Впервые она настигла меня зимним февральским утром, когда я лежала на мятой белой простыне и смотрела в светло-кремовый потолок своей комнаты.
Воспоминания о вчерашнем дне терзали мою душу, глаза превратились в две красные воспалившиеся щелки и мысли были пропитаны ненавистью ко всему живому и к себе в большей мере. Короче говоря, утро было паршивым.
До звонка будильника оставалось несколько минут: я отключила его сразу, чтобы он не раздражал меня своим пиликаньем.
Я слышала шаги матери в коридоре, поэтому посидела пару минут, прежде чем выходить, чтобы не натолкнуться на неё в таком виде.
Мои родители разводятся уже как три месяца, но мне как-то все равно. Я не ломаю трагедий на эту тему: они взрослые люди и сами разберутся, что им делать. Вместо того, что бы рыдать из-за этого и устраивать им бессмысленные истерики, я могу просто поддержать их решение и дать им понять, что я уже не ребенок. Думаю, им лучше развестись, чем жить вместе, но в ненависти. Нашу семью и до этого нельзя было назвать образцовой или любящей: мы всегда жили как чужие, теплых или хотя бы доверительных отношений между нами никогда не было. А развод - это их решение и их отношения, а мне и моим младшим уже не три года, чтобы они жили «ради детей».
Я села и уловила свое отражение в зеркале на шкафу. Серебристая поверхность отразила все: свежие раны от лезвий на омерзительно жирных ляжках, растрепанные волосы, мятая кожа на щеках, жирные щеки, жир, жир, жир!
Слезы снова задушили горло. Я никогда не видела более омерзительно существа, чем того, кого видела в зеркале.
Пальцы машинально схватили черное покрывало для кровати, лежащее подо мной и я накинула его на дверцу шкафа, чтобы не видеть это гадкое отражение. Несколько секунд полюбовалась проделанной работой и подумала, что лучше закрыть его, чем в сердцах разбить.
На этой ноте я вышла из комнаты и зашагала в ванную, где изо всех сил старалась не смотреть в очередное зеркало. Но каждый раз, краем глаза, каким-то боковым зрением я улавливала убогую физиономию с зубной пастой вокруг потрескавшихся, кровоточащих губ, опухшие глаза, непропорционально огромным щекам маленький нос, заросшие черные брови и омерзительно сальные, запутанные русые волосы. Я была даже не невзрачна, я была уродлива. Все мысли о том, что «каждый красив, но по-своему», мгновенно улетучились, стоило мне лишь взглянуть на себя.
Я запустила себя. С самого начала. Опустилась на дно, на самое дно.
Ладонью дотронулась до живота. Рука буквально утонула в складках. Жир. Жир. Жир. Меня охватило странное наваждение, поэтому я отдернула руку начала лихорадочно тереть пальцы мылом. Мне казалось, что вся моя рука пропитана омерзительным и липким жиром, что он буквально течет из моего живота через кожу.
- Ты скоро? - раздался громкий стук в двери, когда вода перестала течь, а мыло уже находилось в мыльнице. Я с безумным взглядом разглядывала пухлую руку и короткие пальцы, в надежде, что смыла весь жир. И даже подкожный.
- Уже выхожу.
Повозившись с защелкой, я открыла двери.
Моя мать стояла в любимом цветастом халате, её аккуратные крашенные медно-рыжие волосы спускались чуть ниже плеч, пальцы были унизаны цветными камнями, но, несмотря на всю яркость её внешности, лицо её выражало озабоченность и усталость. Темно-зеленые глаза, всегда светившиеся радостью, сейчас были блеклые, словно кто-то присыпал их пеплом.
Не сворачивая на кухню, я вернулась в свою комнату. Я пропустила завтрак. Впервые. Сейчас голод не чувствовался и я не понимала, чем мне все это обернется.
Я снова села на кровать и посмотрела на весы. Что мной овладело в тот момент? Не знаю.
Это было похоже на страх, некую фобию. Но несколько минут я просто боялась смотреть на цифру. Я кидала взгляд куда угодно: на плакаты на стене, на книги, калейдоскопом рассыпанные по столу, на гитару в углу. Но не вниз. Не на цифру.
Мне пришлось сильно побороть себя, что бы опустить взгляд. Восемьдесят килограмм. Восемь десятков гребанных килограмм. Восемьдесят тысяч грамм.
В моем теле половина лишних килограмм. Цифра, словно бритва, резанула по глазам. Их снова зажгло, но я не заплакала. Слез не осталось.
Теперь ненависть превратилась в жалость и стремительно перерастала в агрессию.
Быстро натянув на себя мешковатый свитер и джинсы, я направилась к автобусу, чтобы появиться в школе.
Единственное, чего мне сейчас хотелось - испариться, исчезнуть.
Или хотя бы получить амнезию, просто лежать, смотреть на вьюгу за окном и не думать, не думать, не думать...***
В моей жизни было четыре главных имени, которые перевернули её. Четыре имени, которые внесли в неё что-то важное, какой-то урок. Тогда я не обращала на это никакого внимания, меня не волновали люди, как результат социальной эволюции, как личности, как что-то неповторимое. Но все изменилось, и четыре имени были буквально запекшимися ранами у меня на сердце.
На большой перемене я сидела в школьной столовой за последним столом. Я не ела. Я смотрела и ждала. Ждала тех, кто предал меня. Смотрела на тех, кто стал мне противен.
Мне больше не виделись люди. Мне виделись животные, зависимые от пищи, как наркоманы от героина. Они забивали свое брюхо, орали с набитым ртом и жирели. Они пихали в рот все, что лежало на их подносах и даже не задумывались, что положили в глотку и чем это чревато.
Две мои одноклассницы, девушки средней комплекции жевали жареные пирожки. Они сидели прямо за соседним столом, и я видела, как по их пальцам текло масло от пирожков, в котором они жарились. Я видела, как они пережевывали эту однородную массу, представляла, что происходит в их организме и мне хотелось блевать. Мне казалось, что еще немного и меня вырвет, и порадовалась, что ничего сегодня не ела.
Чтобы больше не видеть этой картины я отбросила взгляд, словно кинжал и уставилась в темно-синюю юбку бывшей подруги.
- Привет, дорогая, - она шаблонно наклонилась ко мне и обняла. Анна, так звали её, села рядом со мной и начала рассказывать какую-то историю.
Анна - первое имя.
Я мысленно называла её лгуньей и лицемерной мразью, но молча слушала её разговоры. Зачем устраивать скандал, когда я могу посмотреть, что будет дальше. Смешно наблюдать за её игрой, когда я знаю правду. Слушая её и наблюдая за кажущимися искренними улыбками я понимала, что драмкружок она посещала очень усердно.
Мой взгляд скользнул по её длинным, аккуратным волосам, цвета старого золота, спускавшимся до самой талии. Её светло-голубая блузка прекрасно подчеркивала осиную талию, красивый изгиб груди и открывала выпирающие ключицы. Она сидела на диетах, сколько я себя помню. Не удивительно, что такая как она, считала меня объектом для издевательств и поливала грязью за моей спиной.
Зависть сыграла со мной злую шутку, и я поняла, что не могу находиться с ней ни минуты больше. Сухо соврав, что мне стало плохо, я ушла, чувствуя на себе её озадаченный взгляд.
ВЫ ЧИТАЕТЕ
Жажда совершенства
Подростковая литератураМоё имя не имеет значения .Гораздо важнее название моего диагноза. Вы знаете, что такое анорексия? Вы слышали об этом заболевании? Она часто ассоциируется с обтянутыми одним словом кожи рёбрами, торчащими костями и неестественной худобой. Но это не...