Иногда я скучаю по дому. Хочется туда вернуться, но я знаю, что уже не могу.
Интересно, как там Беата. Она тоже ушла из дому и не вернулась.
Уже нету сил мотаться по деревням за соломой. Но другого выхода нет. Деревенские каждый раз заламывают цены все выше. Знают уже, в чем дело. Мы ничем другим больше не занимаемся, только готовим «компот». Это какое-то помешательство. А вечером — музыка и разговоры ни о чем. О будущем не говорим. Будущего не будет.
Мажена верит, что после новой прочистки что-нибудь изменится. Она не верит, что это не последняя прочистка и это всё пустая болтовня.
Хочется с кем-нибудь поговорить. По-настоящему поговорить, так, чтобы меня выслушали и не осуждали. Просто выслушали.
В такие времена я вспоминаю о Алексе. Он всегда рассказывал что-то интересное или мог слушать мою болтавню часами, но сейчас его нет. Он до сих пор не вернулся и я начинаю волноваться, ведь кроме него и Мажены у меня больше никого нет.
Он всегда повторял, что нельзя насильно никого осчастливить. Но разве терпимость — это обязательно равнодушие, а не уважение чужой свободы?
