Майкл больше не был собой.
Он лежал на чужой кровати, пялясь в потолок комнаты, где очутился всего день назад. Голова кружилась, тошнило; всю ночь Майкл спал плохо, урывками, видел кошмары. Прежняя жизнь разлетелась на части, рассудок сдавал. Само окружение – чужая комната, чужая кровать – беспощадно напоминало о том, что впереди – страшные чистые страницы. Страх жидким пламенем тек по венам.
А семья? С ними – что? Всякий раз при мысли о родных силы таяли еще быстрее.
Первые проблески рассвета – бледного и сумрачного – зловеще озарили занавески на окнах. Рядом с кроватью стоял гроб – жуткий, будто настоящий погребальный ящик, выкопанный из могилы. В голове возник пугающий образ: гнилое дерево дает трещину, и наружу вываливаются человеческие кости. Как теперь смотреть на вещи вокруг? Настоящие вещи. Да и что такое «настоящее»? У Майкла будто выбили почву из-под ног, лишили всех знаний о мире.
Мозг – теперь его мозг – не мог справиться с поступающей информацией.
Майкл чуть не рассмеялся.
Он ведь обзавелся настоящим человеческим мозгом меньше суток назад! Бездна в желудке увеличилась вдвое.
Неужели все это правда?
Прежняя жизнь – лишь творение искусственного интеллекта. Данные, нули и единицы. Программный код. Искусственное существование. Список эпитетов можно было бы продолжать до бесконечности, и каждый звучал бы ужасней другого. Майкла прежде на самом деле не было, и вот он вынырнул из виртнета в теле настоящего человека. Спасибо Доктрине смертности. Майкл жил, дышал в чужом теле, украв чужую жизнь. Стал чем-то, чего даже не понимал. Прежние представления о мире трещали по швам. Разваливались.
Верить в происходящее или нет? Вдруг он перешел на другой уровень «Бездны жизни»? Как проверить, что реально, а что – нет? Сомнения сводили с ума.
Майкл уткнулся лицом в подушку и заорал. Голова – не своя, непривычная – болела от обилия мыслей, каждая из которых лезла наверх, только бы ее думали. Только бы ее переварили и приняли. Человеком Майкл переживал боль точно так же, как и утилитой. От этого он еще больше путался. До вчерашнего дня Майкл и помыслить не мог, что он – лишь строка кода. Это просто не укладывалось даже... в искусственной голове. Майкл наконец рассмеялся, отчего голова разболелась сильнее. Неприятное чувство разлилось вниз по горлу, в груди.
Майкл снова закричал. Не помогло. Тогда он заставил себя сесть на краю кровати. Коснулся голыми ступнями холодного деревянного пола не своей квартиры. У него-то дома пол выстилал мягкий ворсистый ковер; в том доме было спокойнее, уютнее, безопаснее. А здесь – холодно, жестко. Хотелось поговорить с гувернанткой Хельгой. Хотелось к родителям.
Такие мысли грозили добить Майкла окончательно. Он старался не обращать на них внимания или запрятать поглубже, обратно в водоворот к тысячам других, однако они вновь поднимались наверх. Ждали, когда их обдумают.
Хельга. Мама и папа.
Если верить Каину, они не более реальны, чем тщательно прописанные ногти прежнего Майкла. Не более натуральны, чем его воспоминания. Он так и не узнает, что ему полагалось помнить согласно программе, а что он действительно пережил в коде «Бездны жизни». Сколько он вообще существует? Два месяца? три года? сто лет?
Он попытался вообразить, что ни Хельги, ни родителей вообще никогда не было, что они придуманы, написаны программой... Не получилось. Что-то тут не клеилось.
Боль, разливаясь в груди, сжала в стальных тисках сердце. Майкла охватило горе. Он рухнул на кровать и уткнулся лицом в подушку. Впервые заплакал, пролив настоящие слезы, которые ничуть не отличались от виртуальных.
