S.T.A.L.K.E.R. Линия огня.

Глава 4.

А вечером я сидел в бронированном подвале бара «Шти» перед торговцем Бубной, который, сцепив руки на животе, скорбно взирал на меня из-за своего стола.
– Значит, Патогеныч расколол чертово яйцо выстрелом из «беретты», – со вздохом вычленил он главную идею моего рассказа. Возможно, Бубна надеялся, что, когда он произнесет это вслух, я сам пойму, насколько безумно это звучит. Тем не менее я кивнул и сказал:
– Ага.
– И тебя обсыпало осколками, – продолжал припирать меня к стенке торговец.
– Точно, отец. – Припираться к стенке я категорически отказывался. – В яблочко.
– Но тем не менее ты сейчас здесь, а не валяешься тушкой за Периметром.
– Нет, я как раз валяюсь, а с тобой сейчас разговаривает мой брат-близнец, с которым нас разлучили еще в младенчестве.
Бубна внимательно посмотрел на меня, словно и в самом деле пытаясь найти в моей внешности какие-то неуловимые отличия от знакомой физиономии Хемуля, затем сокрушенно покачал головой:
– Ну, допустим. А если ты тогда заразу какую притащил, сынок? Что прикажешь делать?
– Значит, не судьба. – Я едва заметно пожал плечами. – Все по одной дощечке ходим, чего там. Без риска в нашем деле никак. У тебя тут курить можно?
– Нельзя, – отрезал хозяин кабинета. Побарабанил короткими волосатыми пальцами по столу. – Ну, значит, так, бродяги. Если я узнаю, что вы отнесли яйцо Сидору, Нафане или Клещу – а я узнаю, будьте уверены, – то я сурьезно рассерчаю. Как минимум пострадают наши деловые отношения. Это как минимум.
Бродяги – это он так ко мне обращался. В целях безопасности сталкеры в подвальный кабинет с люком от подводной лодки допускались исключительно по одному. Патогеныч же всегда почему-то страшно робел перед Бубной, поэтому отдуваться за свой героический подвиг в коровнике послал меня. Похоже, очень давно, еще до моего появления в Зоне, между ними произошло что-то на редкость неприятное, из-за чего мой старый приятель до сих пор избегал вести с Бубной самостоятельные дела.
– О как, – понимающе отозвался я. – Сурьезно рассерчаешь, значит. Думается мне, это будет трагическая потеря для человечества.
Торговец молчал, пожирая меня мрачным взглядом.
Когда я вернулся в клан после двухмесячного отсутствия, мы с ним мигом поладили. Старый плут понимал, что тогда, в осажденных мутантами «Штях», когда у нас с ним вышли некоторые идеологические разногласия, я был в своем праве. В конце концов, джип со двора угнал не я, а Хе-Хе с «туристами». А я имел полное право забрать свое оружие и уйти. Что я, в общем-то, и сделал. И, кроме того, Бубна не мог не понимать, что мы с моим вторым номером и «туристами» сделали за него его собственную работу – спасли Динку и бармена Джо. А самое главное, он был деловым человеком и не собирался разбрасываться опытными сталкерами – дольше меня из нашего клана топчет Зону, пожалуй, только Патогеныч, да еще Гвинпин тоже понемногу приближается к рекорду долгожительства Ивана Тайги. Так что после моего возвращения Бубна не задал мне ни одного неправильного вопроса и вообще сделал вид, что я просто уезжал в отпуск. Меня это вполне устроило.
Честно говоря, сначала я не собирался возвращаться вовсе. Мне казалось, что катастрофа, которую при моем непосредственном участии учинили объединенные силы американских и русских спецслужб, переросла в глобальную. Когда я бросил выживших «туристов» с Динкой и Айваром возле нового Периметра, чтобы не попасть в лапы к военным, ситуация выглядела пиковой. После того как Камачо зарядил в сеть Хозяев Зоны какие-то загадочные коды, Зона рывком расширилась на тридцать километров, а затем продолжила расползаться – медленно, но неуклонно. Я шагал к границе Зоны, но она приблизительно с той же скоростью убегала от меня.
Расквартированные возле второй линии обороны гарнизоны коалиционных сил, не готовые к такой беде, были раздавлены дольно быстро. Зона неумолимо двигалась в сторону Киева, на столицу перли стаи обезумевших кровожадных тварей. Дорогу им преградили два российских мотострелковых батальона, которые устроили мутантам кровавую баню и скорее всего остановили бы их, если бы проползшие прямо через оборонительные ряды гравиконцентраты не уничтожили большую часть боевой техники. В результате катаклизма погибло множество военных разных национальностей, большое количество бродяг осталось в Зоне навсегда. Лишь стянутые со всех ближайших областей украинские войска сумели остановить прорыв. До следующего утра по остаткам мутантов работали тяжелая артиллерия и вертолеты.
А потом все кончилось. В какой-то момент электронная аппаратура военных перестала сходить с ума, а отдельные прорвавшиеся твари начали дохнуть одна за другой. Зона разом вернулась в свои прежние границы. Аномалии отступили вместе с ней, а не успевшие достаточно быстро отступить мутанты усеяли своими разлагающимися радиоактивными телами среднеукраинские пейзажи. То ли загадочным Хозяевам Зоны так и не удалось запустить дополнительный реактор, коды доступа к которому сбросил им Камачо, то ли он действительно зарядил им в сеть вредоносную программу, и Хозяева, решив, что это первый удар массированной атаки военных, в отчаянном порыве решили нанести контрудар всеми имеющимися средствами, разом уничтожив силы противника, сконцентрированные по Периметру. Как бы то ни было, ничего у них не получилось; впрочем, Зона тоже так и не была уничтожена. Она вернулась в свои прежние границы и снова затаилась, а наши ребята, окопавшиеся в «Штях», благополучно пересидели там Большой Прорыв, как тут же окрестили данное бедствие военные коалиционных сил.
Меня все это интересовало мало, ибо к тому времени я уже выбрался из Зоны, проскользнул через немногочисленные армейские заслоны, прикопал в приметном месте свой «хопфул» и контейнер с радужной сферой, которую взял на Агропроме и так и протаскал с собой весь тот безумный день, а потом, добравшись пешком до ближайшего населенного пункта, уехал с беженцами в родной Харьков. Мне казалось, что на этом моя сталкерская карьера благополучно окончена. Проведал матушку с сестренками, оставил им малость денег на хлеб – с маслом и черной икрой, ясное дело. Погулял по местам боевой славы своей юности, посорил бабками в «Метрополе», покатался на канатной дороге. Навестил Люську, зачем – сам не знаю; сначала это показалось мне хорошей идеей. Потом уехал в Киев. Пошатался по Крещатику, поклубился по ночным клубам, повидался с Калбасиком – в свое время мы славно зажигали в Зоне, пока Калбас не решил, что с него достаточно адреналина, и не смотался на родину. Кстати, именно он научил меня готовить правильный техасский стейк, который я поджарил в гостях у Болотного Доктора. Теперь Калбасик занимал пост средних размеров в столичной милиции. Звал в органы и меня, но я вежливо уклонился от заманчивого предложения.
Потом съездил во Львов, потом в Москву и Питер. Везде мне было душно и скучно. Суета, шум. Люди. В толпе я чувствовал себя неуютно до чертиков, я постоянно ловил себя на том, что машинально фиксирую, кто из прохожих может нести под курткой ствол, кто излишне пристально на меня смотрит, кто способен представлять наибольшую угрозу при внезапном нападении. Я не мог расслабиться в мирном городе – начисто забыл, как это делается. Первое время мне жутко хотелось поехать куда-нибудь в Южную Европу, поваляться на чистом песке под правильным солнышком, попить марочного вина, пожевать омаров. Познакомиться в Харькове с симпатичной студенточкой – девушки в Харькове знатные, ничем не уступают московским и крымским, а по меркам Европы вообще отпад, – пригласить с собой, устроить ей непродолжительное, но незабываемое приключение с матерым, но нежным самцом. Благо загранпаспорт у меня на всякий случай давно был оформлен. Я даже зашел в пару турагентств, чтобы разведать обстановку.
Денег на эту авантюру у меня было достаточно. На счету в киевском банке меня ждала некоторая сумма на черный день, а кроме того, у меня имелся гонорар от полковника Стеценко из ФСБ. Прежде чем обналичить эту карточку, я долго смотрел на нее, но в конце концов перевел деньги на свой счет, а карточку сломал и выбросил. Заманчиво, конечно, но пусть со спецслужбами работают идиоты или фанатики вроде Хе-Хе. Случай с американскими «туристами» и вызванными ими катаклизмами лишний раз продемонстрировал: держись подальше от спецслужб и их запутанных интриг, приятель, целее будешь.
В итоге я, разумеется, никуда не поехал. Потосковал, помучился, несколько раз напился как свинья, после чего сдал билеты и, не попрощавшись с симпатичной студенточкой, вернулся в полуразрушенный после Большого Прорыва Чернобыль-4. Вот такой я кретин, радиоактивное мясо.
Да, здесь я на своем месте. Здесь я всех знаю, я представляю, как себя вести и как поступать в определенных ситуациях. Здесь я свой.
Мне только здорово недоставало Динки, маленького кусачего зверька, проклятой лживой сучки, подтеревшейся моими чувствами. Разумеется, они с Айваром так и не вернулись в «Шти», они ведь не кретины вроде меня. Я надеялся, что у них все будет хорошо и она не позволит ему бить себя чаще двух раз в неделю. Больше было бы перебором.
Чепуха. Бабы – чепуха. Я немедленно нашел себе отличную замену. Ириш, коллега Динки по стриптиз-подиуму «Штей», сохла по мне уже не первый год. Некоторое время назад, еще в начале моей сталкерской карьеры, мы с ней несколько раз крайне удачно перепихнулись, и с тех пор она мне проходу не давала в надежде повторить столь славный опыт. Однако у меня к тому времени уже была Динка, а я считал западлом крутить романы на стороне при живой подруге. Слишком много она для меня значила. Теперь, когда выяснилось, что сама подруга так не считает, никаких тормозов у меня не было. Ириш оказалась первой в очереди – и наплевать, что ею когда-то хвастались и Муха, и Енот, и покойный Астроном. Мне теперь, похоже, на все было глубоко наплевать.
Ириш оказалась так же хороша в постели, как и пять лет назад. Только поистаскалась малость за прошедшие годы; впрочем, все мы не молодеем. Однако меня здорово доставало ее постоянное подобострастие, нелепое стремление все время угождать небожителю, который наконец откликнулся на ее страстные молитвы и спустился с небес. Я не чувствовал с ней того душевного комфорта, который ощущал когда-то со своей черноволосой девочкой – колючей, ершистой, дерзкой, независимой и непредсказуемой. Нет, в добровольной рабыне я не нуждался. Я переехал жить к Ириш, поскольку мне было собраться – только подпоясаться, однако я остро ощущал, что все это понарошку и ненадолго.
Вот такая жизненная ситуация сложилась у меня к тому вечеру, как мы с Патогенычем отправились за чертовым яйцом.
– Ну что ж, бродяги, – проронил наконец Бубна. – Смотрите, я вас предупредил. В конце концов, я готов накинуть еще две сотни. Но это уже будет конкретно последнее слово. Больше вы не получите ни от Нафани, ни от Сидоровича.
– Отец, – проникновенно сказал я, – всего лишь за четверть суммы я могу вернуться на Милитари и принести тебе осколки этого чертова яйца. Надо было сразу прихватить несколько, чтобы ты поверил, но нам было немного не до того. Сильно пахло жареным. Да и контейнер свой я посеял.
Некоторое время Бубна молча гипнотизировал меня испытующим взглядом. Я взирал на него спокойно и миролюбиво, не моргая и не опуская глаз.
Торговец сдался первым.
– Ладно, – безразлично пробурчал он. – Ступай, развлекайся. После поговорим. Рыжий, проводи.
Рыжий был новым старшим барменом «Штей» и доверенным лицом Бубны вместо исчезнувшего Айвара. Нет, все-таки Джо поступил очень мудро, что не вернулся в Зону, иначе на третий или четвертый день я все-таки не выдержал бы и непременно прикончил ублюдка – возможно, прямо в кабинете у босса.
Вернувшись в общий зал, я забрался на свой высокий стул перед стойкой.
– Порядок? – поинтересовался сидевший рядом Патогеныч.
– Порядок, – сказал я. – Даже не испачкался.
– Ну, тогда нет повода не выпить за очередное успешное избавление от смертельной опасности.
Я так и не понял, что он имел в виду – наши утренние похождения на Милитари или мой разговор с Бубной, но переспрашивать не стал. Оно мне надо? Выпить имело смысл в любом случае.
Мы душевно выпили по полстакана прозрачного и закусили ничем.
По телевизору над головой бармена, как обычно в это время, крутили мультик про страуса. Данную серию я уже видел раз пятнадцать, однако все равно невольно косил взглядом на экран. Обожаю эту рисованную бестию, ничего не могу с собой поделать. Есть между нами что-то неуловимо схожее. И особенно люблю наблюдать, как он реагирует на всякие серьезные опасности: неимоверно тупо, но с глубоким достоинством и не теряя присутствия духа. Наш человек, прирожденный сталкер.
«Хаба-хаба! – доносилось из телевизора. – Однако в такой дурацкой ситуации я не оказывался даже в Канаде! Ни хрена ж себе день начинается...»
– Ты, кстати, новость слышал? – между делом поинтересовался Патогеныч, примериваясь к очередной порции прозрачного.
– Пес его знает, – лениво отозвался я. – Может, и слышал. Это смотря какую.
– Ребята говорят, сегодня новая стриптизерша будет выступать. Видал, народу в бар набилось ближе к программе?
– О, круто, – сказал я. – Наконец-то. Симпатичненькая? Если понравится, тряхну стариной. Как зовут?
– Динка, – проговорил Патогеныч, глядя на меня. – Дина Байчурина.
– А. – Я мигом поскучнел и снова уткнулся в экран.
«Бабы – чепуха, – авторитетно поведал мне с экрана мультяшный страус. – Без баб тоже неплохо. То есть я, конечно, не гей, но и без баб тоже неплохо. Уважаемый, когда мне наконец принесут пиво?..»
– «А» – это все, что ты можешь сказать по этому поводу? – на всякий случай уточнил Патогеныч, когда мрачное молчание затянулось.
– Ну в общем, да, – ответил я. – Дура она, вот что. Нечего нормальным женщинам здесь, рядом с Зоной, выменем трясти. Уехала – и молодец. Жила бы себе спокойно, детей рожала каким-нибудь барменам... – Помолчав, я все же признал: – Впрочем, рад. Она всегда была звездой местного стриптиза, и без нее программа много потеряла.
Патогеныч шумно вздохнул. Без тоста и не дожидаясь меня осушил свою порцию прозрачного, принялся задумчиво катать пустой стакан по стойке, пока Рыжий не подошел и не отобрал у него хрупкую посуду.
– Вот что, брат, – проговорил мой приятель. – Ты уже большой мальчик и сам способен решить, что для тебя хорошо и что плохо.
– Спасибо, что заметил, – отозвался я. – Я, в общем, приблизительно так и думал. А к чему ты это сказал?
– Так, ни к чему. – Он развернулся на стуле и принялся наблюдать, как полуголая Ириш плавно скользит по стриптизному подиуму.
Пока выступали Ириш, Гюзель и длинноногая Светка, мы с Патогенычем успели чокнуться еще пару раз, а поскольку порции у нас были вполне взрослые, вскоре я начал испытывать настоятельную потребность подраться с кем-нибудь. Патогеныч для этого не годился – рука у него тяжелая, а рукопашная подготовка вполне неплохая. Я же не сказал, будто возмечтал вдруг, чтобы мне набили морду, я сказал «подраться».
Однако с этим мне не повезло. Потому что сталкеры за соседними столиками вдруг зашевелились, по залу побежал шумок, и на подиум одним прыжком мягко и хищно выметнулось под бодрую музыку оно – горе мое черноволосое, лживая сучка, которую я ненавидел больше всех на свете.
Динка, солнышко мое. Здравствуй, родная. Сто лет бы тебя не видеть, коза.
Зал взорвался общим радостным воплем. Я не стал смотреть, чем там занимается эта стерва – польщенно раскланивается или, по своему обыкновению, с каменным лицом сразу начала танец, не обращая внимания на массовый восторг поклонников. Мне до нее больше не было никакого дела.
Я решительно развернулся на вращающемся стуле к стойке.
– Рыжий, посчитай-ка, – я описал пальцем окружность над своей последней порцией, – вот таких вот сколько было? Заплачу хабаром.
– Э, куда это ты собрался? – возмутился Патогеныч.
– Домой, – честно признался я. – Спать. – Кулаки чесались по-прежнему, но я отчетливо понимал, что здесь и сейчас не время и не место.
– Никаких «домой»! – рявкнул напарник. – Вместе пришли, вместе уйдем, понял? Кто меня пьяного обратно на себе потащит – Енот?!
Я невольно усмехнулся, представив себе эту картину.
– Нет, Енота ты, пожалуй, раздавишь на месте, – согласился я. – Ладно, пьем дальше, если настаиваешь. – Я жизнерадостно помахал Рыжему: – Слышь, брат, не считай пока. Папенька возражает.
Без тоста и без Патогеныча я опрокинул в себя очередные пятьдесят и, сморщившись, показал бармену на пустой стакан, после чего поднял два пальца. Рыжий кивнул и стал готовить мне двойную порцию. Сообразительный парнишка; Джо, например, в такой ситуации налил бы в стакан водки на два пальца. То есть я именно это и имел в виду, но вариант Рыжего меня тоже вполне устроил. Пожалуй, сейчас как раз вариант Рыжего устраивал меня больше всего.
Повернувшись спиной к стриптизному подиуму, я зачерпнул из миски, стоявшей возле бармена, горсть ржаных сухариков и принялся жевать их, уткнувшись в телевизор. Очередную начавшуюся серию про страуса я тоже смотрел много раз, что не помешало мне с неподдельным интересом следить за уже знакомыми похождениями анимационной бестии. Не знаю, понравилось ли Динке созерцать со сцены мою сгорбленную спину; мне хотелось надеяться, что очень, очень понравилось. Патогеныч явно был недоволен моим поведением, но ничего не сказал. Ну еще бы. Попробовал бы. Тогда бы я сегодня точно подрался, что пошло бы мне только на пользу.
Динкино выступление очень кстати закончилось вместе с мультиком.
– Блестяще, – с чувством произнес я, снова поворачиваясь к подиуму. – Никогда не видел ничего круче. Гениальный мульт. Ты видел, как он выбросил его из машины и сказал: «Дальше сам доедешь, ублюдок?»
– Дурак ты, Хемуль, – с сожалением сказал Патогеныч, сползая со стула.
– Чё, правда? – изобразил удивление я.
– Не то слово, – пробурчал Патогеныч и побрел в туалет.
– Ну, значит, не судьба, – задумчиво проговорил я в пространство, придвигая к себе отмеренную Рыжим двойную порцию прозрачного.
Отгадайте загадку: прозрачное, но не вода? Вот именно.
Очередную порцию я принялся цедить меленькими глоточками, как научил меня в свое время один мичман. На душе у меня было исключительно погано. Причем непонятно отчего. Неужели оттого, что совсем рядом, рукой подать, снова была моя бывшая подруга? Нет, чепуха. Я полностью вычеркнул ее из своей жизни. Такие вещи не прощают. Неприятно, конечно, в ее присутствии оживают дурацкие воспоминания, и все такое. Однако все, что между нами было, уже благополучно отболело и умерло. Я хозяин своим эмоциям, я свободен и счастлив. Отчего же так исключительно погано на душе?..
Некоторое время болезненно помедитировав над своей порцией, я вдруг обнаружил, что стакан пуст. Я совершенно не помнил, когда и каким образом опустошил его, но на всякий случай заказал еще прозрачного – на тот случай, если бармен меня разводит и зачем-то коварно пытается не дать мне нажраться. И снова замер в горестных размышлениях...
– Привет, Хемуль.
Я даже не заметил, как она подошла и залезла на соседний стул у стойки. На ней был шикарный, но довольно строгий халатик, черный с серебряными драконами. Повинуясь ее безмолвному жесту, Рыжий тут же принялся готовить сложный коктейль.
– Сейчас старик вернется и прогонит тебя пинками со своего места, – ровным голосом предупредил я, технично оставив ее приветствие без внимания.
– Ничего, мы с ним договоримся как-нибудь. – Она придвинула к себе мою пепельницу, вытащила из валявшейся на стойке пачки Патогеныча сигарету, помяла в пальцах. – Прикурить не дашь? – поинтересовалась после затянувшейся паузы.
Я вежливо щелкнул зажигалкой, дал ей прикурить. Спрятал зажигалку в карман, по-прежнему бездумно глядя в телевизор. Она деликатно выпустила в сторону от меня длинную струю дыма, затянулась снова. Кивнула в сторону телевизора:
– Страус?
– Страус, – сдержанно подтвердил я.
– Классно, – проговорила она и снова замолчала.
Вот почему так: эта девица в баре впервые после того, как Бубна поменял бармена, но новичок уже досконально знает, как готовить ее любимый коктейль, и начинает делать это по одному движению ее руки? А я потратил две недели, чтобы этот барбос запомнил, на сколько пальцев мне следует наливать в стакан прозрачного, и то он еще умудряется ошибаться. Нет, я понимаю, у меня нет таких буферов, такой задницы и такой роскошной шевелюры, но все равно как-то несправедливо устроен мир.
От солидного количества выпитой водки меня уже волокло со страшной силой. Впрочем, оно и к лучшему: не стану выбирать слова и выражения. В трезвом виде я обычно слишком дипломатичен, когда общаюсь с женщинами.
– Чего у тебя руки в бинтах? – помолчав, спросила Дннка. – Опять подрался с мужиками?
– С Дядей Мишей за руку поздоровался, – равнодушно отозвался я. – Твое-то какое дело?
– Да никакого, в общем-то.
И снова повисла дурацкая пауза. А о чем прикажете говорить? Интересоваться здоровьем Айвара?
– Не ожидала тебя сегодня увидеть, – вновь нарушила продолжительное молчание моя бывшая, задумчиво разглядывая поднимающийся к потолку дым своей сигареты.
– В последний раз ты тоже не ожидала меня увидеть, подруга, – не выдержал я наконец. – Помнишь? Когда уединилась с Джо.
– Все еще злишься на меня? – хмуро спросила Динка, пытаясь заглянуть мне в глаза.
– Зачем, – безразлично произнес я, не отводя взгляда. – Злость унижает человека.
– О как.
– Ну. – Я поболтал пальцем в миске с сухариками. – А ты как поживаешь, красавица? На хрена вернулась? Не все еще деньги заработала?
– Слушай, ну какого черта?! – Терпение у моей красавицы явно заканчивалось, но какое мне теперь дело до ее терпения? Ровно никакого. – Я же хочу с тобой серьезно поговорить!
– А я с тобой не хочу.
– Хемуль!..
– Пошла вон, сука.
Динка вскочила, отшвырнув сигарету, на ее смуглых щеках вспыхнули красные пятна, на округлившихся губах явно плясало грязное, очень грязное ругательство. Несколько мгновений я смиренно ожидал, что она с размаху влепит мне пощечину или выплеснет в морду прозрачное, но она вдруг закрыла лицо руками и, разрыдавшись, бросилась в подсобные помещения бара.
Ну и ладушки. Я равнодушно развернулся к стойке и придвинул к себе стакан. Прозрачного было еще много, и, если бы оно оказалось у меня на морде, а не отправилось по назначению, было бы обидно.
– Хемуль! – кто-то решительно положил мне руку на плечо.
Я скосил глаза: рядом со мной стоял Борода.
– Послушай-ка, брат, – проговорил он. – Перед девочкой надо бы извиниться.
– Ну? – удивился я, лениво стряхивая его руку. – Так вот прямо и извиниться?
Борода вздохнул. Чертов москаль, интеллигенция хренова. Нет бы сразу без разговоров в морду сунуть, так ведь сначала полчаса совестить будет.
– Хемуль, – веско сказал он, – извинись перед Диной. Мы тут и так без нее скучали столько времени. Не надо нам всем портить настроение, а?
Я вдруг обратил внимание, что весь зал сидит и смотрит на нас. Ну, правильно, не так часто здесь бывает бесплатный цирк с участием легенды клана и танцовщицы, о которой мечтает каждый мужчина, который только ее увидит.
– Ну, да, да, – философски покивал я. – В пианиста не стрелять, стриптизерш матерными словами не называть. Закон такой. Понимаю. Только я к ней, брат, не подсаживался вроде. Сижу, никого не трогаю, пытаюсь допить свое прозрачное...
Борода хмыкнул.
– Вставай, – сказал он.
– Уверен? – поинтересовался я, поднимаясь.
– Давно ни в чем так не был уверен.
Из глубины помещения кошачьим шагом к стойке приблизился Муха, присел на стоявший рядом стол Мельника, скрестил руки на груди.
– Я следующий, – пояснил он мне. – Когда вырубишь Бороду, я с тобой потолкую по-приятельски.
– Третий нах! – радостно рявкнул от стены Фаза.
– За тобой, – тут же отозвался Крот.
– В десятке, – проворчал Монах.
– Вы мне хоть тайм-ауты давать будете? – поинтересовался я, отодвигая свой табурет и разворачиваясь лицом к Бороде. – Чтобы трупы оттаскивать?..
Борода атаковал меня без дальнейших предисловий, так что последний слог я проглотил. Уклонившись от прямого в челюсть, я поднырнул под его выброшенную вперед руку и со всей дури угостил нападавшего крюком по корпусу, точно под сердце, на мгновение выбив дух из его грудной клетки. Борода тут же растерял всю свою резвость, но второй крюк, хоть и задыхаясь, встретил правильным блоком. Фигли там, если я ему сам когда-то ставил защиту. В общем, по защите еле-еле зачет, курсант, а по нападению два с вожжами. Если в ближайшую пару минут не дотянешься до моей морды, будем считать, что экзамен на краповый берет не сдан, приходи через полгода.
Из-за столика, за которым сидел Борода, начали вскакивать его отмычки, но москаль злобно шикнул на них, и они притихли. Молодец Борода, целую команду воспитал себе. Мы с Мухой и Енотом все время кого-нибудь теряем, соответственно, и команда у нас каждый раз новая. А Борода уже полгода одним составом ходит. Оттого и отношение к нему у малолеток другое. Каждый ветеран, который идет в Зону с отмычками, только и глядит, чтобы ему сзади перо между ребер не сунули. Отмычки нас ненавидят и боятся. А вот за Бороду его ведомые готовы глотки рвать. Педагог, итить.
Борода, в общем, проявил завидное рвение и дважды был близок к успеху, однако экзамена так и не сдал. Я пропустил пару не самых мощных ударов по корпусу, но и только. Было больно, но никакого серьезного вреда эти удары мне не причинили. А вот мой противник уже успел заработать в солнечное сплетение – вполсилы, правда, – в челюсть и в глаз. Наконец я нащупал брешь в одном из его блоков и, совершив обманный маневр, молниеносно сунул кулак в прореху в защите. Удар пришелся по кончику подбородка, и Борода в сокрушительном нокдауне рухнул на стойку, таки опрокинув мое недопитое прозрачное, паскуда.
– Один – ноль. – Я повернулся к публике, дуя на ободранные костяшки пальцев правой руки. – Муха, готов?..
В этот момент из туалета, располагавшегося напротив переодевалок, вернулся Патогеныч, который с ходу оттер Муху в сторону и ухватил меня за грудки. Похоже, по дороге он уже оперативно вошел в курс дела.
– Придурок, ты чего, я не понял?! – яростно зашипел он. – Что за хрень, сталкер? Ты почему нашу красавицу плакать заставил? Ты вообще соображаешь, нет? А ну побежал бегом и быстренько извинился, радиоактивное мясо!
– А не то что? – с любопытством поинтересовался я.
– Дедусь, – Муха подергал Патогеныча за футболку, – вообще-то мы его тут уже бьем. Если хочешь, вставай в очередь.
Тот агрессивно встопорщил бороду.
– Хрен ли полено бить, оно деревянное! – рявкнул он. – Слушай, Хемуль, я на голову совсем больной, ты меня знаешь! Не удивляйся потом, когда вылетишь из клана как пробка! Ты ветеран, брат, и тебе многое позволено, но даже ветеран должен вести себя по понятиям. Мы Диану Эдуардовну обижать не дадим. Блин, сколько ты сам морд разбил из-за нее, гнида!..
– Твою мать, – расстроился я. – Патогеныч, давай это мое личное дело, а? Это только нас с ней касается, понимаешь? Какого черта сюда еще клан приплетать?..
– Нет у тебя в этом баре личных дел! – прорычал он. – Проблемы у вас – так разберитесь наедине, без публичных концертов! Елки, да что я тебя учу, как малолетку!..
Я задумался. Блин, как ни крути, а ведь старик прав. И сегодня я еще обязан ему жизнью. И мало того, ради спасения моей шкуры он без размышлений расстрелял две большие кучи денег, которые собирался отхватить за чертово яйцо, а это было куда серьезнее, хоть он так и не выставил мне за это предъяву.
– Ладно, черти, уговорили, – нехотя сдался я, поднимая обе руки. – Мертвого уболтаете. Особенно Патогеныч. Схожу извинюсь. А потом я к вашим услугам, джентльмены, если кто захочет продолжать.
– Извинишься – вопрос будет снят, – заявил Муха. Он сполз со стола и направился на свое место. – Я, конечно, никогда не против размяться, но без повода и на трезвую голову дерутся только полные лохи. Вот когда примем по триста, ты ко мне подойди и скажи что-нибудь обидное, а дальше поглядим. Что-нибудь про очки. Может быть, я даже не сразу смажу тебя по морде.
– Во мне уже триста, – заметил я.
– Тогда жди, когда я тебя догоню.
Потоптавшись возле стойки, я направился к переодевалкам. Уши у меня натурально горели багровым пламенем, я чувствовал спиной два десятка взглядов. Тьху, идиоты. Ну, извинюсь я – и что будет? Счастье для всех, много и даром, и чтобы никто не ушел трезвым? Пламенные борцы за справедливость, ёпта...
Дверь в Динкину переодевалку оказалась заперта. Подергавшись без толку, я вежливо постучал одним пальцем:
– Диана Эдуардовна, откройте, пожалуйста.
– Пошел на хрен, – донеслось из-за двери.
Пожав плечами, я с полуразворота ударил ногой в замок. Хлипкая дверь жалобно крякнула, а после второго удара распахнулась настежь. Покосившись в конец коридора, выходившего в общий зал, я заметил там вышибалу Храпа, который стоял, устремившись ко мне всем телом, словно гончая, почуявшая добычу; Патогеныч, обхватив его сзади поперек корпуса, что-то горячо ему втолковывал.
Обреченно вздохнув, я шагнул через порог. И встретился взглядом со своей бывшей подругой. Динка стояла в глубине комнаты, и в руке у нее был направленный на меня пистолет. Хороший пистолет, «Смит – и-Вессон» 5906, не какая-нибудь девчачья игрушка. И ее вытянутая рука совершенно не дрожала под тяжестью оружия, что характерно. Тренированные запястья.
– Стой там, – звенящим голосом предупредила Динка, отчаянно шмыгая носом.
Однако. Второй раз за последние сутки я отчетливо видел черное жерло пистолетного дула. Кажется, я уже потихоньку начал к этому привыкать. Забавное чувство.
– Выстрелишь? – удивился я.
– Выстрелю, – решительно подтвердила Динка.
– Не обманываешь?
– Не обманываю.
– О как. – Я задумался. – Ну, тогда отсюда буду говорить, – решил я наконец. – Короче, это. Хочу извиниться. За свое это... за непотребное поведение. Ага. За «сучку». Ребята велели. Аминь.
– Молодец. Теперь вали к своим ребятам и скажи, что извинился, – огрызнулась Динка. Нос у нее покраснел, тушь потекла от слез, но глаза снова были такими, какими я их помнил и любил: внимательными и чуть прищуренными, словно она смотрела на меня через оптику снайперской винтовки. Я не сомневался, что, если сделаю еще шаг, красавица без колебаний нажмет на спуск. Черт, как же я сейчас завидовал тому ублюдку, которому достанется такая роскошная женщина. Даже зареванная, даже ощетинившаяся, как дикобраз, она была нестерпимо красива. Хотелось немедленно зажмуриться и упасть перед ней на колени. И пусть делает что хочет.
– Динка, – сказал я, еще не зная, что именно скажу через мгновение. Наверняка должна была прозвучать какая-нибудь грандиозная глупость в духе мультяшного страуса. – Динка...
– Пошел в мясорубку! – повысила голос моя бывшая подруга и махнула стволом пистолета в направлении общего зала. – Ступай к своим...
Ну, нет, дорогая, нельзя так обращаться с огнестрельным оружием, когда держишь человека на мушке. Не уверен, что я сам хотел этого, но мои рефлексы сработали автоматически. Бросившись на нее, я мигом выкрутил у нее из ладони пистолет, который она судорожно попыталась вздернуть, заломил ей обе руки за спину и прижал к себе, лишив возможности лягаться. После этого Махмуд обычно кладет наполовину стреноженной жертве ладонь на темя, запускает два пальца в глаза и с удовольствием произносит: «И на конвоирование!» Однако я не мог поступить так с женщиной, тем более с женщиной, которую когда-то любил.
Через мгновение она уже вырвалась из моей более чем щадящей хватки, и снова ревела, и обнимала меня, и яростно колотила кулачками в мою услужливо выпяченную грудь:
– Кретин! Жаба! Радиоактивное мясо! Что ж ты делаешь со мной, я ведь люблю тебя, люблю, дрянь такая, сволочь!..
За моей спиной тихо скрипнула, закрываясь, дверь с выломанным замком. Ай, Патогеныч, собака бешеная, подумал я, крепко прижимая к себе свою милую девочку. Поймаю – убью. Спасибо, брат...