Ты - лучший (Мэй Сандра)

***

Яномами очаровали Морин с первой минуты. Во-первых, они появились как из-под земли, вернее из травы, и сразу защебетали на странном и певучем языке, улыбаясь белоснежными улыбками и отчаянно кивая ей в знак приветствия. Самые высокие мужчины доходили Морин примерно по грудь, а дети выглядели самыми настоящими эльфами. Опасения Джона насчет того, примут ли они ее, оказались беспочвенными - яномами были явно рады ее появлению.

В селении Морин подвели к вождю - старенькому, сгорбленному, но очень шустрому старичку, одетому в шикарную хламиду из звериных шкур. Его соплеменники обходились практически без одежды. Морин с грустью отметила, что красавиц среди девушек почти нет, во всяком случае, на взгляд европейца. Впрочем, все с лихвой возмещали природные добродушие и благожелательность индейцев. Они наперебой старались оказать гостье почет. Джона это несколько озадачило.

Улучив момент, она спросила его, о чем это толковали индейцы, показывая на ее волосы. Джон пояснил:

- У них рыжих нет. Это как дар бога. Сама понимаешь какого.

- Какого?

- Бога солнца, какого же еще? Они называют тебя... ну, не важно.

- Нет, скажи! Так нечестно!

- Хорошо, хорошо, только не шуми. Благословением они тебя назвали.

- Ого! А чьим?

- Ну... моим.

Морин бросила на босса снисходительный взгляд и подбоченилась.

- Я и так это знала, Джон Карлайл. Только ты в слепоте своей мог желать моего немедленного отъезда с твоего распрекрасного ранчо! Теперь сам видишь - мое упрямство спасло тебя от ошибки. Я - Твое Благословение!

Джон рассмеялся, а сам подумал о другом.

Рыжая, если бы я мог сказать тебе все, что я хочу!

Если бы я мог, рыжая, сделать все, о чем мечтаю, глядя на тебя.

Я хотел бы целовать тебя с утра до ночи и с ночи до утра, я хотел бы спешить к тебе в конце дня и мучиться оттого, что приходится покидать тебя на целый день, я хотел бы...

Я хотел бы быть с тобой всегда...

Пока смерть не разлучит нас.

При этой мысли Джон нахмурился. Зря он наговорил ей всю эту ерунду! Да, Морин О'Лири особенная, но не настолько же, чтоб вот так запросто поверить в индейские сказки. Наверняка она смеется над ним и его страхами в душе.

Нет, непохоже, чтобы смеялась.

Ну, значит, она уже забыла. И слава богу. Все равно праздник, будем надеяться, скоро закончится, она уедет...

Она уедет. И он никогда больше не увидит эти золотые локоны, горящие в лучах солнца. Не вдохнет нежный аромат ее тела, не коснется этой светящейся кожи...

- Джон Карлайл! Немедленно прекрати меня хватать! На людях!

- А? Ох, прости! Задумался.

- Ничего себе! Задумался он! Еще немного, и ты начал бы снимать с меня одежду.

- Здесь это никого бы не удивило.

- Это удивило бы МЕНЯ! Между прочим, вон тот дядька с копьем что-то говорит мне, а я только улыбаюсь, как дура. Он случайно не собирается взять меня к себе в гарем?

- Яномами очень щепетильны в вопросах брака. Они всегда спрашивают согласия женщины. По крайней мере, формального.

- Формально я ему уже десять раз кивнула и восемьсот раз улыбнулась, поэтому прошу, переведи, что он говорит.

Джон улыбнулся и повернулся к молодому мужчине, сжимавшему в руках копье. Следующие несколько минут были заполнены мелодичным пощелкиванием и посвистыванием - именно так, на слух Морин, звучал язык лесных людей. Потом Джон снова повернулся к ней и с некоторым удивлением произнес:

- Акуиньятекупай просит милостиво разрешить проводить тебя к их колдунье.

- Ох нет, я боюсь.

- Я буду рядом. Это великая честь, Морин. Колдунья редко сама хочет видеть кого-нибудь, особенно из белых. Моего отца она, к примеру, на дух не переносила.