наблюдать за ним. И действительно, только что зимородок и змея поцеловались, как кот вышел из засады, распустил свой хвост и бросился
на несчастных. Теперь пришла пора и мне броситься на разбойника, державшего свои
жертвы в убийственных когтях. Я схватила его, несмотря на то, что он сопротивлялся и исцарапал мне до крови руку, и, зная, с кем имею дело, без всякой жалости отрубила ножом чудовищу голову, лапы и
хвост и ждала, чем всё это кончится.
Я ждала недолго. Только что бросила мёртвого кота в море, как предо мной явились две прекрасные женщины: одна - в венке из белых перьев, а другая - с шарфом из змеиной шкуры. Это были, как я уже говорила, феи: водяная и лесная. Очарованные злым духом, узнавшим их тайну, они должны были остаться змеёй и зимородком до той поры, пока чья-нибудь рука не избавит их от их врага. Они мне были обязаны свободою и могуществом.
- Проси у нас чего хочешь, - сказали феи, - твои желания будут тотчас исполнены.
Я подумала, я уже стара и столько
натерпелась в жизни, что не стоит начинать её сызнова. Между тем придёт время - подрастёт внучек, ему захочется насладиться жизнью, захочется быть богачом, дворянином, генералом, маркизом, а, может быть, и принцем, и всё это я могу дать ему; одна подобная счастливая минута вознаградит меня за восемьдесят лет нищеты и страданий.
Я поблагодарила фей и попросила их отложить свои добрые намерения до тех пор, пока мне что-нибудь не понадобится.
Тогда фея вод вынула из венка пёрышко, а фея лесов сняла со змеиной шкурки чешуйки.
- Добрая женщина, - сказали они, -
когда мы тебе будем нужны, положи это пёрышко и эту чешуйку в сосуд с чистой водой, пожелай, чего хочешь, и позови нас.
Где бы мы ни были, мы явимся к тебе и рассчитаемся с тобою за сегодняшнюю твою услугу.
Я наклонила голову в знак благодарности, но когда снова её подняла, всё исчезло; даже руки мои не были в крови, и я готова была принять всё виденное мною за сон, если бы в руках у меня не было чешуйки и пёрышка.
- А где, бабушка, эти сокровища? - спросил Ласковый.
- Я сберегла их, моё дитя, и хотела
отдать их тебе тогда, когда ты вырастешь, станешь человеком и сумеешь ими воспользоваться.
Теперь, когда смерть разлучает нас, пришла пора передать тебе эти талисманы. В квашне ты найдёшь деревянный ящичек, завёрнутый в тряпки, а в нём картонную коробочку, завёрнутую в паклю; и в этой коробочке лежат пёрышко и чешуйка, бережно завёрнутые в вату. Берегись, не сломай их, бери осторожно, я скажу тебе, что делать потом.
Ласковый принёс коробочку и подал её бедной старушке, которая уже не в состоянии была сама встать с постели. Бабушка достала
оба талисмана.
- Теперь, - сказала она внуку, вручая ему талисманы, - поставь посреди комнаты тарелку с водою, положи туда пёрышко и чешуйку и пожелай сам, чего хочешь; проси
богатства, ума, почестей, могущества и всего, что знаешь. Но так как я умираю, то прежде чем ты выскажешь свои желания,
которые разлучат нас навсегда, поцелуй меня в последний раз, моё дитя, и прими моё благословение; пусть и оно будет для тебя одним из талисманов.
Но, к удивлению старушки, Ласковый ни за поцелуем, ни за благословением не подходил к бабушке; а быстро поставил среди
комнаты полную тарелку воды, бросил в неё пёрышко и чешуйку и крикнул от полного сердца: "Я хочу, чтобы бабушка жила вечно!
Фея вод и фея лесов, явитесь!"
И вот вода начала кипеть, тарелка превратилась в огромный бассейн, и из него вышли две красивые молодые женщины, в которых мальчик сейчас же по волшебным
палочкам в их руках узнал фей. На одной из фей был венок из листьев дикого терновника, переплетённых с красными ягодами, а в ушах алмазные серьги, похожие на жёлуди в чашечках; одета она была в зелёное платье, а сверху была перевязь из полосатой кожи, которая завязывалась на
правом плече. Что же касается до феи вод, то на ней был головной убор из тростника, белое платье, опушённое перьями гагары, и
голубой шарф, который временами поднимался над её головой, надуваясь словно парус. Обе прелестные дамы взглянули на
Ласкового, который спрятал своё лицо на груди у бабушки, дрожа от страха и удивления.
- Мы здесь, моё дитя, - сказала фея
вод, - начавшая разговор, как старшая фея. Мы слышали, что ты сказал; твоё желание делает тебе честь, но мы можем лишь помочь задуманному тобой желанию, а осуществить его ты можешь только сам. Мы в состоянии на некоторое время продлить жизнь твоей бабушки, но для того, чтобы она могла вечно жить, ты должен идти в Замок Жизни, который лежит дня на четыре пути по
направлению к Сицилии. Там есть источник живой воды. Если ты берёшься пройти эти четыре дня, не совращаясь с дороги, если ты, придя в замок в состоянии будешь отвечать на три вопроса, которые предложит тебе голос невидимого для тебя существа, то ты найдёшь там то, чего желаешь; но, дитя моё, прежде нежели решиться на этот подвиг, обдумай его: на предстоящем пути много опасностей. Если из четырёх дней ты и один не достигнешь назначенной цели, ты
не только не получишь того, чего так сильно желаешь, но даже не выйдешь из той страны, из которой никто не возвращался.
- Я иду, добрая фея, - сказал Ласковый.
- Но ты очень молод, дитя моё, и даже не знаешь дороги, - сказала фея лесов.
- Всё равно, - ответил Ласковый, - вы не остановите меня, а для спасения бабушки я пойду хоть на край света.
- Подожди же, - сказала фея лесов, и, оторвав кусок свинца от разбитой оконной рамы, сжала его в своей руке.
И свинец начал плавиться и кипеть, но жар, казалось, вовсе не беспокоил фею; потом она бросила металл на очаг, и свинец застыл
и тысяче различных форм.
- Что ты видишь во всём этом? - спросила фея - Мне кажется, - ответил Ласковый, внимательно посмотрев на свинец, - что я
вижу, большую испанскую собаку с длинным хвостом и большими ушами.
- Позови её к себе, - сказала фея.
И вдруг послышался лай, и вместо свинца Ласковый увидал перед собою собаку огненного цвета с чёрными пятнами, которая бросилась к нему и стала резвиться и скакать вокруг него.
- Это - твой товарищ, - сказала фея, - назови его Верным; он будет показывать тебе дорогу; но предупреждаю тебя, что ты должен управлять им, а не он тобой. Если
ты сумеешь заставить его слушаться тебя, он будет служить тебе; если же ты будешь его слушаться, он погубит тебя.
- Неужели же я ничего тебе не дам,
мой бедный Ласковый, - сказала фея вод.
И, посмотрев вокруг себя, фея увидала на полу кусочек бумаги и бросила его в камин. Бумага загорелась, и когда пламя потухло, показались тысячи искорок, которые летали одна за другой. Внимательно следила фея за искорками и, когда последняя угасла, дунула на пепел, и из него послышался слабый птичий крик, потом вылетела испуганная
ласточка и заметалась по углам,
пока не уселась наконец на плечо к Ласковому.
- Это - твоя подруга, - сказала фея
вод, - ты назовёшь её Задумчивою; она также будет показывать тебе дорогу; но и я предупреждаю тебя, что ты должен управлять ею, а не она тобой. Если ты заставишь её повиноваться тебе, она будет служить тебе; если же ты будешь ей подчиняться, она погубит тебя.
- Пошевели этот чёрный пепел: может, и там найдёшь что - нибудь, - сказала добрая фея вод.
Ласковый повиновался и вынул из пепла флакон из горного кристалла, блестевшего, как алмаз. "В него, - сказала фея, - надо
налить живой воды, потому что эта вода может разорвать всякий сосуд, сделанный человеческими руками".
Около флакона Ласковый
нашёл кинжал с треугольным
клинком. Кинжал был похож на стилет его отца рыбака, до которого ребёнку запрещено было дотрагиваться; с этим оружием
можно было идти на самого ужасного врага.
- Сестра моя, я не хочу быть менее из нас великодушною, - сказала другая фея и, вынув соломинку из единственного стула в доме, дунула на неё. Соломинка
обратилась в чудесное ружьё, украшенное золотом и перламутром. Другая соломинка превратилась в охотничью сумку, которую Ласковый тотчас же надел на себя; она к нему очень шла; можно было подумать, что какой-нибудь принц собрался на охоту.
Ласковый был так хорош, что бабушка, увидав его в таком наряде, заплакала от радости и изумления.
Когда феи исчезли, Ласковый поцеловал добрую старушку, сказал ей, чтобы она дожидалась его, и встал на колени, чтобы получить от неё благословение. Бабушка давала ему разные добрые советы, просила его быть справедливым, добрым и в особенности не совращаться с прямого пути.
"Не ради меня, - прибавила бабушка, - не для меня старухи, которая принимает смерть с радостью и только сожалеет, что
тебе пришло в голову такое желание, а ради тебя, дитя моё, чтоб ты вернулся; я не хочу умирать до тех пор, пока ты не придёшь закрыть мне глаза."
Было уже поздно. Ласковый лёг на пол и от волнения думал провести бессонную ночь; но сон скоро посетил его, и он проспал всю ночь, между тем как бабушка смотрела в лицо своего внучка, освещённое мерцающим огоньком лампы, и не могла на
него налюбоваться.