Отпустил, представляешь?

я погибаю добровольцем.

антон сидит на крыше, вдыхая морозный воздух, и не может выдохнуть, очнуться от кошмара, мерзко прилипшего своими противными щупальцами к его тонкому телу. он просто уже не в силах держаться за пустые принципы морали, которые пытается вдолбить себе каждый чертов день, вплести их нелепыми морскими узлами прямо в сердце, где расцветает всепоглощающая черная дыра, отравляющая сознание, словно ядовитые стрелы купидона, черт бы их побрал.

дыру внутри не зашить даже самыми прочными нитями мироздания, ведь рядом нависает горделивый образ голубоглазого бога с дьявольскими рогами и окровавленными руками, преследуя парня в лабиринтах разума.

его кожа - кристально чистый снег, ослепляющий своей красотой завистливые души алчных людей, его глаза - бушующий океан, ищущий очередную очарованную им жертву, его тело - мечта даже для самого аполлона.

все вновь пошло не так, как хотелось бы верить. вся жизнь, склеенная из кусочков разочарований и горького, как шоколад, одиночества, вновь с огромной скоростью летит в пропасть бытия, из которой живым точно не выбраться, не спастись, и уж точно не достучаться до небес.

жаль, что бога нет, а есть только божьи овечки в дьявольских шкурах и выродки подземелий, отбирающие жизни других запутавшихся людей всего лишь ради забавы.

антон запрокидывает тяжелую от мыслей голову, чтобы у слез даже не было повода обжечь его впалые щёки, и устремляет свой печальный взгляд в беспросветную даль космоса, наблюдая за завораживающим движением целых созвездий, пролетающих голодных птиц и уплывающих китов, таких же одиноких, как он сам, величавых и горделивых, уставших и отчаявшихся.

он так чертовски устал сдерживать все в себе, ощущать необъятную и пугающую пустоту внутри, сжирающую его всего без остатка, жить, сходя медленно с ума от собственных мыслей, судорожно грызть ногти, ненавистно сжимать собственное горло, оставляя горящие лиловые фантики из-под конфет, словно неудачник-суицидник.

антон смешивает бессонницу и терпкое одиночество, украшая свой заказ десятой сигаретой, а его фарфоровые кости трещат по швам, осыпаясь дорожной крошкой на гниющую кожу, открытые раны, впиваясь в стертые в кровь десна, разбитые костяшки и ладони о дурманящую красоту и пленяющий голос попова.