Gold Rush » h.s. [rus]

IV

«Существует лишь один человек, который может исправить самые неисправимые вещи», — думает Гарри.

Но Лиам не отвечает на его сообщения.

Девять дней занимает у Гарри, чтобы собрать своё мужество в кулак, девять дней, чтобы попробовать придумать приемлимое объяснение своему неприемлимому поведению, девять дней, чтобы научиться играть мальчика с неразбитым сердцем.

Но когда он окончательно там стоит перед квартирой Лиама под пробирающим до костей дождём, Гарри понимает, что он – просто витраж, сложенный симпатичным образом, слишком прозрачный, чтобы скрыть неровные линии, соединяющие его.

Но прежде чем он действительно начал думать о том, постучать ли или нет, дверь распахнулась.

Лиам сощурился, глядя на парня с тем же совершенным спокойствием, и он заговорил.

— Помоги мне.

Гарри видит клубок внутренней борьбы, которая в самом разгаре внутри Лиама, даже когда он суетится на своей кухне, протягивая чашку горячего чая и одеяло, потому что «нельзя просто гулять в такой дождь, Гарри, ты прошёл как минимум четыре мили».

Гарри раскалывается на куски даже чаще, чем должен, потому что действия Лиама – это те же действия, что сделала бы Беа, если бы он появился в её квартире в таком виде.

Ну, если бы она его вообще впустила.

— Итак, — начинает Лиам, приподняв одну бровь в вопросе. — Чего ты ждёшь от меня? — в его голосе есть нотки жёсткости, и они пребывают там уже около года. Потому что Лиам предупреждал его об этом с самого начала.

— Она сказала, что всё в порядке, Ли. Я не знаю, почему ты так расстроен.

— Конечно же, она сказала, что всё в порядке. Она сделает что угодно для тебя, и ты знаешь это. Ты действительно думаешь, что Беа не против того, чтобы ты спал с другими девушками?

— Это не твоё дело, успокойся.

— Я не одобряю твоего выбора, Гарри, так ты только причинишь ей боль.

— Ты не знаешь, о чём говоришь.

Безусловно, Лиам знал.

И Гарри на самом деле не удивился тому, что Лиам инстинктивно возвышал чувства Беы над эгоизмом Гарри. Он всегда пытался защитить эту девушку, строя стены, ограждающие её от горести реального мира при любой возможности.