Голос его был едва различим и хрипл, движения скованы и нарочито медлительны, мысли неровны и спутаны. Надменный бархатистый голос медленно передвигался по квартире, изящно огибая выглядывающие из-за углов коробки. Он редко придавал значение тому что бубнил себе под нос - сегодня это были едкие замечания о чрезмерной глупости Джонатана Харкера. На безэмоциональном в повседневности лице отражались усталость и обреченность. Тоска снедала его уже который месяц.
...
К нему иногда обращались люди за поддержкой, рассказывая ему подробности жизни и ее проблем. Обычно с такими рассказами обращались к девушкам, не зная о их болтливости, но он был исключением. Непонятным исключением. Да он молчал о их недостатках, хотя про себя отмечал блестящую кожу и лишний вес. Он молчал даже когда спрашивали напрямую о каком-либо человеке. Но он все равно с недоумением смотрел на подошедшую со словами "ты не мог бы мне помочь" девушку. Она начала свой рассказ непростительно издалека. Из-за этого допущения он одарил насмешливым взглядом ее кардиган. "Мы начали встречаться три месяца назад... ах, он такой несносный... как я вообще на него повелась!? о боже он меня бросит! а я ведь так его люблю..." и так далее. Он стоически выслушал до конца ее занимательный монолог и сочувственно кивнул. А она медленно, но верно подходила к нервному срыву и слезам. Тихо и успокаивающе, он положил руки ей на плечи, которые начали отчаянно сотрясаться. Она проплакала пять минут (!) и резко остановилась, вытирая слезы. Его лицо оставалось спокойным, лишь на миг ошалев от столь резкой перемены настроения. Благодарность, крепкие объятия, влажный поцелуй в щеку и она наконец убежала по делам. Зеленые глаза закатились и снова вернулись в привычное безрадостное положение невидящего взгляда в никуда.
Он действительно был счастливее, если б люди не набрасывались на него с этим, но отказать он не мог... Людские правила, нормы общения, школьная система репутаций: поможешь/обидишь одного- заработаешь соответственную репутацию. Он не умел быть злым. Не мог расстроить человека просто от скуки. Не защищал свою точку зрения, а лишь отмахивался согласием от кого-то. Но он умел быть закрытым и необщительным. Это как особый талант. При желании он мог обзавестись другом, необходимость в котором пропадала так же внезапно, как и появлялась, но по большей части он хотел быть один и записывать истории, рассказанные накануне. Так же он любил книги. Ему не просто нравилось читать и вникать в сюжет и фабулы, а как музыканту не просто нравится композиция - он видит ее насквозь, может рассказать о писавшем ее, может раскрыть ее посыл, определить своеобразную подпись создателя. Он тратил на книги большую часть своей жизни и часто из-за них впадал в бессонницу. По причине этой страсти его стол, шкаф и тумба были в полном раздрае. Кучи бумаг, книг и тетрадей уже теряли статус неприметной кучки и, сместившись на пол, приобрели статус горы, возвышающейся над так же забитым книжным шкафом.
