Портрет Дориана Грея

XIV Глава

На дру­гое утро слу­га в де­вять ча­сов во­шел в спаль­ню с чаш­кой шо­ко­ла­да на под­но­се и от­крыл став­ни. До­ри­ан спал мир­ным сном, ле­жа на пра­вом бо­ку и по­ло­жив ла­донь под ще­ку. Спал, как ре­бе­нок, устав­ший от игр или за­ня­тий.
Что­бы раз­бу­дить его, слу­ге при­ш­лось два­жды по­тро­гать за пле­чо, и на­ко­нец До­ри­ан от­крыл гла­за с лег­кой улыб­кой, слов­но еще не со­всем оч­нув­шись от ка­ко­го-то при­ят­но­го сна. Од­на­ко ему ров­но ни­че­го не сни­лось этой но­чью. Сон его не тре­во­жи­ли ни­ка­кие свет­лые или мрач­ные ви­де­ния. А улы­бал­ся он по­то­му, что мо­ло­дость ве­се­ла без при­чин, – в этом ее глав­ное оча­ро­ва­ние.

До­ри­ан по­вер­нул­ся и, опер­шись на ло­коть, стал ма­лень­ки­ми глот­ка­ми пить шо­ко­лад. В ок­на смот­ре­ло лас­ко­вое но­ябрь­ское солн­це. Небо бы­ло яс­но, и в воз­ду­хе чув­ство­ва­лась жи­ви­тель­ная теп­ло­та, по­чти как в мае.
По­сте­пен­но со­бы­тия про­шед­шей но­чи бес­шум­ной и кро­ва­вой че­ре­дой с ужа­са­ю­щей от­чет­ли­во­стью ста­ли про­хо­дить в моз­гу До­ри­а­на. Он с дро­жью вспо­ми­нал все, что пе­ре­жи­то, и на мгно­ве­ние сно­ва просну­лась в нем та необъ­яс­ни­мая нена­висть к Бэ­зи­лу Хол­лу­ор­ду, ко­то­рая за­ста­ви­ла его схва­тить­ся за нож. Он да­же по­хо­ло­дел от бе­шен­ства.
А ведь мерт­вец все еще си­дит там на­вер­ху! И те­перь, при яр­ком сол­неч­ном све­те. Это ужас­но! Та­кое от­вра­ти­тель­ное зре­ли­ще тер­пи­мо еще под по­кро­вом но­чи, но не днем…
До­ри­ан по­чув­ство­вал, что за­бо­ле­ет или сой­дет с ума, ес­ли еще дол­го бу­дет раз­ду­мы­вать об этом. Есть гре­хи, ко­то­рые вспо­ми­нать сла­дост­нее, чем со­вер­шать, – свое­об­раз­ные по­бе­ды, ко­то­рые уто­ля­ют не столь­ко страсть, сколь­ко гор­дость, и те­шат ду­шу силь­нее, чем они ко­гда-ли­бо те­ши­ли и спо­соб­ны те­шить чув­ствен­ность. Но этот грех был не та­ков, его на­до бы­ло из­гнать из па­мя­ти, усы­пить ма­ко­вы­ми зер­на­ми, за­ду­шить по­ско­рее, рань­ше, чем он за­ду­шит то­го, кто его со­вер­шил.
Ча­сы про­би­ли по­ло­ви­ну де­ся­то­го. До­ри­ан про­вел ру­кой по лбу и по­спеш­но встал с по­сте­ли. Он одел­ся да­же тща­тель­нее обыч­но­го, с осо­бой за­бот­ли­во­стью вы­брал гал­стук и бу­лав­ку к нему, несколь­ко раз пе­ре­ме­нил коль­ца. За зав­тра­ком си­дел дол­го, от­да­вая честь раз­но­об­раз­ным блю­дам и бе­се­дуя с ла­ке­ем от­но­си­тель­но но­вых ли­врей, ко­то­рые на­ме­ре­вал­ся за­ка­зать для всей при­слу­ги в Сел­би. Про­смот­рел утрен­нюю по­чту. Неко­то­рые пись­ма он чи­тал с улыб­кой, три его раз­до­са­до­ва­ли, а од­но он пе­ре­чел несколь­ко раз со ску­ча­ю­щей и недо­воль­ной ми­ной, по­том разо­рвал. «Убий­ствен­ная вещь эта жен­ская па­мять!» – вспом­ни­лись ему сло­ва лор­да Ген­ри.
На­пив­шись чер­но­го ко­фе, он не спе­ша утер рот сал­фет­кой, же­стом оста­но­вил вы­хо­див­ше­го из ком­на­ты ла­кея и, сев за пись­мен­ный стол, на­пи­сал два пись­ма. Од­но су­нул в кар­ман, дру­гое от­дал ла­кею.
– Сне­си­те это, Фр­эн­сис, на Херт­форд-стрит, сто пять­де­сят два. А ес­ли ми­сте­ра Кэм­п­бе­ла нет в Лон­доне, узнай­те его ад­рес.
Остав­шись один, До­ри­ан за­ку­рил па­пи­ро­су и в ожи­да­нии при­нял­ся ри­со­вать на клоч­ке бу­ма­ги спер­ва цве­ты и вся­кие ар­хи­тек­тур­ные ор­на­мен­ты, по­том че­ло­ве­че­ские ли­ца. Вдруг он за­ме­тил, что все ли­ца, ко­то­рые он ри­со­вал, име­ли уди­ви­тель­ное сход­ство с Бэ­зи­лом Хол­лу­ор­дом. Он на­хму­рил­ся, бро­сил ри­со­вать, и, по­дой­дя к шка­фу, взял с пол­ки первую по­пав­шу­ю­ся кни­гу. Он твер­до ре­шил не ду­мать о том, что слу­чи­лось, по­ка в этом нет край­ней необ­хо­ди­мо­сти.
До­ри­ан при­лег на ку­шет­ку и рас­крыл кни­гу. Это бы­ли «Эма­ли и ка­меи» Го­тье в рос­кош­ном из­да­нии Шар­пан­тье на япон­ской бу­ма­ге с гра­вю­ра­ми Жак­ма­ра. На пе­ре­пле­те из ли­мон­но-жел­той ко­жи был вы­тис­нен узор – зо­ло­тая ре­шет­ка и на­ри­со­ван­ные пунк­ти­ром гра­на­ты. Кни­гу эту по­да­рил ему Ад­ри­ан Син­гл­тон. Пе­ре­ли­сты­вая ее, До­ри­ан оста­но­вил взгляд на по­э­ме о ру­ке Лас­не­ра, «хо­лод­ной жел­той ру­ке, с ко­то­рой еще не смыт след пре­ступ­ле­ния, ру­ке с ры­жим пуш­ком и паль­ца­ми фав­на». До­ри­ан с неволь­ной дро­жью гля­нул на свои тон­кие бе­лые паль­цы – и про­дол­жал чи­тать, по­ка не до­шел до пре­лест­ных строф о Ве­не­ции:

В вол­не­нье лег­ко­го раз­ме­ра
Ла­гун я ви­жу зер­ка­ла,
Где Ад­ри­а­ти­ки Ве­не­ра
Сме­ет­ся, ро­зо­во-бе­ла.

Со­бо­ры средь мор­ских без­лю­дий
В те­че­нье му­зы­каль­ных фраз
Под­ня­лись, как де­ви­чьи гру­ди,
Ко­гда вол­ну­ет их экс­таз.

Чел­нок при­стал с ко­лон­ной ря­дом,
За­ки­нув за нее ка­нат.
Пред ро­зо­ве­ю­щим фа­са­дом
Я про­хо­жу сту­пе­ней ряд.
(Пе­ре­вод Н. Гу­ми­ле­ва.)

Ка­кие чуд­ные сти­хи! Чи­та­ешь их, и ка­жет­ся, буд­то плы­вешь по зе­ле­ным во­дам ро­зо­во-жем­чуж­но­го го­ро­да в чер­ной гон­до­ле с се­реб­ря­ным но­сом и вью­щи­ми­ся на вет­ру за­на­вес­ка­ми. Да­же са­мые стро­ки в этой кни­ге на­по­ми­на­ли До­ри­а­ну те би­рю­зо­вые по­ло­сы, что тя­нут­ся по во­де за лод­кой, ко­гда вы плы­ве­те на Ли­до. Неожи­дан­ные вспыш­ки кра­сок в сти­хах по­эта при­во­ди­ли на па­мять птиц с опа­ло­во-ра­дуж­ны­ми шей­ка­ми, что ле­та­ют во­круг вы­со­кой, зо­ло­ти­стой, как мед, Кам­па­нил­лы или с ве­ли­ча­вой гра­ци­ей про­ха­жи­ва­ют­ся под пыль­ны­ми сво­да­ми су­мрач­ных ар­кад… От­ки­нув го­ло­ву на по­душ­ки и по­лу­за­крыв гла­за, До­ри­ан твер­дил про се­бя:

Пред ро­зо­ве­ю­щим фа­са­дом
Я про­хо­жу сту­пе­ней ряд.

Вся Ве­не­ция бы­ла в этих двух строч­ках. Ему вспом­ни­лась осень, про­ве­ден­ная в этом го­ро­де, и чу­дес­ная лю­бовь, тол­кав­шая его на вся­кие безум­ства. Ро­ман­ти­ка вез­де­су­ща. Но Ве­не­ция, как и Окс­форд, со­зда­ет ей под­хо­дя­щий фон, а для под­лин­ной ро­ман­ти­ки фон – это все или по­чти все…
В Ве­не­ции то­гда неко­то­рое вре­мя жил и Бэ­зил. Он был без ума от Тин­то­рет­то. Бед­ный Бэ­зил! Ка­кая ужас­ная смерть!
До­ри­ан вздох­нул и, что­бы от­влечь­ся от этих мыс­лей, сно­ва при­нял­ся пе­ре­чи­ты­вать сти­хи Го­тье. Он чи­тал о ма­лень­ком ка­фе в Смирне, где в ок­на то и де­ло вле­та­ют ла­сточ­ки, где си­дят хаджи, пе­ре­би­рая ян­тар­ные чет­ки, где куп­цы в чал­мах ку­рят длин­ные труб­ки с ки­сточ­ка­ми и ве­дут меж­ду со­бой сте­пен­ную и важ­ную бе­се­ду. Чи­тал об Обе­лис­ке на пло­ща­ди Со­гла­сия, ко­то­рый в сво­ем оди­но­ком из­гна­нии льет гра­нит­ные сле­зы, тоскуя по солн­цу и зной­но­му, по­кры­то­му ло­то­са­ми Ни­лу, стре­мясь ту­да, в стра­ну сфинк­сов, где жи­вут ро­зо­вые иби­сы и бе­лые гри­фы с зо­ло­че­ны­ми ког­тя­ми, где кро­ко­ди­лы с ма­лень­ки­ми бе­рил­ло­вы­ми глаз­ка­ми ба­рах­та­ют­ся в зе­ле­ном ды­мя­щем­ся иле… По­том До­ри­ан за­ду­мал­ся над те­ми сти­ха­ми, что, из­вле­кая му­зы­ку из за­це­ло­ван­но­го мра­мо­ра, по­ют о необык­но­вен­ной ста­туе, ко­то­рую Го­тье срав­ни­ва­ет с го­ло­сом кон­траль­то и на­зы­ва­ет див­ным чу­до­ви­щем, monstre charmant – об из­ва­я­нии, ко­то­рое по­ко­ит­ся в пор­фи­ро­вом за­ле Лув­ра.
Но вско­ре кни­га вы­па­ла из рук До­ри­а­на. Им овла­де­ло бес­по­кой­ство, по­том при­ступ ди­ко­го стра­ха. Что, ес­ли Алан Кэм­п­бел уехал из Ан­глии? До его воз­вра­ще­ния мо­жет прой­ти мно­го дней. Или вдруг Алан не за­хо­чет прий­ти к нему в дом? Что то­гда де­лать? Ведь каж­дая ми­ну­та до­ро­га!
Пять лет на­зад они с Ала­ном бы­ли очень друж­ны, по­чти нераз­луч­ны. По­том друж­ба их вне­зап­но обо­рва­лась. И ко­гда они встре­ча­лись в све­те, улы­бал­ся толь­ко До­ри­ан Грей, Алан Кэм­п­бел – ни­ко­гда.
Кэм­п­бел был вы­со­ко­ода­рен­ный мо­ло­дой че­ло­век, по ни­че­го по по­ни­мал в изоб­ра­зи­тель­ном ис­кус­стве, и ес­ли немно­го на­учил­ся по­ни­мать кра­со­ты по­э­зии, то этим был це­ли­ком обя­зан До­ри­а­ну. Един­ствен­ной стра­стью Ала­на бы­ла на­у­ка. В Кем­бри­дже он про­во­дил мно­го вре­ме­ни в ла­бо­ра­то­ри­ях и с от­ли­чи­ем окон­чил курс есте­ствен­ных на­ук. Он и те­перь увле­кал­ся хи­ми­ей, у него бы­ла соб­ствен­ная ла­бо­ра­то­рия, где он про­си­жи­вал це­лые дни, к ве­ли­ко­му неудо­воль­ствию ма­те­ри, ко­то­рая жаж­да­ла для сы­на пар­ла­мент­ской ка­рье­ры, о хи­мии же име­ла пред­став­ле­ние весь­ма смут­ное и по­ла­га­ла, что хи­мик – это что-то вро­де ап­те­ка­ря.
Впро­чем, хи­мия не ме­ша­ла Ала­ну быть пре­вос­ход­ным му­зы­кан­том. Он иг­рал на скрип­ке и на ро­я­ле луч­ше, чем боль­шин­ство ди­ле­тан­тов. Му­зы­ка-то и сбли­зи­ла его с До­ри­а­ном Гре­ем, му­зы­ка и то неизъ­яс­ни­мое оба­я­ние, ко­то­рое До­ри­ан умел пус­кать в ход, ко­гда хо­тел, а ча­сто да­же бес­со­зна­тель­но. Они впер­вые встре­ти­лись у ле­ди Берк­шир од­на­ж­ды ве­че­ром, ко­гда там иг­рал Ру­бин­штейн, и по­том по­сто­ян­но бы­ва­ли вме­сте в опе­ре и по­всю­ду, где мож­но бы­ло услы­шать хо­ро­шую му­зы­ку.
Пол­то­ра го­да дли­лась эта друж­ба. Кэм­п­бе­ла по­сто­ян­но мож­но бы­ло встре­тить то в Сел­би, то в до­ме на Гро­ве­нор-сквер. Он, как и мно­гие дру­гие, ви­дел в До­ри­ане Грее во­пло­ще­ние все­го пре­крас­но­го и за­ме­ча­тель­но­го в жиз­ни. О ка­кой-ли­бо ссо­ре меж­ду До­ри­а­ном и Ала­ном не слы­хал ни­кто. Но вдруг лю­ди ста­ли за­ме­чать, что они при встре­чах по­чти не раз­го­ва­ри­ва­ют друг с дру­гом и Кэм­п­бел все­гда уез­жа­ет рань­ше вре­ме­ни с ве­че­ров, на ко­то­рых по­яв­ля­ет­ся До­ри­ан Грей. По­том Алан силь­но пе­ре­ме­нил­ся, по вре­ме­нам впа­дал в стран­ную ме­лан­хо­лию и, ка­за­лось, раз­лю­бил му­зы­ку: на кон­цер­ты не хо­дил и сам ни­ко­гда не со­гла­шал­ся иг­рать, оправ­ды­ва­ясь тем, что на­уч­ная ра­бо­та не остав­ля­ет ему вре­ме­ни для за­ня­тий му­зы­кой. Это­му лег­ко бы­ло по­ве­рить: Алан с каж­дым днем все боль­ше увле­кал­ся био­ло­ги­ей, и его фа­ми­лия уже несколь­ко раз упо­ми­на­лась в на­уч­ных жур­на­лах в свя­зи с его ин­те­рес­ны­ми опы­та­ми.
Это­го-то че­ло­ве­ка и ожи­дал До­ри­ан Грей, каж­дую се­кун­ду по­гля­ды­вая на ча­сы. Вре­мя шло, и он все силь­нее вол­но­вал­ся. На­ко­нец встал и на­чал хо­дить по ком­на­те, на­по­ми­ная кра­си­во­го зве­ря, ко­то­рый ме­чет­ся в клет­ке. Он хо­дил боль­ши­ми бес­шум­ны­ми ша­га­ми. Ру­ки его бы­ли хо­лод­ны, как лед.
Ожи­да­ние ста­но­ви­лось невы­но­си­мым. Вре­мя не шло, а полз­ло, как буд­то у него бы­ли свин­цо­вые но­ги, а До­ри­ан чув­ство­вал се­бя, как че­ло­век, ко­то­ро­го бе­ше­ный вихрь мчит на край чер­ной без­дны. Он знал, что его там ждет, он это яс­но ви­дел и, со­дро­га­ясь, за­жи­мал хо­лод­ны­ми и влаж­ны­ми ру­ка­ми пы­ла­ю­щие ве­ки, слов­но хо­тел вда­вить гла­за в че­реп и ли­шить зре­ния да­же и мозг. Но тщет­но. Мозг пи­тал­ся сво­и­ми за­па­са­ми и ра­бо­тал уси­лен­но, фан­та­зия, изощ­рен­ная стра­хом, кор­чи­лась и ме­та­лась, как жи­вое су­ще­ство от силь­ной бо­ли, пля­са­ла по­доб­но урод­ли­вой ма­ри­о­нет­ке на под­мост­ках, ска­ли­ла зу­бы из-под ме­ня­ю­щей­ся мас­ки.
За­тем Вре­мя вне­зап­но оста­но­ви­лось. Да, это сле­пое мед­ли­тель­ное су­ще­ство уже пе­ре­ста­ло и полз­ти. И как толь­ко за­мер­ло Вре­мя, страш­ные мыс­ли стре­ми­тель­но по­бе­жа­ли впе­ред, вы­та­щи­ли жут­кое бу­ду­щее из его мо­ги­лы и по­ка­за­ли До­ри­а­ну. А он смот­рел, смот­рел во все гла­за, ока­ме­нев от ужа­са.
На­ко­нец дверь от­во­ри­лась, и во­шел его слу­га. До­ри­ан уста­вил­ся на него мут­ны­ми гла­за­ми.
– Ми­стер Кэм­п­бел, сэр, – до­ло­жил слу­га. Вздох об­лег­че­ния со­рвал­ся с за­пек­ших­ся губ До­ри­а­на, и кровь сно­ва при­ли­ла к ли­цу.
– Про­си­те сей­час же, Фр­эн­сис!
До­ри­ан уже при­хо­дил в се­бя. При­ступ ма­ло­ду­шия ми­но­вал. Слу­га с по­кло­ном вы­шел. Че­рез ми­ну­ту по­явил­ся Алан Кэм­п­бел, су­ро­вый и очень блед­ный. Блед­ность ли­ца еще рез­че под­чер­ки­ва­ли его чер­ные как смоль во­ло­сы и тем­ные бро­ви.
– Алан, спа­си­бо вам, что при­шли. Вы очень доб­ры.
– Грей, я дал се­бе сло­во ни­ко­гда боль­ше не пе­ре­сту­пать по­рог ва­ше­го до­ма. Но вы на­пи­са­ли, что де­ло идет о жиз­ни или смер­ти…
Алан го­во­рил с рас­ста­нов­кой, хо­лод­ным и жест­ким то­ном. В его при­сталь­ном, ис­пы­ту­ю­щем взгля­де, об­ра­щен­ном на До­ри­а­на, скво­зи­ло пре­зре­ние. Ру­ки он дер­жал в кар­ма­нах и как буд­то не за­ме­тил про­тя­ну­той ру­ки До­ри­а­на.
– Да, Алан, де­ло идет о жиз­ни или смер­ти – и не од­но­го че­ло­ве­ка. Са­ди­тесь.
Кэм­п­бел сел у сто­ла. До­ри­ан – на­про­тив. Гла­за их встре­ти­лись. Во взгля­де До­ри­а­на све­ти­лось глу­бо­кое со­жа­ле­ние: он по­ни­мал, как ужас­но то, что он со­би­ра­ет­ся сде­лать.
По­сле на­пря­жен­ной па­у­зы он на­кло­нил­ся че­рез стол и ска­зал очень ти­хо, ста­ра­ясь по ли­цу Кэм­п­бе­ла уга­дать, ка­кое впе­чат­ле­ние про­из­во­дят его сло­ва:
– Алан, на­вер­ху, в за­пер­той ком­на­те, ку­да, кро­ме ме­ня, ни­кто не мо­жет вой­ти, си­дит у сто­ла мерт­вец. Он умер де­сять ча­сов то­му на­зад… Си­ди­те спо­кой­но и не смот­ри­те на ме­ня так! Кто этот че­ло­век, от­че­го и как он умер – это вас не ка­са­ет­ся. Вам толь­ко при­дет­ся сде­лать вот что…
– За­мол­чи­те, Грей! Я ни­че­го не хо­чу боль­ше слы­шать. Прав­ду вы ска­за­ли или нет, – мне это без­раз­лич­но. Я ре­ши­тель­но от­ка­зы­ва­юсь иметь с ва­ми де­ло. Хра­ни­те про се­бя свои от­вра­ти­тель­ные тай­ны, они ме­ня боль­ше не ин­те­ре­су­ют.
– Алан, эту тай­ну вам при­дет­ся узнать. Мне вас очень жаль, но ни­че­го не по­де­ла­ешь. Толь­ко вы мо­же­те ме­ня спа­сти. Я вы­нуж­ден по­свя­тить вас в это де­ло – у ме­ня нет ино­го вы­хо­да, Алан! Вы че­ло­век уче­ный, спе­ци­а­лист по хи­мии и дру­гим на­у­кам. Вы долж­ны уни­что­жить то, что за­пер­то на­вер­ху, – так уни­что­жить, что­бы сле­да от него не оста­лось. Ни­кто не ви­дел, как этот че­ло­век во­шел в мой дом. Сей­час все уве­ре­ны, что он в Па­ри­же. Несколь­ко ме­ся­цев его от­сут­ствие ни­ко­го не бу­дет удив­лять. А ко­гда его хва­тят­ся, – нуж­но, что­бы здесь не оста­лось и сле­да от него. Вы, Алан, и толь­ко вы долж­ны пре­вра­тить его и все, что на нем, в гор­сточ­ку пеп­ла, ко­то­рую мож­но раз­ве­ять по вет­ру.
– Вы с ума со­шли, До­ри­ан!
– Ага, на­ко­нец-то вы на­зва­ли ме­ня «До­ри­ан»! Я это­го толь­ко и ждал.
– По­вто­ряю – вы су­ма­сшед­ший, ина­че не сде­ла­ли бы мне это­го страш­но­го при­зна­ния. Уж не во­об­ра­жа­е­те ли вы, что я хоть паль­цем ше­вель­ну для вас? Не же­лаю я вме­ши­вать­ся в это! Неуже­ли вы ду­ма­е­те, что я ра­ди вас со­гла­шусь по­гу­бить свою ре­пу­та­цию?.. Знать ни­че­го не хо­чу о ва­ших дья­воль­ских за­те­ях!
– Алан, это бы­ло са­мо­убий­ство.
– В та­ком слу­чае я рад за вас. Но кто его до­вел до са­мо­убий­ства? Вы, ко­неч­но?
– Так вы все-та­ки от­ка­зы­ва­е­тесь мне по­мочь?
– Ко­неч­но, от­ка­зы­ва­юсь. Не хо­чу иметь с ва­ми ни­че­го об­ще­го. Пусть вы бу­де­те обес­че­ще­ны – мне все рав­но. По­де­лом вам! Я да­же бу­ду рад ва­ше­му по­зо­ру. Как вы сме­е­те про­сить ме­ня, осо­бен­но ме­ня, впу­тать­ся в та­кое ужас­ное де­ло? Я ду­мал, что вы луч­ше зна­е­те лю­дей. Ваш друг, лорд Ген­ри Уо­т­тон, мно­го­му на­учил вас, но пси­хо­ло­гии он вас, вид­но, пло­хо учил. Я па­лец о па­лец для вас не уда­рю. Ни­что ме­ня не за­ста­вит вам по­мочь. Вы об­ра­ти­лись не по ад­ре­су, Грей. Об­ра­щай­тесь за по­мо­щью к сво­им дру­зьям, но не ко мне!
– Алан, это убий­ство. Я убил его. Вы не зна­е­те, сколь­ко я вы­стра­дал из-за него. В том, что жизнь моя сло­жи­лась так, а не ина­че, этот че­ло­век ви­но­ват боль­ше, чем бед­ный Гар­ри. Мо­жет, он и не хо­тел это­го, но так вы­шло.
– Убий­ство?! Бо­же мой, так вы уже и до это­го до­шли, До­ри­ан? Я не до­не­су на вас – не мое это де­ло. Но вас все рав­но, на­вер­ное, аре­сту­ют. Вся­кий пре­ступ­ник непре­мен­но де­ла­ет ка­кую-ни­будь оплош­ность и вы­да­ет се­бя. Я же, во вся­ком слу­чае, не ста­ну в это вме­ши­вать­ся.
– Вы долж­ны вме­шать­ся. По­стой­те, по­стой­те, вы­слу­шай­те ме­ня, вы­слу­шай­те, Алан. Я вас про­шу толь­ко про­де­лать на­уч­ный опыт. Вы же бы­ва­е­те в боль­ни­цах, в мор­гах, и то, что вы там де­ла­е­те, уже не вол­ну­ет вас. Ес­ли бы вы где-ни­будь в ана­то­ми­че­ском те­ат­ре или зло­вон­ной ла­бо­ра­то­рии уви­де­ли это­го че­ло­ве­ка на оби­том же­стью сто­ле с же­ло­ба­ми для сто­ка кро­ви, он для вас был бы про­сто ин­те­рес­ным объ­ек­том для опы­тов. Вы за­ня­лись бы им, не по­мор­щив­шись. Вам и в го­ло­ву бы не при­шло, что вы де­ла­е­те что-то дур­ное. На­про­тив, вы бы, ве­ро­ят­но, счи­та­ли, что ра­бо­та­е­те на бла­го че­ло­ве­че­ства, обо­га­ща­е­те на­у­ку, удо­вле­тво­ря­е­те по­хваль­ную лю­бо­зна­тель­ность, и так да­лее. То, о чем я вас про­шу, вы де­ла­ли мно­го раз. И, уж ко­неч­но, уни­что­жить труп го­раз­до ме­нее про­тив­но, чем де­лать то, что вы при­вык­ли де­лать в сек­ци­он­ных за­лах. Пой­ми­те, этот труп – един­ствен­ная ули­ка про­тив ме­ня. Ес­ли его об­на­ру­жат, я по­гиб. А его, несо­мнен­но, об­на­ру­жат, ес­ли вы ме­ня не спа­се­те.
– Вы за­бы­ли, что я вам ска­зал? Я не имею ни ма­лей­ше­го же­ла­ния спа­сать вас. Вся эта ис­то­рия ме­ня со­вер­шен­но не ка­са­ет­ся.
– Алан, умо­ляю вас! По­ду­май­те, в ка­ком я по­ло­же­нии! Вот толь­ко что пе­ред ва­шим при­хо­дом я уми­рал от ужа­са. Быть мо­жет, и вам ко­гда-ни­будь при­дет­ся ис­пы­тать по­доб­ный страх… Нет, нет, я не то хо­тел ска­зать!.. Взгля­ни­те на это де­ло с чи­сто на­уч­ной точ­ки зре­ния. Ведь вы же не спра­ши­ва­е­те, от­ку­да те тру­пы, ко­то­рые слу­жат вам для опы­тов? Так не спра­ши­вай­те и сей­час ни о чем. Я и так уже ска­зал вам боль­ше, чем сле­до­ва­ло. Я вас про­шу сде­лать это. Мы бы­ли дру­зья­ми, Алан!
– О про­шлом вы не по­ми­най­те, До­ри­ан. Оно умер­ло.
– Ино­гда то, что мы счи­та­ем мерт­вым, дол­го еще не хо­чет уми­рать. Тот че­ло­век на­вер­ху не ухо­дит. Он си­дит у сто­ла, на­гнув го­ло­ву и вы­тя­нув ру­ки. Алан, Алан! Ес­ли вы не при­де­те мне на по­мощь, я по­гиб. Ме­ня по­ве­сят, Алан! По­ни­ма­е­те? Ме­ня по­ве­сят за то, что я сде­лал…
– Неза­чем про­дол­жать этот раз­го­вор. Я ре­ши­тель­но от­ка­зы­ва­юсь вам по­мо­гать. Вы, вид­но, по­ме­ша­лись от стра­ха, ина­че не по­сме­ли бы об­ра­тить­ся ко мне с та­кой прось­бой.
– Так вы не со­глас­ны?
– Нет.
– Алан, я вас умо­ляю!
– Это бес­по­лез­но.
Сно­ва со­жа­ле­ние мельк­ну­ло в гла­зах До­ри­а­на. Он про­тя­нул ру­ку и, взяв со сто­ла ли­сток бу­ма­ги, что-то на­пи­сал на нем. Два­жды пе­ре­чел на­пи­сан­ное, ста­ра­тель­но сло­жил ли­сток и бро­сил его че­рез стол Ала­ну. По­том встал и ото­шел к ок­ну. Кэм­п­бел удив­лен­но по­смот­рел на него и раз­вер­нул за­пис­ку. Чи­тая ее, он по­блед­нел как смерть и съе­жил­ся на сту­ле. Он ощу­тил ужас­ную сла­бость, а серд­це би­лось, би­лось, слов­но в пу­сто­те. Ка­за­лось, оно го­то­во разо­рвать­ся.
Про­шло две-три ми­ну­ты в тя­гост­ном мол­ча­нии. На­ко­нец До­ри­ан обер­нул­ся и, по­дой­дя к Ала­ну, по­ло­жил ему ру­ку на пле­чо.
– Мне вас очень жаль, Алан, – ска­зал он ше­по­том, – но дру­го­го вы­хо­да у ме­ня нет. Вы са­ми ме­ня к это­му вы­ну­ди­ли. Пись­мо уже на­пи­са­но – вот оно. Ви­ди­те ад­рес? Ес­ли вы ме­ня не вы­ру­чи­те, я ото­шлю его. А что за этим по­сле­ду­ет, вы са­ми по­ни­ма­е­те. Те­перь вы не мо­же­те от­ка­зать­ся. Я дол­го пы­тал­ся вас ща­дить – вы долж­ны это при­знать. Ни один че­ло­век до сих пор не смел так го­во­рить со мной – а ес­ли бы по­смел, его бы уже не бы­ло на све­те. Я все стер­пел. Те­перь моя оче­редь дик­то­вать усло­вия.
Кэм­п­бел за­крыл ли­цо ру­ка­ми. Вид­но бы­ло, как он дро­жит.
– Да, Алан, те­перь я бу­ду ста­вить усло­вия. Они вам уже из­вест­ны. Ну, ну, не впа­дай­те в ис­те­ри­ку! Де­ло со­всем про­стое и долж­но быть сде­ла­но. Ре­шай­тесь – и ско­рее при­сту­пай­те к нему!
У Кэм­п­бе­ла вы­рвал­ся стон. Его бил озноб. Ти­ка­нье ча­сов на ка­мине слов­но раз­би­ва­ло вре­мя на от­дель­ные ато­мы му­ки, один невы­но­си­мее дру­го­го. Го­ло­ву Ала­на все ту­же и ту­же сжи­мал же­лез­ный об­руч – как буд­то по­зор, ко­то­рым ему угро­жа­ли, уже об­ру­шил­ся на него. Ру­ка До­ри­а­на на его пле­че бы­ла тя­же­лее свин­ца, – ка­за­лось, сей­час она раз­да­вит его. Это бы­ло невы­но­си­мо.
– Ну же, Алан, ре­шай­тесь ско­рее!
– Не мо­гу, – ма­ши­наль­но воз­ра­зил Кэм­п­бел, точ­но эти сло­ва мог­ли из­ме­нить что-ни­будь.
– Вы долж­ны. У вас нет вы­бо­ра. Не мед­ли­те!
Кэм­п­бел с ми­ну­ту еще ко­ле­бал­ся. По­том спро­сил:
– В той ком­на­те, на­вер­ху, есть ка­мин?
– Да, га­зо­вый, с ас­бе­стом.
– Мне при­дет­ся съез­дить до­мой, взять кое-что в ла­бо­ра­то­рии.
– Нет, Алан, я вас от­сю­да не вы­пу­щу. На­пи­ши­те, что вам нуж­но, а мой ла­кей съез­дит к вам и при­ве­зет.
Кэм­п­бел на­ца­ра­пал несколь­ко строк, про­мак­нул, а на кон­вер­те на­пи­сал фа­ми­лию сво­е­го по­мощ­ни­ка. До­ри­ан взял у него из рук за­пис­ку и вни­ма­тель­но про­чи­тал. По­том по­зво­нил, от­дал ее при­шед­ше­му на зво­нок слу­ге, на­ка­зав ему вер­нуть­ся как мож­но ско­рее и все при­вез­ти.
Стук две­ри, за­хлоп­нув­шей­ся за ла­ке­ем, за­ста­вил Кэм­п­бе­ла нерв­но вздрог­нуть. Встав из-за сто­ла, он по­до­шел к ка­ми­ну. Его тряс­ло как в ли­хо­рад­ке. Ми­нут два­дцать он и До­ри­ан мол­ча­ли. В ком­на­те слыш­но бы­ло толь­ко жуж­жа­ние му­хи да ти­ка­нье ча­сов, от­да­вав­ше­е­ся в моз­гу Ала­на, как стук мо­лот­ка.
Ку­ран­ты про­би­ли час. Кэм­п­бел обер­нул­ся и, взгля­нув на До­ри­а­на, уви­дел, что гла­за его пол­ны слез. В чи­сто­те и тон­ко­сти это­го пе­чаль­но­го ли­ца бы­ло что-то, взбе­сив­шее Ала­на.
– Вы под­лец, гнус­ный под­лец! – ска­зал он ти­хо.
– Не на­до, Алан! Вы спас­ли мне жизнь.
– Ва­шу жизнь? Си­лы небес­ные, что это за жизнь? Вы шли от по­ро­ка к по­ро­ку и вот до­шли до пре­ступ­ле­ния. Не ра­ди спа­се­ния ва­шей по­зор­ной жиз­ни я сде­лаю то, че­го вы от ме­ня тре­бу­е­те.
– Ах, Алан. – До­ри­ан вздох­нул. – Хо­тел бы я, что­бы вы пи­та­ли ко мне хоть ты­сяч­ную до­лю то­го со­стра­да­ния, ка­кое я пи­таю к вам.
Он ска­зал это, от­вер­нув­шись и гля­дя че­рез ок­но в сад.
Кэм­п­бел ни­че­го не от­ве­тил.
Ми­нут че­рез де­сять раз­дал­ся стук в дверь, и во­шел слу­га, неся боль­шой ящик крас­но­го де­ре­ва с хи­ми­че­ски­ми пре­па­ра­та­ми, длин­ный мо­ток сталь­ной и пла­ти­но­вой про­во­ло­ки и две же­лез­ных ско­бы очень стран­ной фор­мы.
– Оста­вить все здесь, сэр? – спро­сил он, об­ра­ща­ясь к Кэм­п­бе­лу.
– Да, – от­ве­тил за Кэм­п­бе­ла До­ри­ан. – И, к со­жа­ле­нию, Фр­эн­сис, мне при­дет­ся дать вам еще од­но по­ру­че­ние. Как зо­вут то­го са­до­во­да в Рич­мон­де, что по­став­ля­ет нам в Сел­би ор­хи­деи?
– Хар­ден, сэр.
– Да, да, Хар­ден. Так вот, на­до сей­час же съез­дить к нему в Рич­монд и ска­зать, что­бы он при­слал вдвое боль­ше ор­хидей, чем я за­ка­зал, и как мож­но мень­ше бе­лых… нет, по­жа­луй, бе­лых со­всем не нуж­но. По­го­да се­год­ня от­лич­ная, а Рич­монд – пре­лест­ное ме­стеч­ко, ина­че я не стал бы вас утруж­дать.
– По­ми­луй­те, ка­кой же это труд, сэр! Ко­гда при­ка­же­те вер­нуть­ся?
До­ри­ан по­смот­рел на Кэм­п­бе­ла.
– Сколь­ко вре­ме­ни зай­мет ваш опыт, Алан? – спро­сил он са­мым есте­ствен­ным и спо­кой­ным то­ном. Ви­ди­мо, при­сут­ствие тре­тье­го ли­ца при­да­ва­ло ему сме­ло­сти.
Кэм­п­бел на­хму­рил­ся, при­ку­сил гу­бу.
– Ча­сов пять, – от­ве­тил он.
– Зна­чит, мо­же­те не воз­вра­щать­ся до по­ло­ви­ны вось­мо­го, Фр­эн­сис… А впро­чем, зна­е­те что: при­го­товь­те пе­ред ухо­дом все, что мне нуж­но на­деть, и то­гда я мо­гу от­пу­стить вас на весь ве­чер. Я обе­даю не до­ма, так что вы мне не нуж­ны.
– Бла­го­да­рю вас, сэр, – ска­зал ла­кей и вы­шел.
– Ну, Алан, те­перь за де­ло, нель­зя те­рять ни ми­ну­ты. Ого, ка­кой тя­же­лый ящик! Я по­не­су его, а вы – все осталь­ное.
До­ри­ан го­во­рил быст­ро и по­ве­ли­тель­ным то­пом. Кэм­п­бел по­ко­рил­ся. Они вме­сте вы­шли в пе­ред­нюю. На верх­ней пло­щад­ке До­ри­ан до­стал из кар­ма­на ключ и от­пер дверь. Но тут он слов­но при­рос к ме­сту, гла­за его тре­вож­но за­бе­га­ли, ру­ки тряс­лись.
– Алан, я, ка­жет­ся, не в си­лах ту­да вой­ти, – про­бор­мо­тал он.
– Так не вхо­ди­те. Вы мне во­все не нуж­ны, – хо­лод­но ото­звал­ся Кэм­п­бел.
До­ри­ан при­от­крыл дверь, и ему бро­си­лось в гла­за осве­щен­ное солн­цем ух­мы­ля­ю­ще­е­ся ли­цо порт­ре­та. На по­лу ва­ля­лось разо­рван­ное по­кры­ва­ло. Он вспом­нил, что про­шлой но­чью, впер­вые за все эти го­ды, за­был укрыть порт­рет, и уже хо­тел бы­ло бро­сить­ся к нему, по­ско­рее его за­ве­сить, но вдруг в ужа­се от­пря­нул.
Что это за от­вра­ти­тель­ная вла­га, крас­ная и бле­стя­щая, вы­сту­пи­ла на од­ной ру­ке порт­ре­та, как буд­то по­лот­но по­кры­лось кро­ва­вым по­том? Ка­кой ужас! Это по­ка­за­лось ему да­же страш­нее, чем непо­движ­ная фи­гу­ра, ко­то­рая, как он знал, си­дит тут же в ком­на­те, на­ва­лив­шись на стол, – ее урод­ли­вая тень на за­ли­том кро­вью ков­ре сви­де­тель­ство­ва­ла, что она на том же ме­сте, где бы­ла вче­ра.
До­ри­ан тя­же­ло пе­ре­вел дух и, ши­ре от­крыв дверь, быст­ро во­шел в ком­на­ту. Опу­стив гла­за и от­во­ра­чи­ва­ясь от мерт­ве­ца, в твер­дой ре­ши­мо­сти ни ра­зу не взгля­нуть на него, он на­гнул­ся, по­до­брал пур­пур­но-зо­ло­тое по­кры­ва­ло и на­бро­сил его на порт­рет.
Бо­ясь огля­нуть­ся, он сто­ял и смот­рел непо­движ­но на слож­ный узор вы­ши­той тка­ни. Он слы­шал, как Кэм­п­бел внес тя­же­лый ящик, по­том все осталь­ные ве­щи, нуж­ные ему. И До­ри­ан неожи­дан­но спро­сил се­бя, был ли Алан зна­ком с Бэ­зи­лом Хол­лу­ор­дом и, ес­ли да, то что они ду­ма­ли друг о дру­ге?
– Те­перь ухо­ди­те, – про­из­нес за его спи­ной су­ро­вый го­лос. Он по­вер­нул­ся и по­спеш­но вы­шел. Успел толь­ко за­ме­тить, что мерт­вец те­перь по­са­жен пря­мо, при­сло­нен к спин­ке сту­ла, и Кэм­п­бел смот­рит в его жел­тое, лос­ня­ще­е­ся ли­цо. Схо­дя вниз, он услы­шал, как щелк­нул ключ в зам­ке.
Бы­ло уже го­раз­до позд­нее се­ми, ко­гда Кэм­п­бел вер­нул­ся в биб­лио­те­ку. Он был бле­ден, но со­вер­шен­но спо­ко­ен.
– Я сде­лал то, че­го вы тре­бо­ва­ли. А те­перь про­щай­те на­все­гда. Боль­ше я не хо­чу с ва­ми встре­чать­ся.
– Вы спас­ли мне жизнь, Алан. Это­го я ни­ко­гда не за­бу­ду, – ска­зал До­ри­ан про­сто.
Как толь­ко Кэм­п­бел ушел, До­ри­ан по­бе­жал на­верх. В ком­на­те сто­ял рез­кий за­пах азот­ной кис­ло­ты. Мерт­вый че­ло­век, си­дев­ший у сто­ла, ис­чез.