"Грозовой Перевал" Эмилия Бронте

Страница 22

Она смолкла и зарылась лицом в складки моего платья; но я с силой его отдернула. Меня выводило из терпения ее сумасбродство!
— Если есть хоть крупица смысла во всей этой бессмыслице, мисс, — сказала я, — она меня только убеждает, что вы и понятия не имеете о том долге, который возлагаете на себя, выходя замуж, или же, что вы дурная взбалмошная девчонка. И больше не приставайте ко мне с вашими тайнами: я не обещаю хранить их.
— Но эту сохранишь? — спросила она ревниво.
— Нет, не обещаю, — ответила я.
Она бы не отстала, но появление Джозефа положило конец нашему разговору; Кэтрин пересела в угол и укачивала Гэртона, пока я готовила ужин. Когда он сварился, мы с Джозефом заспорили о том, кто из нас понесет ужин мистеру Хиндли; и мы все не могли договориться, пока еда почти совсем не простыла. Тогда мы поладили на том, что подождем, когда господин сам потребует ужин, если он вообще его потребует. Мы всегда особенно боялись заходить к нему, после того как он долго просидит в одиночестве.
— Время позднее, а этот бездельник еще не вернулся с поля. Что это он? Лентяйничает? — спрашивал старик и все посматривал, где же Хитклиф.
— Пойду позову его, — сказала я. — Он, верно, на гумне.
Я вышла и кликнула, но не получила ответа. Возвращаясь, я шепнула мисс Кэтрин, что он, видно, слышал значительную часть из того, что она говорила, и рассказала, как я увидела, что он выходит из кухни в ту самую минуту, когда она стала жаловаться на дурное обращение с ним ее брата. Она вскочила в страхе, бросила Гэртона на скамью и побежала сама разыскивать друга, не удосужившись даже поразмыслить о том, почему это ее так испугало или чем ее слова могли оскорбить его. Она не возвращалась так долго, что Джозеф предложил не дожидаться больше. Он высказал хитрую догадку, что они нарочно не приходят, не желая слушать его длинную застольную молитву. Они «такие порочные, что от них можно ждать самого нечестивого поведения», — утверждал он. И он нарочно прочитал в этот вечер особую молитву в добавление к обычному пятнадцатиминутному молебствию перед трапезой и присовокупил бы еще одну после благодарственного слова, если б не влетела молодая госпожа и не приказала, чтоб он сейчас же бежал на дорогу и, где бы Хитклиф не слонялся, разыскал бы его и заставил немедленно вернуться!
— Я хочу поговорить с ним, я должна и без этого не уйду к себе наверх, — сказала она. — Ворота открыты. И его нет поблизости: он не откликался, хоть я звала его с крыши загона так громко, как только могла.
Джозеф сперва отказывался, но, взволнованная не на шутку, она не потерпела возражений; и старик наконец напялил шляпу и пошел ворча. А Кэтрин шагала взад и вперед по кухне, восклицая:
— Не понимаю, где он! Где может он быть! Что я там наговорила, Нелли? Я не помню. Его обидело мое настроение нынче днем? Ох, напомни, что я сказала такого, что могло бы его задеть? Я хочу, чтоб он вернулся. Хочу!
— С чего тут подымать шум? — сказала я, хоть мне и самой было не по себе. — Такого пустяка испугалась! В самом деле, стоит ли беспокоиться, если Хитклиф вздумал шататься при луне по полям? Да он, может быть, лежит себе на сеновале, и так у него плохо на душе, что он не хочет с нами разговаривать. Побьюсь об заклад, он спрятался на сеновале. Вот увидите, сейчас я его выволоку.
Я опять отправилась в поиски. Они привели только к лишнему разочарованию; не утешил нас и Джозеф, когда воротился.
— Парень совсем от рук отбился! — сказал он. — Оставил ворота открытыми настежь, и лошадка мисс Кэти выбежала из конюшни на гумно и оттуда рысцой, рысцой прямо на луг! Как бог свят, хозяин завтра озвереет как черт — и не зря! Он — само терпение с этим беспутным и нерадивым малым, само терпение! Только не всегда он будет так терпелив, вот увидите! Все увидите! Мыслимое ли дело изводить такого человека — это вам даром не пройдет!
— Ты нашел Хитклифа, осел? — перебила его Кэтрин. — Искал ты его, как я тебе велела?
— Я охотней поискал бы лошадку, — ответил он. — Больше было бы толку. Но в такую ночь не сыщешь ни лошади, ни человека — черно, как в трубе! А Хитклиф не таковский парень, чтобы прибежать на мой свист; вот коли вы покличете, он, пожалуй, окажется не так уж глух!
Вечер и впрямь был очень темным для летней поры; тучи, казалось, несли грозу, и я объявила, что лучше нам всем сидеть спокойно дома: надвигается непогода, и дождь, конечно, пригонит парня под крышу, не стоит хлопотать. Но Кэтрин нипочем не хотела успокоиться. Она все бегала взад и вперед от ворот к дверям в крайнем возбуждении, не позволявшем ей передохнуть. И в конце концов она стала, как на посту, у дороги по ту сторону забора и стояла там, не обращая внимания ни на мои уговоры, ни на гром, ни на крупные капли, которые шлепали уже вокруг нее, и время от времени звала, прислушивалась, опять звала и, наконец, расплакалась. Пуще Гэртона, пуще любого малого ребенка — громко, навзрыд.
Близилась полночь, а мы все еще не ложились спать. Между тем гроза над Перевалом разразилась со всею яростью. Ветер был злющий, и гром гремел, и не то от ветра, не то молнией расщепило ель за углом нашего дома; большущий сук свалился на крышу и отшиб с восточной стороны кусок дымовой трубы, так что в топку на кухне посыпались, громыхая, камни и сажа. Мы решили, что прямо промеж нас ударила молния; и Джозеф упал на колени, заклиная господа вспомнить патриархов Ноя и Лота и, как в былые времена, пощадить праведных, свершая кару над нечестивыми. Мне же подумалось, что суд божий должен свершиться и над нами. А роль Ионы, по-моему, должна была выпасть мистеру Эрншо; и я постучалась в дверь "его берлоги, чтоб убедиться, жив ли он еще. Он ответил достаточно явственно и в таких выражениях, которые заставили Джозефа взмолиться громче прежнего, чтобы карающая десница соблюдала различие между святыми, вроде него, и грешниками, вроде его хозяина. Но гроза за двадцать минут отгремела, никому из нас не причинив вреда; только Кэти промокла до нитки, потому что упрямо отказывалась уйти под крышу и стояла, простоволосая, без шали, набирая в косы и в платье столько воды, сколько могли они в себя впитать. Она пришла и, мокрая, как была, легла на круглую скамью, повернувшись к спинке и закрыв ладонями лицо.
— Опомнитесь, мисс! — сказала я, тронув ее за плечо, — так и помереть недолго! Знаете вы, который час? Половина первого. Ступайте лягте спать! Теперь больше нечего ждать этого сумасброда: он пошел в Гиммертон и там заночевал. Рассудил, что вряд ли мы захотим сидеть из-за него до поздней ночи, и, уж во всяком случае, сообразил, что если кто не спит, так только мистер Хиндли, и что хорошего будет мало, если дверь ему откроет хозяин.
— Ни в каком он не в Гиммертоне, — вмешался Джозеф. — Чего тут гадать — он не иначе как лежит на дне какой-нибудь ямы в трясине. Грешник понес заслуженную кару, и хотел бы я, чтобы предостережение не прошло для вас напрасно, мисс, — может быть, и вы на очереди. Возблагодарим же небо за все! Все складывается ко благу для тех, кто отмечен и взыскан господом. Знаете, что сказано в Писании… — И он начал приводить всевозможные тексты, указывая, в какой главе и в каком стихе можно их найти.