Избавившись от вьюков, что висели на ней почти месяц пути от вогульского ханства и до первого русского городка, немного отдохнув и отъевшись сеном после набившего оскомину овса и ячменя, гнедая бежала ровно и весело, высоко поднимая ноги. Подступающие к самой дороге - так, что ветви смыкались над головой - деревья стремительно откатывались назад, снег задорно похрустывал под копытами, бодрящий морозный воздух легко и радостно вливался в легкие.
- А хорошо-то тут как! - оглянулся на Заряну ведун. - Не то, что в этой тоскливой Болгарии. Сразу чувствуется: родные места, добрые, целительные. Вот завяжи глаза - по одному воздуху определю, дома я или на чужбине.
- Попутчиков дождаться не мешало бы, - покачала в ответ головой девушка. - Не ровен час, лихие люди попадутся.
- Как попадутся, так и отвадятся...
Замечание бывшей невольницы пришлось как нельзя к месту, поскольку впереди, поперек дороги, накренился толстый сосновый ствол. Олег, решив не дразнить понапрасну судьбу, натянул поводья, снял с задней луки и перехватил в левую руку щит, расстегнул крючки налат-ника, открывая рукоять сабли, снял толстые заячьи рукавицы, и только после этого пустил кобылку вперед, к завалу. Отвернул в лес. Гнедая, вскидывая тонкие ноги и проваливаясь по брюхо, подвезла всадника к основанию ствола. Олег наклонился.
Нет, на засаду это не походило ничуть: сосну выворотило с корнями, открыв глубокую яму, даже сейчас, в конце зимы, еще не полностью засыпанную снегом. А может, просто выворотило недавно, оттого и не засыпало?
- Заряна, а часто к вам слухи доходили про нападения татей на проезжий люд?
- Не знаю, желанный мой. Давно дома не была. Почитай, с прошлой весны. Все переменилось округ. Позади на месте избушки бортников боярских поляна одна осталась, впереди в полуверсте деревня прежде стояла, а ныне ни единого дымка не видно, собаки не лают, скотина не мычит. Странно...
- Сейчас узнаем... - Ведун обогнул повалившуюся сосну, выбрался на дорогу, пустил гнедую в галоп.
Несколько минут скачки - и лес раздвинулся в стороны, открывая два пологих заснеженных взгорка, меж которыми тянулась узкая прямая полоска кустарника. Видимо, два хозяина поделили так здешние луга. Или залежи - оставленную на несколько лет для отдыха пашню. Теперь это не имело особого значения: деревенька в три дома виднелась с края леса. И вся она - дворы, крыши, колодец - была покрыта ровным, искрящимся на свету, снежным одеялом.
Краем глаза ведун заметил возле ивовой межи движение, потянул правый повод, доворачивая гнедую, сунул руку в карман косухи. Кобыла, сбавив скорость, стала высокими скачками пробиваться через сугробы, но ближе к вершине пригорка наст сделался тоньше, и лошадь снова перешла на галоп. С высоты стала видна неуклюжая коричневая фигура, бредущая к лесу.
- Гей! - крикнул Олег, вытягивая кистень. Монгол медленно повернулся и, тяжело покачиваясь с боку на бок, двинулся навстречу. Когда расстояние сократилось до нескольких метров, глиняный монстр раскинул руки с крепко сжатыми кулаками - но ведун послал кобылу левее, а сам, далеко отклонившись от седла, широким взмахом метнул серебряное шипастое грузило чудищу в плечо. Удар разнес в черепки половину грудной клетки - если можно так назвать верх земляного человека, - и монгол бесформенной кучей осел на снег.
- Вот так... - Середин повернул обратно к деревне, остановился рядом с поджавшей губы Заряной: - Ну что?
- Крожино это, - вздохнула девушка. - Трое братьев тут поселились, Крожиных. Один вроде как молодой еще, но хозяйство свое вел. Другие с женами, малые народились. Мы тут завсегда останавливались. Правда, не брали у них ничего. Многовато просили.
- Не поломано ничего во дворе, - пожал плечами Олег, - стало быть, не разорили их. Сами ушли. - Может, и сами, - согласилась Заряна. - Братья схрон в буреломе вырыли, загон сделали. На случай, коли поганые налетят. Как дым сигнальный видят, сказывали, так сразу добро и малых на телеги - и в лес. И скотину туда же, до последнего цыпленка. А амбар в седле не увезешь, ничего с ним не сделается.
- Другие деревни поблизости есть?
- Просье за дубравой стояло... Как ныне, уж и не знаю. Верст десять отсель.
- Показывай...
Путники снова вывернули на дорогу, поскакали широкой рысью. Что такое десять верст для верхового? Меньше часа, и то не торопясь... Тракт нырнул в лес, запетлял между холмами с крутыми откосами и вскоре снова вывел в чистое поле.
- Да что же это творится? - зло сплюнул ведун, увидев впереди монгола, увлеченно расшатывающего частокол. - Полгода назад здесь же проезжал, и все спокойно было!
Из-за тына, вкопанного вокруг селения без всяких премудростей, без валов или рвов с залитыми водой склонами, местные мужики в три пары рук кололи земляного человека вилами и копьем. Монгол кое-как отмахивался, но своего занятия не прекращал. На приближающихся всадников монстр никакого внимания не обратил, и ведун, проезжая мимо, бесхитростно огрел его кистенем по голове. Лишившись макушки, уродец ткнулся плечами в колья, на глазах превращаясь в рыхлую глиняную массу, стек по стене вниз.
- День добрый, - кивнул Олег, убирая кистень в карман. - Весело живете, как я погляжу. Коней напоить позволите? А то снег топить лениво. Да и времени жалко.
- Может, и добрый, - переглянулись мужики. - К воротам подъезжай. Отчего и не пустить хорошего человека?
- Здравствуй, дядя Малой. - подала голос девушка.
- Никак, Заряна? - прищурился седобородый мужик в полотняном колпаке, понизу обшитом белкой. - Цела? А тут слух про тебя нехороший прошел...
- Стрибог милостью не оставил, спас. Вот, суженый мой выручил.
- А-а, - старик перевел взгляд на Олега. - Ну, так заезжайте. Велю бабке стол собрать по такой радости. Дом ты знаешь, сразу к нам и иди.
Пойти в гости сразу путники, естественно, не смогли - шедшие галопом больше получаса лошади здорово упарились, а потому сперва их пришлось немного выходить, потом развьючить и расседлать, снова прогулять под уздцы по кругу, пока дыхание не установилось, а пена из-под ремней упряжи не сошла на нет. Только после этого скакунов напоили теплой - не колодезной, а настоявшейся в чьих-то сенях - водой. И уж в последнюю очередь подпустили лошадей к стоявшему во дворе Зарянина знакомца стожку.
К тому времени, когда путники наконец освободились и вошли в длинную и широкую, как самолетный ангар, избу, хозяева успели накрыть стол по всем правилам. Стоял он посреди небольшой, метров двадцати, но чистой горницы с вышитыми занавесками на затянутых бычьим пузырем окнах и белыми покрывалами на лавках. Стол тоже был застелен белым наскатерником с кружевными уголками и уставлен мисками с грибами, квашеной капустой, пареной репой, мелко натертой редькой со сметаной, соленой рыбой и холодной тушеной свининой, вываленной из крынки, где она ждала своего часа, залитая жиром и завязанная чистой тряпицей, на оловянный поднос. Разумеется, не пожалел хозяин и пива - выставил к столу в объемистом деревянном бочонке.
Подождав, пока гости утолят первый голод, дядя Малой прокашлялся и поинтересовался:
- А далеко путь держите, земляки?
- В Суздаль суженому моему нужно, - ответила за Олега Заряна. - По делам торговым спешит.
Ведун удивленно приподнял брови, но вмешиваться в разговор не стал.
- Охо-хо, - зачесал голову Малой. - Тяжко ныне по земле русской ездить. От нас до Коврова, почитай, ни единого хутора не осталось. Кто в поселки большие ушел, дабы за тыном отсидеться, а кто и вовсе на север подался. Там спокойно, нежить по полям и долам не гуляет.
- Что до Коврова, что до самого Суздаля малых деревень ни одной не уцелело... - В дверях появились еще трое мужиков, скинули шапки, скромно уселись у стены на лавки.
- А на что они нам? - оглянулась на Олега за поддержкой девушка. - От нас до Суздаля всего един переход.
- Так и не утро ныне, Заряна, - покачал головой знакомец. - Засветло не дойдете. Остановиться бы вам, отдохнуть...
- Постой, Малюта, - неожиданно поднялся один из сидевших у стены мужиков. - Лихо ты, мил человек, нежить у тына завалил, все видели. Помог бы ты и с прочим отродьем. Много их окрест бродит. Может, поболе десятка наберется. Подсоби, сделай милость...
- Да чего тут сложного, земляки, - пожал плечами Олег. - Топором по ногам рубите, а как свалится - голову и руки отсекаете. Тут он и дохнет, монгол этот.
- Да как к нему с топором подойдешь-то, к исчадью этому? - отмахнулся дядя Малой. - В нем росту одного с двух человек!
- Помолчи. Малюта, - опять оборвал хозяина мужик. - Мы же не просто просим, мил человек. Мы тут помыслили: по две деньги новгородских за каждого заплатим.
- Торопимся мы, мужики, - вздохнул ведун.
- Ты ведь человек ратный, - мягко укорил его Малюта. - Кому еще, как не тебе, за это браться? А мы подмогнем, чем можем. Накормим, напоим, спать уложим, с собой припаса в дорогу дадим. А до Суздаля вам за день не дойти. Все едино ночлега искать придется.
- Коли в дороге переночуем, засветло в стольный город придем, - покачал головой Олег. - А коли с рассветом отсюда тронемся, то только к сумеркам доберемся. А нам еще ночлег искагь, волхвов местных.
- Эх, мил человек, - тиская в руках шапку, опустился обратно на лавку мужик. - Никому до нас дела нет. Ладно, сейчас, пока снег кругом, мы за тыном отсидеться можем, с погребов и амбаров харчась. Да и то на Суворощь за рыбой не спуститься. Двое там таких бродят. То сани поломать норовят, а то и лошадь с человеком вместе. А как весна-краса придет? Как в лес выйти, как пашню поднимать? И баб с детьми на подмогу не позовешь, да и самим страшно. Что же нам, святилища отцовские бросать, земли отчие, да в иные края за путной долей отправляться?
- Двое, говоришь? - переспросил Олег, похрустывая капустной прядью. - Стало быть, вы кое-кого из них и выследить успели?
- Чего их выслеживать? Бродят окрест тудыть-сюдыть.
- Понятно... - кивнул ведун.
Разумеется, Сварослав и Лепкос направляли его в Суздаль. И, конечно, ехал он до стольного града уже куда как больше месяца. Но что сможет изменить один лишний день? Тем более что Олег остался в этом мире, чтобы бороться с нечистью. Людям помочь, себя показать... Так чего тогда зацикливаться на одном городе, коли помощь сразу везде нужна?
- Коней седлайте.
- Куда? - вскинул голову мужик.
- Сперва на реку, а там еще куда отвезти успеете. До сумерек время есть, что успею - сделаю. По коням!
Громить одиночных глиняных чудищ особого труда не представляло - налетай да колоти кистенем по голове или под вскинутую для удара руку. Это не ратное поле, где монстры валят большой толпой и плотным строем, а тебе или прорываться, или товарищей своих защищать нужно. Однако каждый раз вид разлетающихся в куски коричневых тел вызывал у деревенских мужиков вопли восторга и радости. До заката Олег истребил их штук семь - двух на реке, одного в кустарнике на противоположном берегу, еще двоих сам выследил по овальным отпечаткам в редком березняке, а последние пришли со стороны дороги, обсыпанные крупными сосновыми ветками, и закончили последний путь в десяти саженях от ворот. В этому времени стало смеркаться, и с охотой мужики решили заканчивать. Вернулись к дяде Малому в дом, расселись в горнице за столом, принялись черпать пиво огромными деревянными ковшами, выпиленными в виде купеческой ладьи - но с птичьим клювом на носу и павлиньим хвостом в качестве ручки. Кто-то из соседей принес жирного гуся, запеченного с мочеными яблоками, кто-то выложил кабаний окорок, и пир затянулся едва не до полуночи.
Когда Олег с облегчением вытянулся на расстеленном возле печи тюфяке, правое плечо его болело не столько от работы кистенем, сколько от постоянного поднятия ковша с хмельным янтарным напитком. В голове шумело, глаза слипались, и ведун уже успел ненадолго провалиться в сон, когда ощутил на своих губах горячее прикосновение.
- Храбрый ты мой, богатырь мой...
Олег открыл глаза и увидел, как Заряна снимает через голову исподнюю рубашку. В серых сумерках темные точки сосков почти не различались, черты лица выглядели смазанными, будто у призрака. Но призраки всегда холодны и влажны, словно ночной туман, а прикосновение девушки было жарким, как пламя кузнечного горна.
- Желанный мой, суженый мой... Родной... - Она расстегнула ворот его шелковой рубахи, по коже мягко заскользили легкие, как тополиный пух, волосы, напрягшаяся плоть ощутила призывное прикосновение...
- Заряна... Зорюшка моя ясная... Моя красивая, хорошая моя...
Комната начала наполняться светом, возникли какие-то странные клубы, словно склеенные из ваты облака... Но когда яркость их стала ослепительна до боли, все мигом растворилось, сделалось однообразным, совершенно неразличимым, как и при полном мраке. И тут сверху в несколько прыжков спустился огромный леопард, на спине которого сидел хорошо сложенный парень лет двадцати пяти, в лавровом венке, с очень коротким, чуть более метра, бунчуком, украшенным двумя атласными лентами - синей и белой. Под мышкой парень держал книгу - все ту же, коричневую, из непонятного материала, с глубоким тиснением. На обложке красовалась длинная спираль с раздвоенным кончиком в центре, и две двойные окружности у нижних углов с золотыми точками посередине. Гость спрыгнул с леопарда, протянул книгу Олегу и...
Ведун перевел дух, приходя в себя, вытер лоб. Мрак в доме казался ему теперь и вовсе непроницаемым.
- Разве тебе плохо со мной, мой милый? - услышал он возле самого уха. - Разве лучше скитаться одному, не зная ни ласки, ни заботы, не слыша ни единого нежного слова? Неужели ты хочешь меня прогнать?
- Нет, не хочу... - Олег подсунул правую руку девушке под голову, другой обхватил ее за бок, привлек к себе и крепко, крепко обнял...
- Ну что, мил человек, кваску али рассольчику?
Олег, зевнув, продрал глаза, непонимающе уставился на склонившегося над тюфяком дядю Малого, потом улыбнулся:
- Лучше, конечно, рассольчику. Да с капусткой. Да с парой яиц вареных, да хлеба с маслом. Слабо?
- Да там Заряна твоя уж с рассветом у печи шурует. Она хозяйка, ей видней, чем суженого с утречка потчевать. Коней как - в дорогу сбирать, али еще на денек останетесь?
- Ты б хоть подняться дал, отец, - возмутился ведун. - По сторонам посмотреть, репу почесать. А уж потом бы спрашивал.
- Ну, прощенья просим, - отступил хозяин. - Однако же мужики ужо у ворот собрались, беспокоятся.
- Зима на дворе, отец! - Олег вскочил на ноги, крутанул руками, разгоняя кровь. - Зима, работы нет. Чего вам не спится? Зимой у нас на Руси токмо пиво пить да снежные крепости штурмовать заведено! И-эх, малохоль-ные...
Прямо босиком он выскочил на улицу, наклонился над ближним сугробом, растер снегом лицо, ноги, руки до локтей. И лишь когда выпрямился, то обнаружил, что человек пять мужиков стоят в нескольких шагах, глядя на него напряженно, выжидающе. За их спинами теснилось с десяток баб и столько же детей разного возраста.
- Вот ведь электрическая сила...
Олег вернулся в дом. Тюфяк из горницы исчез, Заряна расставляла на столе плошки. Поймала его взгляд, застенчиво улыбнулась.
- Ладно, я сейчас... - Ведун натянул меховые штаны, сапоги, подхватил переметную суму, снова вышел во двор, огляделся, указал мужикам на отдельно стоящий овин: - Туда не входить! Один хочу побыть, понятно?
Строение для сушки снопов в эту пору, разумеется, пустовало. Олег поднялся на помост, прошелся из угла в угол, обнаружил у стены кусок старой мешковины, кинул в центр, на решетку из толстых дубовых реек, лег головой в самую середину. На ощупь вынул из сумки пайцзу, положил на лоб, потом развернул заклинание и начал его читать...
Тело охватило ощущение огромного, безмерного покоя. Он словно плыл в мягких струях теплой реки. Ласкающе овевали лицо нежные, как стебли травы, струи, растекались за ненадобностью руки, ноги, перестала раздражающе трепыхаться какая-то штучка в груди. И сама грудь тоже замерла...
И тут по глазам, разрывая плоть мира, резанула молния. Олег увидел злое лицо старика, и в лоб, распугивая ворон, ударил тяжелый посох, отчего кожа невыносимо зачесалась. Избавляясь от наваждения, ведун смахнул его с лица и... Тело - со страшной болью, словно разрывая стальные обручи, сделало глубокий вдох, лихорадочно застучало сердце.
Ведун сел, не в силах отдышаться, нащупал сбоку сброшенную пайцзу, сунул ее в сумку, немного выждал, а затем, сделав немалое усилие, встал.
- Значит, покой... Прямо кладбищенский покой...
Никаких зовов, однако. Наверное, у колдуна выходной. Ну, тогда и нам отдохнуть можно.
Олег, покачиваясь, пересек двор, поднялся на крыльцо и, распахнув дверь, крикнул внутрь - так, чтобы на улице услышали:
- Ты пока не собирайся, Заряна! Я сегодня еще разок с местными на охоту скатаюсь. Завтра дальше тронемся.
Для Олега это действительно был отдых: промчаться вскачь по овальным следам, налететь быстрым кречетом на неуклюже ворочающуюся фигуру, расколошматить ее молниеносным ударом, не снижая разбега, посмеяться новой удаче с мужиками, затем хлебнуть медовухи из пущенного по кругу ковша и поскакать дальше. А вечерком отведать зайчатинки на вертеле, да мелко порубленной свежей капусты из прохладного погреба, да хмельного меда, да запеченной с чесноком и петрушкой осетрины. А потом, когда мужики разойдутся по своим избам, - опрокинуть бывшую невольницу на тюфяк и целовать ее счастливые глаза, мягкую грудь, чуть солоноватый живот...
- Я останусь верной тебе всю жизнь, любый мой, - прошептала она. - Верной половиночкой стану, думать только о тебе, помнить только о тебе. Мальчиков тебе рожу, любый мой. Таких же сильных, отважных. Умных. Хочешь? Мы ведь теперь навсегда вместе останемся, правда?
Олег перевернулся на живот, навис над Заряной, пытаясь разглядеть ее глаза.
- Хорошая моя...
Женщина и дети... Конечно, это изрядная морока. Куда легче жить одному. Не за кого бояться, некого терять, некого защищать. Гнедая, сабля да прочный щит - с ними живешь, с ними умрешь. Железо как потеряешь, так и найдешь, сам сгинешь - так и оно пусть пропадает, мертвому ничего не жалко. А с женой, с малышами своими так не поступишь. Разве бросишь малютку, который смотрит на тебя любящими глазками, смеется беспечно, в груди которого бьется такое крохотное, но уже жаркое сердечко? Тут и погибнуть не посмеешь - чтобы на поругание всякой нечисти их не оставить. Да, морока... Но, наверное, прав вогульский хан Ильтишу: зачем жить на этом свете, если после тебя не останутся ступать по нему ноги твоих детей? Для кого тогда защищать эту землю, строить города? Ради чего проливать кровь, если вместе с тобой уйдет в сумрачное царство Мары весь твой род? Все едино придут на опустевшую землю орды диких варваров, переименуют города, загадят реки, порежут на газончики хлебные пашни, а череп твой выроют из могилы и выставят под стеклом в музейной витрине - где-нибудь между египетской мумией и бенгальским тигром.
- Так мы останемся вместе, желанный мой?
- А разве ты сомневалась? - пожал плечами ведун. - Конечно, да. Навсегда...
- Ну что, мил человек, кваску али рассольчику?
- А что, уже утро? - Олегу показалось, что он всего лишь ненадолго закрыл глаза. И вдруг нате вам: в горнице уже светло, теплой девушки под боком след простыл, а доброжелательный хозяин с ковшом рядом стоит.
- Долго спишь, мил человек...
- Куда денешься, - пожал плечами, поднимаясь, Середин. - У меня половина работы заполуночная. Вот и не привык с петухами вскакивать.
Тем не менее, он выбрался из-под шкуры, снова прогулялся на улицу, обтерся для бодрости снегом. На этот раз неподалеку опять собрались зрители, но уже без детей и женщин - только трое мужиков.
- Может, еще на денек останешься? - предложил один из них, скинув шапку.
- Зачем? - отозвался Олег. - Основную толпу монголов вчера и сегодня мы перебили. А коли еще какой одиночка появится, так вы его всем миром заваливайте. Сами же видели, по одному они бойцы не аховые: неуклюжие, медлительные. А что стрелы, копья или вил не боятся - так веревки набросьте, опрокиньте, да топором на куски посеките. Вот и вся премудрость. Хуже, если кернос забредет. Двуногая тварь такая, зеленая, хвост длинный, а на конце - набалдашник. Они куда как более вертлявые и сообразительные. Но зато их как раз можно и из луков расстрелять, и на вилы взять. Управитесь.
Ведун вернулся в дом, к накрытому столу, и на всякий случай предупредил Малого:
- Съезжаем мы от тебя, хозяин. Седлай после завтрака лошадей, никого не слушай.
- Я уж и припасы обещанные сложил, - закивал хозяин, - упредила Заряна, еще с утра.
- Хорошо. - Олег поймал счастливый взгляд девушки, кивнул.
Досыта наевшись белого кулеша - слоистой каши, в которой рыба перемежалась с распаренной пшеничкой, - ведун забрал переметную суму, отнес в конюшню, перекинул гнедой через холку, вытянул сверток с пайцзой, отправился к овину. Пригрозил наблюдающим за сборами мужикам:
- Сюда не входить! - и поднялся на помост для сушки хлеба.
Олег прекрасно понимал, что в прошлый раз буквально чудом не превратился в прах земной, в размякшую глиняную кучу, которую не захотел вытаскивать из небытия колдовской зов. Но и отказаться от попытки "прослушать эфир" тоже не мог. Ведь это был единственный способ нащупать местоположение неведомого мага и выйти к нему заодно с поднятой из земли нежитью.
Ведун опустился на колени, закрыл глаза, склонив голову и сосредотачиваясь на том, что ему предстояло сделать. Лечь, отключиться, смахнуть пайцзу. Лечь, отключиться, смахнуть. Лечь, отключиться, смахнуть... Он повторял это себе раз за разом, вдалбливая в подкорку, в подсознание. Это нужно сделать, нужно, нужно, нужно... Когда-то, очень давно, в далеком будущем, точно таким же образом он пытался программировать себя перед посиделками с выпивкой - что можно делать, когда соображать перестаешь, а чего нельзя. И обычно поставленные заранее "блоки" надежно удерживали от глупостей. Ну, что же, посмотрим, как они помогут на этот раз! Середин откинулся на спину, положил пайцзу на лоб, начал негромко произносить уже успевшее засесть в памяти заклинание:
- Ра амарна нотанохэ, кушаниба ханнуасас богазхем миру, ра...
Мир вокруг подернулся пеленой, пахнуло застарелой гарью, потом, перепревшей соломой. Вокруг было тихо и покойно! Но ему требовалось идти. Идти немедленно! Мчаться со всех ног! Не то он рисковал опоздать...
Олег ощутил удар по лбу и понял, что стоит он лицом к стене, а совсем рядом во всю глотку визжит на одной ноте женщина.
- Заряна? - повернув голову, узнал он свою красавицу.
- Оборотень! Мертвяк! Нежить! - Она, попятившись, выскочила из овина, и Олег услышал удаляющийся крик: - Рятуйте! Оборотень! Люди! Волкодлак! Бейте его, бейте! Он не человек! Убейте его!
- Ква... - Олег скатился с помоста, поднырнул под него, торопливо сунул пайцзу в карман косухи, метнулся к двери. И понял, что древние боги еще не лишили его своей благосклонности: у самого крыльца стояли уже оседланные и навьюченные кони. Сидящий на ступенях дядя Малой провожал мечущуюся по деревне Заряну непонимающим взглядом. Остальные мужики тоже не успели сообразить, в чем смысл ее слов и откуда исходит опасность. Но некоторые уже на всякий случай подобрали от сарая оглоблю или сбегали в избу за топором.
- Оборотень! Убейте, убейте его! Ночник! Люди-и!
Ведун быстрым шагом дошел до крыльца, рывком поднялся в седло, подхватил повод навьюченного чалого, пнул кобылу пятками:
- Пошла, родимая!
- Вот он! Держи-и-и!!!
- Давай! - Олег пустил лошадей в галоп. Теперь, если кому и вздумается попытаться его остановить - скакуны враз собьют, а то и затопчут.
- Волкодлак!!! - Заряна вырвала у нерешительного мужика вилы, кинулась наперерез.
Олег выдернул саблю, опустил вниз и, когда она попыталась ткнуть острыми деревянными штырями в ногу, резким движением снизу вверх отбил удар, бросив на прощание только одно слово:
- Дура!
Ворота стояли распахнутыми - то ли деревенские перестали бояться бродячей нечисти, то ли гостей собрались выпускать, во всяком случае Середин вырвался на свободу без откидывания засовов и таскания тяжелых створок. Да оно и к лучшему: чего доброго, пришлось бы с местными насмерть рубиться. Лишняя кровь...
Небо затягивала легкая дымка, почти не задерживающая солнечный свет, и просторы вокруг искрились, словно усыпанные мелко растертым стеклом; лес, отступивший от дороги больше чем на полкилометра, выглядел хмурым и неприветливым.
- Интересно, а серебро они мне отсчитали? - неожиданно вспомнил ведун. - Припаса обещанного положили, овса для коней насыпали? Хотя теперь лучше не возвращаться. На привале по сумкам посмотрю.
Олег попытался вспомнить, куда именно он смотрел, когда пришел в себя в амбаре. Получалось, куда-то на юго-запад, почти под прямым углом к дороге. Увы, Русь - это не степь, здесь по азимуту так просто не поездишь, нужно просеки среди лесов искать.
- Ладно, поищу ближайший поворот налево, а там посмотрю, - решил ведун. - Наверно, следовало из деревни не на дорогу, а на реку сворачивать. Хотя... Хотя кто знает, в каком направлении этот ручей петлять станет? Может, вообще обратно в Болгарию заведет...
Кони перешли на рысь, звонко цокая подковами по мерзлой земле. Олег погонять не стал. Вряд ли деревенским взбредет в голову устраивать погоню после того, как ратный гость у них на глазах столько нежити перебил. А уж тем более - если они Заряне поверят с ее фантазиями...
- Вот дура, - опять сплюнул ведун.
Впереди несокрушимой стеной поднялся лес, но, когда путник подъехал ближе, среди могучих стволов обнаружилась брешь, куда и нырнул Ковровский тракт. Дальше шел лес, лес и лес. Примерно через час дорога пересекла узкую речушку, протянувшуюся прямо на юг. Однако на ней не было видно никаких следов ни конного, ни пешего, и ведун решил не рисковать. Еще верст через десять кони перемахнули другую, такую же, протоку, а спустя полчаса вышли на берег уже более широкой реки, по которой тянулся изрядно заметенный санный след. Куда ехал обоз, выбирался ли на дорогу или с нее свернул в удобном месте, было непонятно, однако след означал, что где-то там, ниже по течению, есть жилье.
Олег скинул жаркий малахай, прислушался... Нет, кроме щелканья клестов, потрескивания деревьев и далекого перестука дятла никаких звуков не доносилось. Ни ржания, ни голосов, ни топота копыт.
- А коли так, то и выпендриваться ни к чему, - решил Олег, спрыгивая на лед и укладываясь прямо на утоптанный тракт. Он достал из кармана пайцзу, поместил на лоб, произнес заклинание...
Когда он пришел в себя, то стоял на реке, лицом вниз по течению и лишь слегка повернувшись вправо. В такой ситуации сомневаться смысла не имело - Олег вернулся к коням, забрался в седло, потянул левый повод и пустил скакунов по санному следу тряской неспешной рысью.
Река оказалась на удивление прямолинейной - словно подо льдом было не русло, а шоссе федерального значения. Середин вспомнил, что так случается, когда ручей течет по болотистой местности - но здесь вдоль воды росли сосны, ели, через два часа пути встретилась даже обнесенная тыном деревенька на высоком берегу. Из-за частокола одинокого путника проводили взглядом двое мужиков, от которых были видны только бородатые головы в меховых шапках.
- Эй, люди! - окликнул их ведун. - Это что за деревня? Города или усадьбы поблизости есть? А то я, похоже, заблудился.
- А куда едешь-то? - поинтересовался один. - Ужель нежити не боишься?
- В Муром еду! - назвал Олег единственный город, который он помнил в здешних местах.
- Не боись, верно идешь, - махнул рукой мужик. - Нашу деревню Буторлино прозывают, а до Мурома тебе еще верст девяносто. Все вниз, да вниз по реке-то, а как она вдруг влево повернет, чуть не встреч Коло нашему, то, значит, близехонько уже. Там аккурат через версту на Оку выедешь. По ней на правую руку повернешь, да за полдня и доедешь. Почитай, до темноты порубежников муромских увидишь. Княжество там не нашенское, Муромское будет.
- Спасибо на добром слове, - кивнул в ответ ведун.
Услышанное мгновенно породило в Середине страшное подозрение. В Муроме Олег погостить успел и знал, что князь там успел заразиться варварским греческим христианством. Оттого и лазутчики, маги из злокозненной хитроумной Византии чувствовали себя там как дома, стремясь распространить влияние умирающей империи на пугающую своим могуществом Русь. Эти поганцы уже не раз на черном колдовстве попадались, и если затеяли очередную диверсию, то ничего странного тут не было. Другого от них и ожидать нельзя. Кто еще мог владеть знаниями многотысячелетней древности, как не византийцы? Да еще обосновавшиеся на развалинах Древней Греции...
В память пришло странное видение, уже дважды посещавшее ведуна при провалах в "свет": полуголый парень с венком... А та тряпочка, что на нем надета - уж не хитон ли это?
- Ежкин кот! - Хлопнул себя по лбу Олег. - Как же я сразу не догадался! Греция! Их Аполлон же вроде вообще чуть ли не родом из Гипербореи и каждый год в отпуск на родину мотался. Еще история какая-то была с девицами, что с севера к нему с дарами приезжали. То ли он их изнасиловал, то ли они его... Ну, конечно! Если все, что Лепкос вещал про арийцев и их райскую жизнь за Полярным кругом, правда, то вся северная биография Аполлона и его странной свиты тоже вполне может оказаться истинной. А если так - в Дельфийском храме наверняка такие архивы с тайными знаниями хранятся, что сам папа римский лопнет от злости! Вот откуда монгольские уши растут! Ну, ладно, встретимся - поговорим. Одного проповедника я святым уже сделал. Посмотрим, кто там на очереди...
Ведун шлепнул гнедую ладонью по крупу, разгоняя ее с походной рыси на размашистую. Несколько раз привстал в стременах, разминая ноги и одновременно давая отдых натертому седалищу.
- Ну, давай, давай! Беги, родимая! Завтра в Муром доберемся, там еще отдохнешь.
Впереди показалась точка, быстро увеличивающаяся в размерах. Несколько минут, и стал различим несущийся галопом всадник, а за ним - бегущий с парой небольших сумок на спине заводной скакун. Гонец приблизился - стало видно, как из-под ремней упряжи выступает пена, как покраснели выпученные глаза лошади, как тяжело она дышит. Крест на запястье налился огнем и почти сразу остыл, едва гонец в коротком овчинном тулупе и красной суконной шапке промчался мимо. Олег вздрогнул от неожиданной боли в запястье, потер руку, с удивлением провожая всадника взглядом. Что может быть магического в обычном княжеском вестнике. Письмо?
Письмо! - обожгло ведуна догадкой. В образе монгола его влекло именно в этом направлении. Всадник имеет что-то магическое. Значит...
Середин с силой потянул повод, разворачивая гнедую, дал ей пятками под брюхо и принялся нашлепывать по крупу, одновременно зло крича в самое ухо:
- Давай, давай, давай!
Кобыла всхрапнула, сделала, разгоняясь, несколько широких прыжков и перешла на стремительный галоп. За это время всадник успел умчаться метров на триста, но ведун не сомневался, что очень скоро его нагонит. Гнедая с чалым, хотя и не арабских кровей, да и нагружены посильнее, но они шли рысью и совсем не устали. А гонец, похоже, уже часа два своих скакунов во весь опор гнал. Лошадь не мотоцикл, ей отдых нужен. Или вестник в ближайшие пять-шесть верст остановится переседлаться, или конь под ним сам грохнется от усталости.
Гонец оглянулся, вонзил в бок скакуну, и без того несущемуся со всех ног, шпоры. Самые настоящие, с красивыми медными колесиками. Немецкие, наверно. Однако гнедая, еще не успевшая ни распариться, ни задохнуться, все равно медленно, но неуклонно сокращала дистанцию.
Слева промелькнула деревня, из которой полюбоваться зрелищем высыпали сразу несколько человек, потом по сторонам опять потянулись сосны. Теперь до гонца оставалось меньше ста метров, и Олег уже слышал, как загнанно хрипит несчастный конь. Вестник, похоже, тоже понял, что рискует его потерять, и неожиданно чуть подтянул поводья. Его почти совершенно черный, или, как принято называть, вороной скакун тут же облегченно перешел на рысь. Ведун тоже придержал гнедую - но на несколько секунд позже и оказался вровень с незнакомым воином.
- Тебе чего надо, земляк? - переведя дыхание, поинтересовался гонец. - Почто вослед повернул.
- В сумки твои заглянуть хочу, - признал Олег и хорошо понимая, что за этим последует, снял с луки щит.
- Совсем разума лишился, тать? - даже опешил воин. - Ты на сумки взгляни. Там и добра-то нет. Чего ради живота лишиться хочешь?
- А я и не возьму ничего, - покачал головой Середин. - Посмотрю только.
- Беги отсюда, несчастный, - обнажил меч гонец. - Беги! Ты и понять не в силах, какую беду на себя накликиваешь.
- Дай посмотреть сумки, и я отпущу тебя без единой царапины.
- Х-ха! - Больше воин разговаривать не стал. Послав коня вперед, он замахнулся мечом, явно надеясь разрубить ведуна от макушки до пояса. Олег подставил щит, кольнул из-под него саблей, еще раз - но все время попадал в деревяшку. Гонец попытался дотянуться своим клинком сбоку, с левой стороны щита, но тычок получился слабый, острие даже косухи не пробило. Олег в ответ кольнул сверху, через щиты вниз. Противник вскрикнул, но не от боли, а от неожиданности.
- Ах ты, тать подзаборная!
Внезапно его конь встал, на дыбы, замахал копытами в воздухе. Олег шарахнулся в сторону от шипастых зимних подков, и те опустились гнедой на круп. Кобыла, возмущенно заржав, присела, потом чуть скакнула вперед. От резкого рывка седло дернулось в сторону, и Середин с ужасом понял, что банальным образом выскальзывает из него набок. Но тут разозлившаяся гнедая внезапно вцепилась вражескому коню зубами куда-то возле хвоста, и тот, всхрапнув, сорвался с места - причем заметно прихрамывая.
- Ква, - облегченно расслабился Олег и шлепнулся в снег. - Нет, наверное, я никогда не научусь ездить верхом.
Он встал, встряхнулся, избавляясь от снега, побежал к гонцу, остановившемуся метрах в ста ниже по реке. Тот отчаянно пытался справиться со взбрыкивающим задними ногами конем, но, увидев врага, решил отложить корриду на потом, ловко соскочил на землю и медленно двинулся навстречу.
- Сумки - и ты останешься жив, - предложил Середин.
- Беги или умрем оба! - ответил тот и неожиданно выбросил меч вперед.
Ведун чуть отпрянул, не дав дотянуться до лица, резко ударил своим щитом в низ вражеского, а когда навстречу качнулся верхний край, быстро ткнул за него саблей. И опять гонец вскрикнул, но даже не отступил. Значит, ничего серьезного. Олег начал медленно сдвигаться вправо, за левый от противника край щита. Воин медленно поворачивался вслед, потом вдруг взвыл и, со всей силы колотя из-за головы, начал избивать щит ведуна. Тоже хороший способ для быстрой победы: несколько умелых ударов могут разнести деревянный щит в щепки, оставив врага беззащитным. Но Середин недаром чуть не сразу после попадания в этот мир оковал свою переносную крепость железом по всему краю - такой диск втрое прочнее обычного будет. А потому, не особо переживая за щит, он уловил момент, когда гонец, замахиваясь, приподнял свой диск, и стремительным движением рубанул саблей под ним.
В этот раз воин вскрикнул уже от боли, попятился. На снегу появились кровавые пятнышки.
- Сумки! - еще раз предложил Олег.
- На! - Гонец качнулся вперед, со всей силы ударив своим щитом в правую сторону серединского деревянного диска. Ведун почувствовал, как левый край уходит вперед, открывая бок и спину, торопливо отскочил назад, и меч разрубил всего лишь воздух. - А вот еще, еще!
Олег пятился, отбивая щитом удары, а за наступающим гонцом тянулась по снегу кровавая полоска. Сейчас отважный гонец упадет от слабости, и сумки можно будет обыскать безо всякого смертоубийства.
- Ну, дождался? - неожиданно с хрипом рассмеялся воин. - Вот мы и умерли...
Олег услышал за спиной тяжелые шаги, но оглядываться не стал, просто отскочил вбок, не сводя глаз с противника.
- Не бегай. Не убежишь.
Кто прошел за спиной, ведун не увидел, но зато разглядел, как с противоположного берега реки спускается угольно-черный монгол, из груди которого, покачиваясь в такт шагам, торчат мягкие коричневые корешки.
Гонец был прав: пора кончать. Когда появятся керносы, големы станут действовать более слаженно и вполне могут затоптать пару человечков, оказавшихся в неудачном месте. Олег опустил саблю так, чтобы ее кончик выглядывал из-под щита снизу, начал быстро подступать. Воин вполне здраво пригнулся, опуская свой диск до снега и защищая ноги. Но когда щиты столкнулись, Олег резко вскинул свой вверх, закрывая противнику обзор, одновременно резко кольнул за щит сверху и слева - упругое сопротивление стали показало, что она вошла в плоть. Ведун тут же перекинул клинок вниз, и, когда несчастный, спасаясь, вскинул щит вверх, его ожидал жестокий рубящий удар по ногам. Гонец чуть присел на раненую ногу - но тут Середин резко пнул левый край его оборонительного диска и коротко уколол в открывшийся бок.
- Извини, земляк. Но я обязан осмотреть твои сумки.
Олег убрал саблю в ножны, перекинул щит за спину. Оглянулся. Искать ничего не требовалось: четыре монгола стояли возле лошадиной туши с небольшими сумочками на крупе. Морда заводного скакуна была повернута к спине, и ведун так и не понял: големы убили его специально или всего лишь столь неуклюже искали "зов"?
- Ладно, принимайте в эту игру и меня... - Середин направился к глиняным людям, на ходу вытаскивая кистень и вдевая руку в петлю. - Мне тоже интересно.
Подойдя в упор, он двумя быстрыми ударами в середину спины разбил двоих из земляных чудищ, резко пригнулся, ныряя под кулак третьего, метнул грузик ему в ногу, отскочил, переводя дух. Четвертый монстр, покачиваясь и разведя руки, словно играл в жмурки, двинулся на ведуна - но Олег с хорошего размаха опустил кистень ему на плечо, и голем рассыпался.
- Так... - Середин сунул кистень в карман, открыл одну из сумок, вытряхнул все ее содержимое на снег, потом из второй... Мешки с овсом, свертки с рыбой, копченое мясо... Не то, все не то...
Следовало торопиться: со стороны деревни по реке приближались трое монголов, один выбирался из леса спереди и еще кто-то ломился через кустарник за спиной.
- Ну же, ну!
Нижние сумки оказались придавлены лошадиной тушей и не открывались. Олег выдернул нож, вспорол их сверху. Тряпки, тряпки... Есть! Он увидел алую шелковую ленточку, схватил обернутый ею свиток, рванул к себе. Торопливо развернул:
- Да, это оно! - с облегчением перевел дух ведун. - Жалко, гонца не удалось спросить, откуда он это взял. Ну да ладно. Зато теперь хоть понятно, откуда зараза ползет. Азимут вниз по речке. И писали грамотку недавно. С такой в кармане не попутешествуешь. Не на первом, так на втором ночлеге гости нежданные задавят. Значит, я уже близко...
Он выпрямился во весь рост, оглянулся на монголов, до которых оставалось всего шагов десять, вскинул грамоту над головой:
- Теперь смотрите сюда, братцы-кролики. Раз, два, три! - Он разорвал грамоту, сложил обрывки, еще раз разорвал и рассыпал ошметки вокруг. - Все, нету больше "зова".
Он простоял так секунд пять - однако големы, вместо того, чтобы разбрестись по сторонам, продолжали упрямо смыкаться вокруг.
- Электрическая сила, все равно действует! - Ведун упал на колени, торопливо сгреб обрывки, выдернул кистень, быстро ударил по ногам почти нависших сверху монголов и, перепрыгнув падающие тела, побежал к своей гнедой.
Големов собралось уже больше двух десятков, но они брели по одному, а потому Середину удавалось пробежать между нежитью, лишь изредка расчищая путь ударами кистеня. Он уже собирался вскочить в седло, когда услышал сзади быстрые мягкие шаги и, нутром почуяв опасность, шарахнулся в сторону. Тут же рядом звучно щелкнули челюсти. Олег вмазал по близкой голове кистенем - но из-за малого замаха удар получился слабый, и кернос только обиженно пискнул, отпрянув назад. Потом снова выбросил вперед голову, попытавшись вцепиться ведуну в живот, однако на этот раз человек своего не упустил и проломил-таки ему череп. В ответ сразу с нескольких сторон послышалось призывное шипение. Монголы, обретя руководство, начали отступать, вытягиваясь поперек реки. И это означало, что скакать гнедой больше некуда - через зимний лес конному пути нет. А прорвать цепь монголов в одиночку...
- Не бойся, выкрутимся... - больше себя, чем кобылу, попытался успокоить Середин. - Причина напасти известна, осталось ее только устранить.
Разобравшиеся в цепи, монголы и нетерпеливо подпрыгивающие за их спинами керносы двинулись вперед, собираясь стиснуть Олега и его верную кобылу между двумя стенами. Две другие лошадки - уцелевший скакун гонца и изрядно навьюченный чалый - остались за спинами нежити и пока никого не интересовали.
- Японская сила, никогда не пойму, что у них в головах творится, - пробормотал Олег, сунул руку в переметную суму, нащупал кресало, выдернул и кинулся бежать через реку. Краем глаза заметил, как цепи начали поворачиваться в его направлении. Значит, пройдут мимо гнедой. - Мы еще посмотрим, кто кого!
Он влетел в прибрежный кустарник, пробился сквозь него и тут же завяз по грудь в снегу. Каждый шаг давался с огромным трудом - приходилось разгребать снег сверху, пробивать его всем телом, высоко поднимать ноги. А монголы тем временем приближались. И за то время, пока Олег продвинулся на три метра, они прошли все тридцать.
- Так и сдохнешь тут, как крыса под колесом... - Ведун повернул к ближней ели, пробрался к ней за несколько рывков, влез между веток ближе к стволу, а потом принялся быстро карабкаться наверх, благо ветвей росло, как иголок на ежике: только протискивайся, а за что цепляться - хватает.
Поднявшись метров на десять, он остановился, наконец-то получив передышку. Монголы к этому времени как раз дошли до дерева, но пока не знали, что делать дальше, и просто таращились наверх. Сил сломать елку у них наверняка хватало - но керносы пока не догадались отдать такой команды.
Кое-как примостившись среди ветвей, ведун достал кресало, мох, тонкую бересту, начал высекать искры. С пятой попытки у него получилось заставить мох задымиться. Середин сунул в сердцевину дыма бересту, начал раздувать огонь, а когда над березовой корой заплясали сине-розовые язычки пламени, торопливо выхватил из-за пазухи обрывки "зова", сунул в самый жар, пока береста не прогорела. Пергамент закоптил, начал сворачиваться на углах - и вдруг резко полыхнул, пожирая древние символы.
Олег разжал пальцы, спасая их от ожога, посмотрел, как падают вниз дымящиеся клочья, перевел взгляд на нежить. Керносы, покрутив головами, пошлепали в лес общей зеленой стаей, монголы продолжали тупо стоять на месте, и лишь самые дальние, в последних рядах, стали разворачиваться, отбредать в сторону.
- Как бы они лошадей не подавили... - Олег заворочался в ветвях, пытаясь разглядеть гнедую на реке, но слезать вниз не рискнул. Сквозь треск веток ему послышалось, что испуганные нежитью лошади кинулись бежать, но очень быстро он сообразил, что конский топот не удаляется, а приближается. И что такой грохот могут производить только сотни коней, а никак не три оставшиеся без седоков скакуна.
Действительно, через несколько минут река от берега и до берега заполнилась всадниками. Они быстро и деловито, даже с некой небрежностью, порубили рогатинами одиноких монголов на льду. Именно порубили - не коля широкими наконечниками копий, а нанося удары их острыми боковыми гранями. Несколько всадников отвернули к ели и стали быстро истреблять столпившихся внизу големов булавами и шестоперами.
Олег облегченно вытер лоб и стал кое-как спускаться, нащупывая ногами опору и удерживаясь руками. Получалось плохо - вслепую определить надежность веток не удавалось, и они то и дело с оглушительным треском ломались.
- Он мертвый... Тут еще лошади чьи-то крутятся... - донеслось от реки.
- Вижу, вижу, - послышался в ответ знакомый голос. - Интересно, что там за чудо-юдо на дереве барахтается? То ли глухарь заснуть не может, то ли леший ближе к солнцу погреться забрался. Кого-то мне этот зверь напоминает... Эй, на дереве! Я же запретила тебе появляться рядом со мной и моими ратниками!
- Я что, виноват, Верея? - Ветки под ногами обломились, и Олег повис на одних руках. - Я виноват, что, куда ни поеду, ты тут же следом являешься?! Даже на дерево забрался - и то нашла!
- Да я, ведун, последние месяцы нежить всякую в наших местах извожу, - звонко рассмеялась боярыня. - И смотри ж ты - где люди земляные с ящерами, там и ты обязательно оказываешься! С чего бы это, а?
- Мне эта нечисть тоже не нравится. - Середину наконец-то удалось спуститься до высоты метра в три, и он спрыгнул на плотно утоптанный монголами и верховыми воинами снег. Двинулся к реке, с удовольствием перескакивая с одной глиняной кучи на другую. - Тоже на нее охочусь помаленьку...
- Это на деревьях, что ли? - понимающе кивнула Верея. - Много наловил?
- Сколько есть, все мое, - вяло огрызнулся ведун. - Просто не везет мне в последнее время... То за оборотня примут, то нечисть полусотней на одного накидывается. Тут не то что на елку - на стену полезешь.
- А-а, ну-ну... - Верея подъехала ближе, взглянула на него сверху вниз.
Темно-вишневый бархатный плащ, опушенный по краям белоснежным соболем, ниспадал с плеч на седло, на круп коня и свисал сбоку почти до самых стремян. Спереди из-под него проглядывала все та же кольчуга из красноватой меди. Голову украшала высокая соболья шапка. Щеки хозяйки Колпи зарумятились от мороза, чуть изогнутые брови, наоборот, побелели, словно слегка выцвели от солнца. Улыбающийся коралловый ротик приоткрывал поблескивающие, как жемчуг, зубы.
- Ты сказочно прекрасна, боярыня, - погладил Олег ее серого скакуна по шее. - Каждый раз, когда я тебя вижу, ты становишься еще красивее...
- Я знаю, ведун, знаю... - согласно кивнула женщина, но ее улыбка из насмешливой как-то незаметно превратилась в доброжелательную. - Не везет, говоришь? Ладно, друзей нужно выручать, коли уж от них начинают отворачиваться боги. Ты куда путь держал?
- В Муром.
- Ладно, - кинула она и сухо бросила гарцующему рядом воину: - Лесавич, поворачивай коней. Проводим путника до стольного города, коли уж недалеко. А то как бы опять на деревья не полез. Всех смердов ведь в округе перепугает. Иди, ведун, лови своего коня.
Боярские полусотни, старательно прочесав ближний лес и перебив всех монголов, минут через десять собрались на реке. Вереин воевода, оглядев ряды всадников, махнул рукой, и конница покатилась вниз по течению. На глазок их было не меньше двух сотен. Не княжеская дружина, конечно, но для небогатой провинциальной боярыни, каковой Верея казалась Середину, они представляли собой весьма впечатляющие силы. Правда, одеты они были не по-военному: все до единого в шитых, как по лекалу, овчинных полушубках. Никакой брони ни на ком, кроме Лесавича, не имелось. Даже шлемы поблескивали на одном из десяти.
Разумеется, у такого крупного отряда имелись заводные лошади - но они иод присмотром нескольких ратников шли позади отряда. Олегу, ведущему своего чалого в поводу, протолкнуться в плотную колонну не удалось, и он волей-неволей оказался в заднем ряду. Ведун сделал несколько попыток обойти строй с той или иной стороны, обратить на себя внимание женщины, но та ни разу не оглянулась на случайного попутчика. И в конце концов Середин махнул рукой: не хочет видеть - значит, не хочет.
В очередной раз растаяла позади деревня Буторлино, потянулись знакомые лесистые берега. Солнце потихоньку клонилось к закату, и хотя до сумерек оставалось еще часа два, было совершенно ясно, что сегодня до Мурома никаким образом добраться не получится.
Река вильнула вправо, вышла из леса в открытые поля. Лесавич наклонился к хозяйке, что-то сказал. Та кивнула. Воевода привстал на стременах, прокашлялся, выпустив клубы белого пара:
- Кто мокеевские, боярыня до дома на ночь отлучиться дозволяет. Однако же, чтобы нагнали рать все к завтрему до темноты!
От отряда отделились четыре всадника, повернули коней прямо на берег, поднялись на него и поскакали куда-то к дальним лесным зарослям. Река опять вильнула, вернулась в лес. Обогнула пологий склон, заросший невысоким рябинником, алым от множества ягод, снова вернулась к предыдущему направлению.
- Половцы!
- Русы!
- Ура!!!
Олег толком и понять ничего не успел: за поворотом обнаружилась темная конная масса, мчащаяся навстречу под сверкающим пологом сотен копейных наконечников. Множество людских глоток взвыли почти одновременно, качнулись навстречу друг другу пики, перешли в галоп кони, покатился над зимним лесом общий для обеих ратей боевой клич, послышался треск ломаемых рогатин, раскалывающихся щитов, крики человеческой боли и предсмертное конское ржание.
- Заводных отводите! - оглянувшись, махнул рукой на опекающих табун ратников Олег, перехватил щит в руку и, выдернув из ножен саблю, поднялся на стременах.
Баталия шла на узкой полосе поперек всей реки. Конному в заснеженную чащобу хода нет, а потому те, кто волею судьбы оказался в задних рядах, могли за схваткой только наблюдать, без всякой надежды ударить врага с фланга или обойти его с тыла. Просто сеча - кто кого быстрее вырежет, без всяких хитростей и стратегий.
Белая соболья шапка медленно перемещалась из передних рядов назад, и на душе стало чуть-чуть спокойнее - значит, Верею первым ударом не стоптали. А уж чем дело кончится дальше - еще посмотрим.
Фронт начал прогибаться в сторону Олега, растягиваться, медленно пятиться - и вдруг прорвался, опрокинув нескольких, одетых в светлые тулупы, Верейных воинов. Темные половецкие халаты мгновенно продвинулись на десяток метров, смешавшись с ратниками, и принялись уверенно наступать, грозя разорвать тонкий оборонительный строй.
Ведун с надеждой оглянулся... Нет, ратники не ослушались, как он надеялся, не стояли позади, ожидая команды. Коней спасали. Тоже правильно - без лошадей на Руси ни для рати, ни для пахаря жизни нет.
- Значит, придется одному отдуваться... - Ведун поднял глаза к небу, глубоко вдохнул, наполняясь солнечной энергией, наливаясь неодолимой мощью Первого бога, а потом послал гнедую навстречу приближающимся халатам, выдохнув самый ужасающий в автопарке клич: - По-о-оберегись!!!
Ратники в испуге оглянулись - вдруг с тыла атакуют? - чуть раздались, и ведун с ходу врезался грудью кобылы в бок серого в яблоках половецкого скакуна. Всадник от неожиданного толчка покачнулся. Олег устрашающе взмахнул саблей, а когда тот пригнул голову - со всей силы, всем своим весом, ударил щитом в щит. Половец начал заваливаться на противоположную сторону. Середин с силой опустил оголовье сабли ему на ногу, и враг окончательно соскользнул под копыта коней.
Ведун проехал немного вперед, сошелся правыми боками с другим половцем. Тот сверху вниз, из-за головы, рубанул тяжелым широким мечом - Олег встретил удар клинком плашмя, отвел в сторону и, пользуясь легкостью сабли, стремительным обратным движением чиркнул по плечу. Стеганая ткань расползлась, по руке половца потекла кровь. Середин продвинулся еще немного во все возрастающей давке и оказался прижат к вислоусому степняку с бритым подбородком и голубыми глазами. В воздухе сверкнула сабля. Олег, удивленно приподняв брови, встретил ее своей, дал соскользнуть вбок, обратным движением рубанул вражью голову, но попал по плечу. Быстро сдвинул щит чуточку вниз и назад, ощутил глухой удар - ловкий враг пытался баз замаха уколоть в бок, - встал на стременах, обрушиваясь сверху, но клинком чиркнул понизу и... Тоже напоролся на щит. Торопливо сел, пока в живот не пырнули, отпихнул новый скользящий удар сверху, ткнул клинком в лицо - степняк увернулся, усы поднялись в саркастической улыбке:
- Зря... шлем не надел... рус... - тяжело выдохнул он. - Темечко отрублю...
Сам степняк был в остроконечном шлеме, играющем на солнце множеством граней.
- Отдышись сперва, - презрительно сплюнул Олег. - Саблю уронишь...
Он резко ударил щитом в щит врага, попытавшись опрокинуть того на землю. Половец, прикусив губу, удержался, чиркнул саблей поверху, вынудив Олега приподнять щит, и тут же, повернув клинок изгибом вверх, попытался уколоть ведуна из-за щита. Середин легко отмахнулся и снова, приподнявшись в стременах, навалился на врага всей массой, одновременно тыкая саблей сбоку... Нет, не попал...
- Где оружие украл, рус? - оттолкнув Олега, спросил степняк.
- Половцы бросили, как в прошлый раз драпали!
Ведун взмахнул саблей слева, а когда враг отвел удар, резко дернул щитом назад, надеясь проскользнуть за край вражеской деревяшки и сбить его тычком окантовки в грудь. Не получилось, и Олег тут же рубанул поверх щита. Половец оказался сильным противником, но он дрался с самого начала, а ведун вступил в сечу всего несколько минут назад. Если увеличить темп схватки - степняк выдохнется первым.
Внезапно противник залихватски свистнул, несколько раз с неожиданным напором рубанул Олега - попадая, естественно, в щит, - потом резко отвернул и помчался прочь. Ведун погнался было следом, но, увидев впереди нескольких степняков с копьями, предпочел отвернуть обратно и присоединиться к русским ратникам. Эти выглядели тоже, мягко выражаясь, несвежими. Бросать их в новую сечу было невозможно.
Из битвы вышли невредимыми сотни полторы бойцов. Еще человек двадцать, кто прихрамывая, кто удерживая поврежденную руку, отходили к лесу в тыл отряда. Раненые половцы, способные ходить, тоже отступали к своим. Еще многие стонали на льду, не в силах подняться, но помогать им никто пока не рисковал.
- Их там сотен шесть, коли не более, боярыня, - сообщил один из воинов невидимой Верее. - Чую я, сшибку копейную готовят...
- Эй, Лесавич! - привстал на стременах Олег. - А скажи мне, дураку, отчего это половецкие рати здесь, как у себя дома, шастают? Где дозоры, где порубежники все? Куда смотрят.
- С Муромского княжества пришли, - отозвался воевода. - То ли сговорились с Муромом, то ли отогнали их оттуда. А порубежники здесь суздальские стоять должны...
- Нежити много развелось на русских землях, - неожиданно перебил ратника уверенный женский голос. - Разгоняют они дозоры малые. Схроны порубежные разоряют. Бродят где попало чудища глиняные, а справиться с ними не всякий может. Боятся их многие.
Теперь Олег увидел Верею - она возвышалась в седле по ту сторону отряда. Ведун, пнув пятками кобылу, направился к ней. В этот момент в воздухе что-то прошелестело, и в снегу перед гнедой выросла короткая оперенная палочка. Снова зашелестело, потом снова и снова, и скоро воздух наполнился звуками летнего дождя, падающего на густой кустарник. Заржала от боли лошадь, потом другая. Вскрикнул кто-то из ратников.
- С коней! - крикнул ведун. - С коней быстро! В лес уходите, в лес!
- Не уйти нам через лес, - покачал головой Лесавич. - Снег там по грудь. Завязнем, пропадем бесследно.
- С коней слезай, говорю! - сорвался на крик Олег, спрыгивая на лед. - Потом спорить будешь!
Воевода повернул голову к Верее. Та кивнула.
- Спешиться! - скомандовал он. - Уходим в лес.
Часто падающие стрелы ранили еще двух ратников, свалили коня, но, когда отряд ушел под кроны, стрелы почти перестали долетать до земли, с громким стуком втыкаясь в стволы, срезая ветки, ломаясь о сучья.
- Лошадей вперед! Снег утаптывайте! Отступаем! Дальше в чащу отступаем.
Стук стрел оборвался. По реке с гулким топотом промчались, опустив копья, две сотни, осадили коней за поворотом, остановились.
- Отсекают, - хмуро сообщил воевода. - Чтобы выше на реку не вышли.
- Коней дальше гоните, пусть целину рыхлят, - приказал Середин. - А сами снег утаптывайте. Нам нужно от берега хотя бы на сотню шагов отойти. Тогда и лучники стрелять не смогут, и конница для копейного удара не разгонится.
- Они и без разгона подъедут.
- Это вряд ли, - усмехнулся Середин. С реки донесся мерный рокот. Это, уже без всякой спешки, подходили половецкие сотни.
- Все сюда! - махнул рукой ратникам ведун. - Быстро строимся плечо к плечу! Те, у кого есть рогатины, - во второй ряд. Кладите их на плечи впереди стоящих. Быстрее, быстрее! Сомкнуть щиты!
Спустя пару минут в лесу выросла ощетинившаяся копьями прочная стена из деревянных дисков - правый край каждого щита опирался на левый соседнего, причем левый край каждый воин поддерживал своим плечом. Вверх выглядывали острые кончики мечей, за врагом внимательно наблюдали десятки глаз.
С полсотни половцев, объезжая деревья, приблизились к строю, но атаковать не рискнули. Одно дело - проламывать оборону с разгона, стремя к стремени, когда копейный строй опрокидывается массой сомкнутого конного строя, ударами пик, тушами коней. И совсем другое - стоять перед десятками направленных на тебя рогатин и пытаться уколоть врага, надежно спрятанного за щитами. Они потолкались в нескольких шагах, покричали обидные слова о трусливых собаках, убежавших в лес с ратного поля, потом отъехали на реку. Некоторое время ничего не происходило, потом в сопровождении пары всадников пригарцевал уже знакомый Олегу степняк в остроконечном граненом шлеме.
- Эй, русы! Именем я хан Котян, сын отважного Азуна. Я пришел сюда ради дела ратного, молодецкого. Обиды за посеченных не держу. Сдавайтесь, зла не причиню! Уходить вам некуда. Со мною восемь сотен воинов, а вас и двух не наберется. Сдавайтесь.
- Сам сдавайся! - крикнул из-за строя воевода Лесавич. - Каждый мой ратник пятерых твоих стоит.
- А то я на реке не видел, чего твои слуги стоят, - покачал головой половец. - Полсотни моих ты посек! Полсотни твоих полегло. Нас восемь сотен, русы. Сдавайтесь, не то всех побьем. В лес не уйдете, снег вас сожрет. На реку не выпущу. Куда денетесь? Я храбрецов своих на ваши рогатины пускать не стану. Подожду, пока брюхо у вас подведет. Сами выйдете.
- Проваливай отсюда в свою степь, пожиратель падали!
- Ай, зачем слова такие бросать? - беззлобно пожал плечами половец. - А ну, вас падаль жрать заставлю? Сдавайтесь! Отдам вас за выкуп, честь по чести, персам в рабство продавать не стану. Князь серебро отсыплет - к женам вернетесь. Зачем здесь помирать? Темно, холодно. Сдавайся. К юртам своим отвезу, баранами кормить стану...
- В колодки посажу и к хазарам плетьми гнать стану, - в тон степняку крикнул воевода.
- Некуда вам идти, русы, - вскинул подбородок половец. - Всех побью, мечи, коней заберу, болгарам продам. Сдадитесь - железо продам, вас за серебро отпущу. Вам хорошо, мне хорошо. Зачем упрямитесь, русы? Сдохнете в лесу, убыток один. Вы воины, мы воины. Чести урона чинить не станем, с уважением уведем.
- Маму свою хазарам отведи.
- Про маму зря сказал... - Половец развернул коня. - Хотите сдохнуть - сдохнете. Никого не отпущу. А дабы мыслили крепко, способ один знаю. Луков у меня много, стрелы опосля назад соберу. Попробуйте, русы, половецкого железа.
- Хреново, - пробормотал Олег, занявший место на правом, самом опасном, фланге, и спросил у ратника слева: - У вас лучники есть?
- У Лесавича, помню, был... У Родиона... Супротив земляных людей пользы от них нет, от и не брали.
- Ква, - задумчиво кивнул ведун. - Тройное ква в одном флаконе. Если отстреливаться некому, то нас перебьют, как в тире.
От реки показались половцы. Те, что пешие, подступали с луками. Сзади маячили верховые - прикрывали на случай, если загнанные в ловушку русские перейдут в атаку и перебьют стрелков. Лучники, остановившись метрах в сорока, неторопливо выбирали цели, потом, наложив стрелу на тетиву и цепляя ее большим пальцем, резко натягивали лук и тут же стреляли. Почти сразу послышались пронзительные выкрики. Олег болезненно скривился. Он уже усвоил, что русский лук бьет на дистанцию почти с километр, а с двухсот метров навылет пробивает дубовую балку в три пальца толщиной. И он ничуть не сомневался, что половецкий лук ненамного слабее. С восьмидесяти шагов прятаться от него за шитом бесполезно - продырявит и диск, и ратника за ним, даже в полном доспехе. Ведун едва не взвыл от бессилия - но что он мог сделать? Отвести глаза сразу десятку стрелков невозможно. Особенно от такой цели, как целая стена протяженностью в сотню метров. Отбиваться тоже нечем... Вот рухнул ратник в самой середине строя. Вот упал вперед, на свой щит, другой. По спине пополз холодок. Наверное, точно так же чувствует себя человек, которого привели на расстрел. В полном бессилии, до конца сознавая свою участь, он вынужден стоять у стены и ждать, пока комендантский взвод приготовит оружие... Получше прицелится... Нажмет на курок... И надежда остается только на одно: еще минута. Еще один глоток воздуха. Еще один лучик света.
- Котян!!! Ты слышишь меня, хан Котян?! - прорезал сумрак женский голос.
От неожиданности половцы опустили луки, переглянулись.
- Эй, хан, ты слышишь меня?!
- Кто это тут явился? - Снег захрустел, и, обогнув всадников, вперед вышел хан. - Ужели я ослышался?
- Убери своих лучников, хан! Мы сдадимся.
- Ну так сдавайтесь. - Половец с интересом оглядел стену из щитов. - Бросайте оружие и выходите на реку.
- Мы сдадимся утром.
- Нет, сейчас! - упрямо мотнул головой половец. - Я хочу спать спокойно, не опасаясь врагов рядом со своим лагерем. Сдавайтесь, или до сумерек лучники перебьют всех до последнего!
- Меня зовут боярыней Вереей, хан... - голос женщины сорвался. Она сглотнула, продолжила: - Я Верея, хозяйка Колпи. Я хорошо понимаю, что меня ждет, что ты со мной сделаешь. Я прошу у тебя одну ночь. Я хочу еще хоть одну ночь побыть свободной женщиной.
- Верея? - Глаза половца забегали быстрее. - А ну, покажись!
Строй раздвинулся, боярыня, свесив голову, вышла вперед, остановилась в двух шагах перед щитами. Обреченно вздохнула. Потом подняла голову, распустила узел плаща. Епанча мягко скользнула на снег, и все увидели изящную фигуру, обтянутую до середины бедер красноватой кольчугой, ножки в высоких, до колен, сапогах. Она сняла шапку, тряхнула головой, позволив темным длинным волосам рассыпаться на плечи.
- Хороша... - восхищенно облизнулся половец, шагнул вперед, но Верея тут же отступила на шаг, предупреждающе вскинув руку:
- Назад, или я прикажу убить себя!
- Ты же обещала сдаться!
- Я еще не готова, хан. - Верея опустила руку и потупила взор. - Мне нужно проститься с прошлым, мне нужно смириться с будущим. Подари мне эту ночь, хан Котян. Я еще не готова стать рабыней. Я должна принять это. Я должна смириться. Подари мне ночь. Еще только одну ночь вольной женщиной. Только ночь. И с первыми лучами солнца я начну выполнять любые, совершенно любые твои желания и прихоти. Ты будешь доволен, хан. Ночь... Всего одна ночь... - Боярыня мотнула головой, сглотнула. - Я не могу... Я не готова... Сейчас...
- Поклянись, что ты не наложишь на себя руки и никак не испортишь себя! - потребовал половец. - Что достанешься мне в целости и сохранности!
- Я даю тебе слово, что не причиню себе никакого вреда.
- Нет, не так! Клянись своими богами! Сварогом клянись! Хорсом!
- Перед лицом Сварога великого и Хорса лучезарного клянусь их именем, что не причиню до рассвета никакого вреда себе, никакого урона своему телу. Клянусь, что после ближайшего рассвета стану выполнять любые приказы и прихоти половецкого хана Котяна, стану самой покорной, ласковой и смиренной из всех женщин, которых он встретит в этом мире! Наложив на меня руку, он сможет делать со мной все, что пожелает. Сможет продать, подарить, дать на время любому по своей прихоти, сможет наказывать по своему желанию любой карой, хотя бы и лишением живота, и ни разу не встретит никакого ропота с моей стороны. Этой клятве ты веришь, хан Котян? Одну ночь... Смиренно молю тебя о милости, хан. Только одну ночь.
- Я дарю тебе эту ночь, рабыня, - взмахнул рукой хан и развернулся, жестом позвав за собой своих воинов.
Когда половцы вышли на лед, Верея оборотилась к строю, закрыла лицо ладонями, постояла так почти целую минуту, покачивая головой, потом наконец встряхнулась, удрученно посмотрела на своих ратников:
- Расходитесь же, сечи больше не будет. Разводите костры, варите кашу. Палатку мне поставьте. Я хочу побыть одна.
Ратники, удрученно качая головами, разбрелись. Вскоре послышался стук, треск ломаемых на хворост ветвей. Несколько воинов начали с шелестом разворачивать белую парусину. Разложили, закинули на ветки веревку, вытянули, поднимая центр, тут же нырнули внутрь с шестами, выставили четыре угла, закрепили угловые веревки. Затем принесли и кинули внутрь пару небольших вьюков, внесли два сундучка. Похоже, все это добро везлось на крупах сразу нескольких коней. Впрочем, чего не сделаешь ради такой прекрасной госпожи?
Наконец место отдыха боярыни было собрано, она нырнула внутрь и задернула полог. Сразу в нескольких местах полыхнули костры. Ратники подвешивали над огнем котелки, набивали снегом. Только Олег стоял как неприкаянный. Для этого отряда он был чужой, дела не имел. После короткого размышления он отправился дальше в чащу, быстро нашел там гнедую, отпустил ей подпруги, снял уздечку, повел к пылающему с краю костру, окруженному десятком воинов:
- Мужики, у вас воды, лошадь напоить, не найдется?
- Садись, сейчас натопим, - кивнул ратник лет тридцати. - Снега много. И ей, и нам хватит. А я тебя в сече зрел, крепко ты в половцев врезался. Наниматься к Верее станешь?
- Пока что она меня гонит подальше. - Олег кинул на землю щит сел на него.
- Баба, что возьмешь, - пожал плечами ратник. - У тебя нет ничего с собой?
- На заводном все осталось. А он с табуном.
- И у нас токмо торба гречи на всех. Ладно, полопаем пустой кашицы. Не впервой.
Дождавшись, пока вода закипит, ратник сыпанул туда весь мешочек с крупой, стал неторопливо помешивать длинной деревянной ложкой. К этому времени уже стемнело. На бархатисто-черном небе зажглись звезды, но которым изредка проползали тени неразличимых во мраке облаков. Огни засветились и у реки: основная масса напротив русского лагеря, еще две группы костров справа и слева, заметно дальше вверх и вниз по реке.
- Караулят... - проследив взгляд ведуна, кивнул воин. - Боятся. Хороша наша Верея, любого с ума сведет.
В этот миг Олег заметил, как полог палатки взметнулся. Боярыня, накинув на плечи плащ, вышла на улицу - от ближнего костра тут же поднялся Лесавич с луком в руках. Середин, почуяв что-то интересное, тоже встал и направился следом за ними, держась метрах в пятнадцати.
Верея с воеводой отошли от лагеря всего ничего - так, чтобы на них не падали блики огня. Женщина огляделась, подняла руку:
- Одну туда, под берег. А к этим чуть вовнутрь. Смотри, не попади ни в кого.
- Сделаю, - поклонился воин и, легко похрустывая снегом, двинулся во мрак.
Верея развернулась, пошла назад к палатке, но, миновав Олега, остановилась.
- Не спится, ведун? - оглянулась она. - Мне тоже. Пойдем... - Она взяла его за руку, потянула за собой.
За пологом парусинового шатра все выглядело так же, как и тогда, в Белозерье: тонкие стены, насквозь пробиваемые светом костров, множество раскиданных по полу овчинных шкур.
- Помоги... - Женщина откинула плащ, сняла наборный пояс из дорогих камней, расстегнула крючок у ворота кольчуги, подняла руки.
Олег подступил, подвел пальцы под кольчужный подол, вздел его вверх. Зловеще зашелестев, металлическая рубаха легко соскользнула с боярыни и осталась на ладонях колючей податливой тряпочкой. Правда, весьма тяжелой - килограммов пять будет.
Верея, оставшись в мягком войлочном поддоспешнике, щедро расшитом золотой и серебряной нитью, села на шкуры, приподняла ногу, поддержав ее двумя руками. Жалобно сказала:
- Тугие...
Олег опустился перед ней на колени и, крепко взявшись за пятки, снял сперва один сапог, потом второй. Боярыня встала, быстро стянула узкие штаны, начала расстегивать крючки поддоспешника. Ведун поднялся следом, наблюдая, как она роняет за спину эту толстую жилетку, следом - тонкую суконную курточку с длинным рукавом, снимает через голову шелковую рубашку, пускающую кровавые отблески со складок. Провела кончиками пальцев по коже, от плеч через грудь и живот к бедрам, придирчиво осматривая себя сверху вниз.
- Кажется, я выгляжу неплохо... Интересно, хан оставит меня себе или продаст в Персию или Индию? Сказывали, они платят добрым серебром за красивых женщин. Болгары тоже охотно ласковых невольниц для гаремов покупают.
- Милостивые боги! - мотнул головой Олег. - Зачем ты это сделала?! Зачем?
- Иначе они убили бы всех моих воинов, - пожала плечами Верея. - Уже начали убивать, ты же видел!
- Плевать! Умереть ради тебя не страшно... - Рука невольно легла на рукоять сабли. - Я лучше погибну, чем увижу, как тебя!.. Откажись...
- Поздно, - перебила его боярыня. - Я дала слово.
- Но, Верея...
- Здесь холодно... - Женщина приложила палец к его губам. - Согрей меня, ведун.
- Я люблю тебя, Верея, - сглотнул Олег. - Ради тебя...
- Нет, ведун... - Снова закрыла она ему рот прохладной ладонью. - Вспомни, это моя последняя ночь. Я не хочу провести ее в спорах. Я хочу провести ее рядом с тобой.
Она легла на застеленный ковром пол, перекатилась с боку на бок, заворачиваясь в шкуры, сладко потянулась, искоса бросила взгляд на Середина. Олег рванул крючки налатника, расстегнул косуху, сбросил пояс с оружием, быстро содрал с себя штаны и рубаху, кинулся к ней.
- Только не задави! Я же обещала...
Олег прильнул к ее губам, потом поцеловал ямочку на подбородке, сам подбородок, шею, плечи, грудь. Он покрывал поцелуями все ее тело, пытаясь запомнить каждую его клеточку, каждую выпуклость или ямочку - и только когда Верея застонала от желания, осторожно проник в ее лоно, короткими толчками пробиваясь к тому, в чем заключается главное человеческое счастье. Точнее - пытался пробиваться, поскольку очень быстро страсть пересилила желания разума, мышцы стало сводить словно судорогами, и толчки превратились в такие удары, что могли пробить даже мерзлую землю. Верея взвыла, закинув голову, заколотила кулаками по коврам - и вдруг обмякла. И почти сразу Олег ощутил такой сладострастный взрыв, что должен был умчаться на небеса не меньше чем на неделю...
Однако он находился в палатке. В парусиновой палатке, на стенах которой плясали отблески огней.
"Ах да, - понял ведун. - Я должен был думать о свете. А думал о ней. Только о ней. О ней невозможно не думать".
С улицы донеслись какие-то крики, звяканье. Далекий вопль. Быстрый топот, болезненный стон, чье-то частое дыхание.
Олег приподнял голову, потом дотянулся до оружия, подтянул пояс к себе.
- Не смей... - слабым голосом сказала женщина.
- Что? - непонимающе оглянулся ведун.
- Не смей никуда уходить. Я же слышу, как ты схватился за саблю.
- Но там что-то происходит! Разве ты не слышишь?
- Плевать. Пусть хоть весь мир рухнет, пусть Сварог перевернет его небом книзу, и все начнет рушиться в эту бездну. Плевать. Эта ночь моя - ты забыл?
- Но, Верея...
- Ты только что клялся умереть за меня. А теперь намерен сбежать из-за какого-то шороха? - Она повернула голову набок и открыла глаза. - Иди сюда, ляг рядом. Я хочу чувствовать твое тепло. И не только тепло. Ведь сегодня я последний раз делаю это по своей воле.
- Верея моя... - Олег откинул саблю. Действительно, какая разница, что происходит снаружи? Половцы пошли на штурм ли, или керносы решили сожрать всех ратников на ужин - все это может грозить ему в худшем случае смертью. Пережить жертву, которую намерена принести утром Верея, будет намного труднее, чем просто умереть. - Любимая...
Он снова начал целовать ее пальцы, губы, волосы...
Разбудил Олега легкий шорох - привык он за месяцы скитаний и ночных привалов в одиночестве спать чутко, как сторожевой пес. Ведун приоткрыл глаза, увидел, как внутрь шатра просунулась голова Лесавича. Боярыня чуть приподнялась на локте. Воевода еле заметно покачал головой из стороны в сторону. Верея, шевельнув кончиками пальцев, отослала воина прочь, легла обратно.
Костры все еще полыхали за стенами, но свет их уже не казался таким ярким, как ночью. Сверху же, наоборот, ткань стала светлее. А это означало только одно...
Олег тряхнул головой, как мог осторожнее выполз из-под шкур, откатился к своей одежде в углу.
- Ведун, что с тобой? - сонно подала голос женщина.
- Светает, - кратко ответил Середин, натягивая штаны.
Боярыня, обиженно вздохнув, тоже села, нашла рубашку, просунула в нее руки и голову, поднялась, стала собирать куртки и штаны. Олег за это время успел одеться полностью, выбрался наружу.
В этот раз свежий воздух его не радовал, равно как и первые солнечные лучи, подсвечивающие голубое небо. Середин зябко передернул плечами, пошел к костру, возле которого оставил вчера свой щит, но через несколько шагов остановился, обратив внимание на странную тишину на реке. Там не слышались переклички половцев, не ржали лошади. Там не горело ни одного костра.
Ведун огляделся. Боярские ратники кто спал, кто подвешивал котелок над огнем, кто неторопливо вычищал меч. Дальше, между лагерем и рекой, сидели, свесив головы, человек десять в халатах... И, судя по позам, руки у всех были связаны за спиной.
Олег немного сдвинулся, вглядываясь между деревьев... На месте половецкого лагеря на том берегу стояли, выстроившись в несколько шеренг, не меньше ста монголов. Да еще по бокам пританцовывали десятка два керносов. Коричневые големы виднелись и на месте двух других стоянок.
Полог палатки откинулся. Боярыня, взмахнув плащом, резко повернула налево, быстро пошагала к реке.
- Верея! - кинулся было за ней Олег, но Лесавич решительно заступил дорогу:
- Осади, путник! Тебя не звали!
- Верея... - Рука скользнула к сабле, но ведун вовремя остановился. Еще не хватало резню среди недавних сотоварищей устраивать. Воевода сам не кинется. Значит, хозяйка остановить наказала.
Середин вернулся к погасшему костру, возле которого потихоньку поднимались ратники.
- А-а, пришел, - зевнул уже знакомый воин. - В котле свою долю возьми. С вечера оставили, да ты не явился. А кобылу напоили, коли сам забыл.
- Спасибо... - Ведун сел на щит, поставил котелок перед собой и достал ложку.
Вскоре вернулась и Верея. Не глядя в сторону Олега, она громко хлопнула в ладоши:
- Полгривны и двух коней тому, кто принесет голову хана Котяна!
Ратники, вскочив со своих мест, резво кинулись к половецким лагерям. Олег лишь повернул голову в сторону реки: монголы и керносы лениво разбредались кто куда.
- Значит, это ты... - негромко произнес ведун, глядя прямо перед собой.
- Что - я?
- Ты всю эту нечисть на землю напускаешь.
- Не-ет, что ты, глупенький, - засмеялась женщина. - Просто мне повезло узнать, как можно с ними справиться. Вот я сейчас и...
- Ты призвала их сюда, Верея. Уговорила половцев подождать до утра, а потом напустила на них нежить. Ящеров, глиняных людей. Представляю, что творилось ночью у степняков в лагере, когда из темноты на них поперли эти твари. Ломают, давят, копья их не берут, мечом протыкать бесполезно. Костры они быстро затоптали, а в темноте это и вовсе смертным ужасом стало. Потом подошли керносы, свели големов в отряды, начали правильное наступление... Половцы были обречены. Эти, небось, сами прибежали? - кивнул ведун в сторону пленных. - От такого убежишь!
- Ты не понял, мальчик мой, - подошла ближе Верея. - Это было случайно. Просто я примету такую знаю. И догадалась вчера, что ночью появится нежить.
- Я тоже знаю такую примету, - кивнул Середин. - Она называется "зов". Вот такой кусочек пергамента с буквами.
Женщина отпрянула:
- Ты... Ты... Я же запрещала тебе приближаться к моим землям!!!
Она развернулась и кинулась в палатку.
Олег спокойно доел кашу, поднялся, похлопал гнедую по морде:
- Прости, милая, всю ночь под седлом простояла. Извини. Сейчас чалого нашего найдем, мешки развяжем, овса отсыплем.
Он затянул подпруги, повесил щит на луку седла, поставил ногу в стремя - и в этот момент его посетила странная мысль. Олег отступил, побежал к палатке, вскинул руку над Вереей. Ну да, крест оставался холодным! Ведун всю ночь с ней рядом провел - а его ни разу даже не кольнуло!
- Прости! - упал Олег перед женщиной на колени. - Прости, любимая! Это не ты! Ну конечно же, это не ты! - Молодой человек поймал руку боярыни и поцеловал: - Прости!
- Не я? - подняла Верея заплаканное лицо.
- Конечно, не ты. У меня есть... - Олег запнулся, поняв, что чуть не проболтался про крест, но моментально поправился: - Я ведь ведун. Я умею чувствовать магическую силу. А в тебе ее нет. Ни капельки!
- Боярыня!!!
Верея вздрогнула, вскочила, заметалась по палатке, схватила с пола овечью шкуру, быстро растерла лицо, вскинула подбородок, обтерлась еще раз, отшвырнула овчину и, придав лицу суровое выражение, шагнула из палатки.
- Вот он, боярыня!
Осторожно скользнувший следом ведун увидел сияющего, как самовар, молодого ратника, который держал за волосы голову вислоусого половца.
- С добрым утром, хан. - Боярыня без всякой брезгливости приняла голову, подняла ее перед собой. - Настало время исполнять мою клятву. Говори, чего ты от меня желаешь?
Внезапно у головы отпала вниз челюсть. Все вздрогнули - но голова так и не произнесла ни звука.
- Молчишь. Значит, и исполнять нечего, - вроде даже разочарованно пожала женщина плечами. - Тем более что в этом мире ты уже вряд ли встретишь женщину послушнее меня. А к владениям Мары моя клятва не относится...
Боярыня хорошенько размахнулась и зашвырнула голову в лес. Та, описав широкую дугу, врезалась в молодую сосенку, отскочила в сторону и зарылась в снег.
- А было бы забавно, останься он к утру жив, - негромко пробормотала Верея и повысила голос: - Лесавич! Сворачивай палатку! Коней уцелевших найдите! И наших, и половецких! Железо все соберите, копья, броню. Костер сложите для тризны, воинов моих верных проводить. Торопитесь, пока еще кто-нибудь сюда не заявился!
Женщина даже не подозревала, насколько пророческими окажутся ее слова. Не прошло и двух часов - ратники в светлых полушубках только успели пригнать заводных коней и отловить разбежавшихся скакунов из половецкого табуна, только навьючили лошадям на спины трофеи, только срубили помост и сложили на него павших русских воинов - как на реке появился отряд из десяти всадников. Все в броне, в шлемах, с поднятыми рогатинами в руках. На плечах - дорогие бобровые и лисьи налатники. Увидев занятых скорбным делом ратников, они придержали коней, с полминуты погарцевали на месте, осматриваясь, а потом стремительно унеслись назад.
- Лесавич, коней седлайте, - сухим голосом приказала Верея. - Быстрее!
Но ее ратники все равно не успели: из-за излучины реки начали выхлестываться сотни и сотни хорошо снаряженных бойцов. Все в начищенных и смазанных свиным жиром кольчугах, в остроконечных шлемах, на макушках которых развевались маленькие красные флажки, с тряпочными и нитяными хвостами под наконечниками рогатин.
- Сотня, две, три... - негромко отсчитывал Середин проходящие мимо отряды.
После третьей сотни поток остановился. Или, точнее, разорвался. Те всадники, что ушли было вперед, развернулись, умело перестроившись в колонну по шесть, остальные придержали коней, не приближаясь к месту будущей тризны. Лишь пятеро воинов, вооруженных только мечами, медленно проехали по льду, внимательно оглядывая берега и саму реку. Первый из них, в накинутом на доспехи алом плаще, с выпущенной поверх кольчуги черной кудрявой бородой, с густыми бровями и носом картошкой, непрерывно поглаживал лицо упрятанной в рукавицу рукой, словно собирался произнести намаз, но его постоянно что-то отвлекало.
- Гордей Суздальский, - обреченно вздохнул воевода Лесавич. - Княжеская дружина.
Закончив объезд, князь остановился возле помоста, спешился, вытянул из-за пояса плеть и, похлопывая ею по ладони, остановился перед боярыней.
- Здоровья тебе на долгие годы, князь Гордей, - слегка поклонилась боярыня. - Какими судьбами в здешнем захолустье, княже?
- И тебе здоровья, Верея, - окинул он женщину взглядом. - Порубежники мои весть прислали, что половцы, числом изрядным, на земли мои с Мурома вторглись и по Ушне вглубь идут. Поднял я дружину отпор им давать, однако же вижу, вы тут без меня сладились.
- Нет больше половцев, княже, опоздал, - развела руками боярыня.
- А ведомо ли тебе, Верея, что сие за твари такие? - ткнул князь сперва в сторону керноса с перерубленной шеей, валявшегося у деревьев за помостом, потом в пару монголов на льду. Нежить, частью все-таки побитая степняками в ночной схватке, частью истребленная наводящими порядок ратниками, валялась вокруг десятками. - Я тебе сам поведаю. Порождения сии бродят по землям моим где ни попадя. Скот портят, людей пугают, избы ломают. Смерды бежать начали из княжества, ако от чумы. И от того разор сплошной во всех сторонах и весях.
- Знаю я про то, княже, - кивнула боярыня. - И окрест моих деревень они появляются...
- А не ты ли, Верея, - наклонился вперед князь, - не ты ли уж в седьмую усадьбу о прошлой неделе с ратниками своими заявлялась, нежить сию разгоняла да серебро с хозяев за избавление брала? Да склоняла бояр тебе на верность присягнуть и дань платить, дабы впредь от напасти сохраниться? Не ты ли боярина Горбаткова заставила от Суздаля отринуться и тебе на мече в вечной верности поклясться?
- Право боярина на отъезд в Русской Правде извечно закреплено, княже, - гордо вскинула подбородок Верея. - Посмеешь карать за это - тебя собственная дружина на рогатины подымет.
- С огнем играешь, Верея. Ну да ладно, за отъезд карать нам предками навечно заказано. И новому их хозяину мстить тоже не велено. А как Правда Русская велит с колдунами черными поступать, кои Русь Великую порушить пытаются? Скажешь, за покарание отступников меня тоже бояре на копья возьмут? А ну, скажи, что у тебя здесь случилось?
- Половцы с нежитью столкнулись. Погибли почти все. А потом подошли мои сотни, мы добили уцелевших, сами потеряли...
- Лжешь, ведьма!! - зловеще взревел князь Гордей. - Лжешь! Совсем за несмышленыша меня держишь?! Вон, смотри, какие раны у твоих людей, что на помосте лежат. Не очищены, не перевязаны. А почему? Да потому, что времени их спасти не имелось. Начиналась ими сеча, а не завершалась! Последних посеченных завсегда спасти удается, а твои померзли! Стало быть, начинала сечу ты. Да не ожидала, что на каженную твою сотню у половцев пять окажется. И ты тогда нежить Чернобогову вызвала, коей с прошлого лета людей губишь. И дралась нечисть сия со степняками на твоей стороне. Ты их хозяйка, Верея! Вемигор, в железа ведьму!
- Нет! - почти хором вскрикнули Лесавич, ведун и сама боярыня.
- Неправда это, князь, у полона спроси! - продолжила дальше одна Верея. - Ворогов изрядно мы в полон захватили. У них спроси - с нами нежить шла али нет.
- Полоняне? - Такое известие князя, похоже, несколько обескуражило. Наверное, он не ожидал, что "черная кодунья" оставит живых свидетелей.
- Лесавич, - кивнула боярыня.
Воевода убежал, но быстро вернулся, волоча за ворот халата сразу двух перепуганных половцев. Кинул их перед князем на снег:
- А ну, отвечайте, откуда нежить эта взялась?
- Ночью... Ночью пришли, - наперебой затараторили полоняне. - Давить, топтать начали.
- А с ратниками когда дрались, с людьми?
- Днем сеча случилась. Засветло русов в лес загнали, в полон сдаваться звали. Но те не хотели. А ночью земляные люди пришли, всех убивали.
- Убедился, княже? - вызывающе поинтересовалась женщина. - Не дралась нежить на моей стороне. Сама пришла, когда меня уже и не было.
- Лжешь, Верея... - покачал головой князь. - Чую, опять лжешь... Ох, как бы мне хотелось накинуть на твою стройную шейку тоненький ремешок и...
Князь вполне красноречиво рванул плеть.
- Но законы людские и божеские нарушать не стану. По Правде дело вести стану, по Правде. Против Русской Правды у тебя колдовства не хватит. Вемигор, забери у нее весь полон. Мы каждого в допросной избе разговорим. Откуда шли, где столкнулись, с кем дрались. Откуда нежить пришла, куда опосля сгинула.
- Это мой полон!
- А я тебе виру выплачу, - почти к самому лицу боярыни наклонился князь, пригладил бороду. - Всю виру выплачу, по Правде. А опосля узнаю, как тут все крутилось, до последней минуточки.
- Это не я навожу нежить на твои земли, князь, - неожиданно призналась Верея, отвернув в сторону лицо. - Не я. Это боярин Руслан, из Гороховца.
- Боярин Руслан? - отступил в растерянности князь, оглянулся за поддержкой на своих спутников.
- Этот может, Гордей, - низким басом сказал один из них. - Гороховецкие ваш род издавна недолюбливают. Мобыть, правду речет боярыня.
- А тебе откуда ведомо? - с подозрением прищурился на женщину суздальский князь.
- При мне было, летом... - Верея тяжело вздохнула. - Ну, были у нас с Русланом мысли общие летом... Как бы это... Значит... Ну, жила я у него в детинце месяц без малого.
Дружинники понимающе захмыкали, стали приглаживать усы и ехидно переглядываться.
- Да, жила! - вызывающе вскинула подбородок боярыня. - Кто знает, глядишь, и сложилось бы! Да токмо заявился в Гороховец колдун заморский, из дальних-дальних земель. Там, сказывали, богов наших не чтят, огню поклоняются, что сам из земли выходит, мертвым не тризну устраивают и не земле предают, а на башнях высоких хоронят. Снега там отродясь не видали, звери живут невиданные...
- Ну, про страны, где льда о круглый год не случается, мне и купцы сказывали, - покачал головой князь. - А вот про "хоронят на башнях" ты, колдунья, лжешь!
- То не мои слова, княже! - моментально вспыхнула Верея. - То нам колдун заморский сказывал! Хочешь - у Руслана спроси. Мне неведомо, откель...
- Ты про нежить-то, боярыня, дальше сказывай, - перебил ее один из возвышавшихся за княжеской спиной всадников. - Про мертвых слушать нам интереса нет.
- А-а, - запнулась Верея. - Ну, так пришел, стало быть, колдун этот к боярину Руслану, поклонился низко и пообещал того правителем света всего белого сделать. Взамен просил визирем первым назначить и удел обширный для удовольствия и обобщения выделить. И земли даже просил. Но не наши, а заморские, южные. И сказывал еще колдун, что сила тайная спрятана в детинце княжеском. Кто ее в руки возьмет, тому равного на свете не станет. Ни по силе, ни по знанию...
- Нравится мне сказка твоя, боярыня, - кивнул суздальский князь, - молви далее.
- Мало знаю далее, - поморщилась Верея. - Интерес ко мне колдун иноземный стал выказывать, речи сладкие вести. А промеж прочего сболтнул, что силой тайною нежить из земли порождать сможет. И неведомо никому, как с ней тягаться, как воле своей подчинить. Токмо он один сие знает. Спужалась я тогда сильно, и он поведал мне тайну малую. Как самой от нежити страшной уберечься, как узнать, куда она тянется. Как одолеть можно, коли обложит...
- Ну, чего смолкла?
- Все, княже, - развела руками женщина. - Взревновал меня к колдуну Руслан, да и выгнал из города. А колдун с ним остался. Теперича я, как про чудищ колдовских проведаю, с подмогой к боярам еду. А коли в благодарность они мне на верность и службу присягают - так на то их боярская воля. Кто люб, к тому двору и сьезжают. И воли княжеской над этим нет. Так в Русской Правде записано. И попрать ее бояре тебе не дадут.
- Мыслишь, из-за тебя, колдунья, бояре мне смуту станут устраивать?
- Из-за себя княже, - покачала головой Верея, - из-за себя. Сегодня меня за вольность каре предашь, завтра на иного кого гнев обрушишь.
- Храбрые речи ведешь, колдунья, - покачал головой князь, похлопывая плетью но ладони. - Но по лезвию ходишь... Оступишься - кровь твоя польется. И бояр моих на бунт поднять не сможешь. Мне у них вера, не тебе. Но суда бесправного все едино чинить не стану. Не для того волей богов и по праву сыновнему на стол Суздальский всходил. Справляй тризну, боярыня Верея, да ратников своих в седла поднимай. До Гороховца путь недальний, половцев бояться ныне не к чему. Завтра поутру туда прискачем, да у самого боярина Руслана и спросим, откель нежить на земли наши выползает.
Путь к приграничному городу Гороховцу князь выбрал речной: вниз по ровной ледяной дороге до Оки, по Оке до Клязьмы. Там, под разоренной порубежной заставой, рать встала широким лагерем, а утром двинулась дальше.
Муромские дозоры дружине не встретились. А может, и встретились, да не показались - кто же в здравом уме на рать в полторы тысячи мечей кинется? Дело порубежника - опасность вовремя заметить да всех окрест о ней упредить. Останавливать ворога - работа княжеская. Видимо, таким маневром - проходом всего войска вдоль соседских границ - суздальский князь отомстил муромскому за внезапное появление половцев в своих пределах. От соседа ведь пришли, не из дальних земель.
Гороховец показался впереди, как и обещал князь Гордей, вскоре после рассвета. Город встретил гостей оглушительным звоном набатного колокола и накрепко запертыми воротами. На стенах мелькали копья, шлемы. Лучники поглядывали поверх частокола, демонстративно держа наложенными на тетивы граненые бронебойные стрелы.
Однако суздальцы на штурм не пошли - остановились за оврагом, напротив ворот, спешились, отпустили подпруги, давая роздых коням. Но костров не разводили, вешать торбы на морды скакунов не спешили. Князь со своими ближними дружинниками умчались к небольшой, искрящейся инеем, дубовой рощице, что стояла особняком среди заснеженных полей. Что бывает в таких местах, Олег знал прекрасно: святилище.
Действительно, где-то через час маленький отряд прискакал обратно, а вскоре следом за ним появился и знакомый Олегу безволосый волхв с высоким посохом. Движимый любопытством, ведун потянулся к княжеской свите, стараясь, однако, жрецу на глаза не попадаться. Волхв остановился перед воротами, стукнул посохом о землю, на что та неожиданно отозвалась долгим тяжелым гулом:
- Слушайте меня, жители Гороховца. Я - Аргамирон, волхв святилища гороховецкого, носитель воли богов русских, жизни земли здешней, защитник чаяний ваших! Говорю вам, возлюбленные дети мои, что князь суздальский Гордей поклялся именами Сварога великого, Ярила светозарного, Коло весеннего, что нет у него мыслей недобрых и желаний супротив добра, живота и имущества вашего! Пришел он сюда не своею волей, а волей Белбога небесного, во имя правды и справедливости.
- Пусть у себя смердов судит, - крикнули со стены. - А у нас свой боярин есть!
- Есть воля выше боярской! - опять стукнул посохом волхв, и земля вновь отозвалась долгим протяжным звуком. - Дошла весть до ушей богов наших, что отошел боярин Руслан, возлюбленный сын мой, от веры отцов наших, от заветов предков, предал землю отчую! Что нет более веры в нем, а помыслы его исходят из шепота Чернобогова, приказов Мары костлявой, колдунов иноземных.
- Ложь! Ложь это!
- Слово, услышанное мною, тяжело, но отринуть его не могу. Повелеваю вам, жители Гороховца, отворить ворота. Хочу взглянуть в глаза сына своего возлюбленного, услышать ответ его на наветы суровые. Не верю в вину боярина, но во имя правды суда требую вместе с князем суздальским! Пусть очистит имя свое пред очами людскими и божьими!
- Сами разберемся, - отозвались из города. - Гордею Суздальскому делать тут нечего.
- Не добро чужое боярин покрал, несчастные! И не невинного гневом своим погубил! - возвысил голос Аргамирон. - Супротив богов и земли русской руку поднял! Нежить из земли поднимает, мертвецам потерянным покоя не дает, кровь пьет младенческую, тайным богам жертвы человеческие приносит! Слышите меня, жители Гороховца! Открывайте ворота немедля и представьте боярина своего на суд честный, пред лицом богов русских, бояр суздальских, пред глазами вашими! Не навлекайте гнев Божий с его души на свои головы!
- Да ты, никак, из ума выжил, старик?! Как Руслан мог нагнать... Они же нас недавно осаживали!
- Приказываю вам, жители Гороховца, - медленно, размеренно, но громогласно заговорил волхв, - немедля открыть врата града своего пред судом Божиим и человеческим. Не то волей своей и именем богов отрину навеки благодать от домов и нив ваших, бесплодным сделаю семя мужей и чрево жен ваших, отрину лучи Яриловы от окон и глаз ваших. Наполнятся слезами очи детей ваших, падут стада и птицы ваши. Не станет силы в руках и ногах ваших. Да будет так!
Посох ударился в землю - гул волнами заметался вокруг, словно отражаясь от близких берегов.
- Да будет так!
Посох ударился снова - гул стал громче, напоминая скатывающуюся с гор лавину.
- Да будет так! - Волхв скинул с себя капюшон и поднял глаза к небу: - Тебя, Белбог, бог справедливости, призываю в союзники и судии этому граду неверному, заветы отцов отринувшему, от лика богов отвернувшемуся. Исполни...
- Стой, отец! - Из-за стены послышался какой-то треск, шум.
- Остановись, волхв! - крикнули уже со стены. - Мы не против честного суда!
Кто-то громко и болезненно закричал, еще кто-то просто возмущенно выругался. Послышался стук.
Князь, стоявший неподалеку от волхва, оглянулся на свою дружину, махнул рукой.
- Первая, вторая сотня... По коням!
- В седло, в седло, - послышалась перекличка десятников.
- Верею захватите! - уже голосом приказал князь.
Ворота отворились, за ними незваных гостей ждала толпа горожан. Но перед решительно двинувшимся вперед волхвом люди расступились. Олег, подкравшийся к княжеской свите пешком, прибавил ходу и пристроился за его спиной. Князь и его ратники двигались следом.
Детинец тоже оказался открытым нараспашку. Боярин Руслан стоял у дальней стены - высокий, белокурый, жилистый, с узкой короткой бородкой; в синей шерстяной куртке, украшенной двумя волнистыми линиями нашитых на ткань мелких золотых лошадок, в зеленной суконной епанче без всякого подбоя. Синие свободные шаровары заправлены в невысокие, до колен, коричневые сапоги из толстой бычьей кожи. Поодаль, как бы при хозяине, но все же немного в стороне, маячили его ратники - с рогатинами, в кольчугах, но числом не более полусотни.
Суздальские дружинники спешились перед детинцем, половина осталась снаружи, другая, уже без коней, втянулась внутрь, распределившись вдоль стен и рядом с дружиной местного боярина. Следом за ними внутрь в тянулась изрядная толпа горожан, тоже прижавшихся к стенам, но уже возле ворот. Олег пристроился между местными и пришедшими воинами, вольготно остановившись почти в трехметровом интервале между ними.
Волхв, князь и Верея с Лесавичем выступили вперед, в самый центр утоптанного двора. Минут десять все молчали, дожидаясь, пока успокоятся собравшиеся люди, потом Аргамирон вскинул руку:
- Я всегда любил тебя, боярин Руслан. Ты вырос на моих глазах, ты обучен мною грамоте и заветам предков, я поддержал тебя, когда ты занял место отца после его безвременной кончины. Ответь мне, ако отцу кровному: мешался ли ты с силами черными, с колдунами иноземными, Чернобоговьши? Творил ли обряды запретные, вел ли речи с нежитью земной, али духами мерчвыми?
- Нет, я никогда этого не делал, волхв! - гордо ответил боярин и широко расставил ноги, закинув руки за спину.
- Однако же дошло до меня, Руслан, - вкрадчиво заговорил князь, - что приезжал сюда колдун из дальних стран. Что речи он вел сладкие, обещал многое, просил малое... О чем сговорился ты с тем колдуном, боярин?
- Я не знаю, о чем ты молвишь, княже, - поджав губу, отрицательно покачал головой боярин.
- Как же так?! - На лице Вереи выразилось неподдельное изумление. - Ты лжешь!
Она выступила вперед, тыкнула пальцем в землю:
- Здесь, на этом самом месте об уделе сговаривались! На купеческой ладье с двумя вьюками он приплыл. В халате, мелкими ворсинками покрытом. Полосатый халат, сверху вниз полоски...
- Первый раз слышу.
- Как в первый раз? Он же тебе власть над всем миром предлагал, а ты, как кот, облизывался!
- Ты мстишь за то, что жениться я на тебе отказался, колдунья, - презрительно скривив рот, покачал головой боярин. - Потому и лжешь. Нет и не может быть тебе веры.
- Ты отказался?! - вспыхнула Верея. - Это я от тебя сбежала, урод...
- Пустите, пустите! - с криками протолкалась вперед какая-то женщина в накинутом поверх легкого домашнего сарафана тулупе. - Пустите, я знаю!
Она вышла на открытое пространство, и Середин с удивлением узнал Заряну. Девушка закрутилась, оглядывая присутствующих, пока не обнаружила Олега, и, резко остановившись, подняла руку с вытянутым пальцем:
- Вот он! Это он, оборотень. Сама видела, как перекидывался! Волкодлак он, нежить черная!
Ратники с двух сторон сомкнулись, и ведун даже пикнуть не успел, как в него вцепились десятки рук, выволокли вперед, поставили перед Гордеем.
- О-о, знакомец старый, - обрадовался волхв, прищурившись на Середина. - Колдун болгарский! От как свидеться пришлось. И это таких судей ты привел сюда, княже? - повернулся Аргамирон к суздальскому правителю. - Колдунья известная да оборотень заезжий? От кто тебя на воспитанника моего навел? И я, старый дурак, поддался, боярина гороховецкого подозрением опозорил! Эх, князь, князь... А судить тут нечего. Прорубь на Клязьме открытая, течение быстрое. Под лед обоих, и пусть плывут, откуда явились. Неча им землю русскую топтать.
- Князь! - метнулась со своего места Верея, упала перед суздальцем на колени. - Меня казни, я виновна! Ведуна оставь. Не со мною он. И не оборотень вовсе. Олег-охотник это, ведун из Новгорода. Купцов он по завороженным тропам водил, василиска на тракте Тверском извел. На свадьбе в Белоозере супругу князя исцелил, поезд свадебный от беды заговаривал, конокрадов в дороге ведовством своим нашел. Хоть в Белоозеро, хоть в Ярославль князьям отпиши, все за него поручатся.
- Что это ты так за подельника своего обеспокоилась, колдунья? - гнусно-въедливым тоном поинтересовался Аргамирон. - Никак, без него из мира мертвых вернуться не сможешь? Под лед обоих!
- Пошли вестника в селение, где я ей оборотнем померещился. Пусть спросят, чем я там два дня занимался! - Дернулся в крепкой хватке Олег. - Тогда про нас и решай!
- Нет мне печали туда-сюда дружинников гонять! - зло рявкнул князь. - Сам скажи! Обрыдли загадки ваши!
- Я там за два дня всю нежить в округе истребил. Штук двадцать земляных людей, если не больше.
- Двадцать? - Гордей махнул рукой: - Девку тащите! А ну, сказывай, правда, что оборотень этот нежить при тебе истреблял? Говори, не то на кол посажу!
- Пра... Правда. Но волкодлак он! Все едино волкодлак! Я сама видела.
- Пошла вон! - тяжело выдохнул князь. - Отпустите его. Я ныне любому оборотню в ножки поклонюсь, лишь бы от нежити землю мою избавил. Иди, истребляй, тварь Чернобогова. Свободна.
- Нет, князь, я не оборотень, - покачал головой Середин. - Скажи мне, князь, вернулся ли в святилище вещий Сварослав. что с важным делом и письмом тайным на Печору уезжал?
- Сварослав?.. - замер Гордей, задумчиво поглаживая бороду. - Постой... Олег, ведун из Новгорода... Ты?!
- Волхв решил, что стар стал для таких дел. Мне поручил колдуна, нежить из земли поднимающего, найти.
- Ну?
- Сперва я Верею заподозрил. Оттого и в отряде ее находился. Проверить хотел. Но она невиновна. Теперь надо боярина Руслана испытать.
- Ты же слышал, ведун, оболгала его колдунья.
- Нет, князь, пока я понял только то, что врет кто-то один. А проверить это несложно. Помнишь, что Верея сказывала? Колдун не к боярину приехал. Он древнюю силу искал, что где-то здесь спрятана. Если она здесь - значит, боярыня правду говорила. Ежели нет... - Середин красноречиво пожал плечами.
- Ну, так ищи, ведун! Чего стоишь? Тебе костер запалить надо али кровь человеческую в жертву принести?!
Олег в ответ промолчал, внимательно оглядываясь. Потом пошел к дому. Ратники расступились - ведун положил левую руку на стену, медленно двинулся вдоль нее.
"Если колдун приезжал сюда, заговаривал зубы князю, - размышлял Середин, - значит, нечто древнее находится здесь, в детинце, и без дружбы с князем до него не добраться. Раз на земле стали появляться монстры - тайник иноземец нашел и силой воспользовался. А коли тайником пользовались, то в нем, будь ему хоть миллион лет, магическая аура ожила снова и не исчезнет еще много, много лет... Как в заброшенном святилище: одна молитва - и боги снова готовы тебе помогать".
Ведун миновал весь фасад, но серебряный крест никак не отреагировал, не почувствовал ничего. Да, собственно, Олег ничего такого и не ожидал. Так, подстраховался на всякий случай. Если сила действительно древняя, то в здании она скрываться не может. Только в земле.
Ведун отодвинулся метра на два к середине детинца и пошел через двор, удерживаясь примерно на одном расстоянии от стены, пока не уперся в ограждение. Развернулся, отступил еще на пару метров, направился назад, разгоняя толпу, словно буксир плавающие в гавани льдинки. Ничего. Еще два метра, быстрая пробежка к стене, разворот, отступ еще на четыре шага. Теперь Аргамирон, пронзая ведуна ненавидящим взглядом, стоял прямо на пути, и Олег подумал, что просто мимо волхва пройти нельзя - крест отреагирует на его языческую силу. Нужно отстранить его подальше, к стене. А такого махрового самодовольного жреца - попробуй попроси...
Ведун зашагал вперед, сверля главу святилища немигающим взором, - как вдруг руку еле заметно кольнуло. От неожиданности ведун споткнулся, вернулся назад. Крест не то чтобы нагрелся, но давал о себе знать. Середин прикусил губу. Слева он уже проходил... А справа... Ведун сдвинулся на пару шагов, и крест тут же запульсировал обжигающей болью.
- Да, - облегченно кивнул Олег. - Здесь что-то есть.
И он обоими указательными пальцами ткнул вниз.
Князь подошел, недоверчиво посмотрел на ведуна, на землю. Присел на колено, вытащил нож с богато инкрустированной самоцветами рукоятью, ковырнул, еще... Рывком встал:
- Рыхлая! А ну, где тут ключник? Заступы несите быстро! Копайте!
Толпа качнулась вперед. Дружинники и горожане перемешались, моментально нашлись желающие поработать заступами и лопатами. Еще не успевшая осесть, утрамбоваться под ледяной коркой, земля поддавалась легко, и уже через считанные минуты железо ударилось о камень. Яму изрядно расширили, стал видел абсолютно черный и глянцевый, как обсидиан, овальный валун метра три в длину и два в ширину.
- Камень как камень... - внимательно следящий за происходящим князь покосился на ведуна, махнул рукой. - А ну-ка, переверните его! Тащите оглобли.
Со стороны конюшни тут же поднесли четыре слеги, вогнали под камень, навалились. Черный овал некоторое время цепко держался за свое место, потом вдруг словно подпрыгнул, перевернулся нижней, плоской стороной к свету.
- Здесь какие-то знаки, княже, - один из горожан стер грязь, налипшую на полированную поверхность. - Неведомые.
Олег подошел ближе - на него уже никто не обращал внимания, пинали и толкали, пытаясь получше разглядеть находку. Но главное ведун увидел. Несколько знаков: первый напоминал букву "П", но из трех палочек, не соприкасающихся друг с другом, второй являл собой спираль в двойном круге, третий - птицу с человеческой головой, четвертый - человека с крыльями, потом опять "П", и последним шел двойной круг с точкой посередине.
- Аргамирон, - позвал волхва правитель Суздаля. - Иди сюда. Может, хоть ты сможешь разобрать эти письмена?
Священнослужителю горожане дорогу все-таки уступили. Волхв остановился перед камнем, долго его разглядывал, что-то бесшумно проговаривая, потом качнул головой:
- Письмена древние, забытые. Сказывали о них хранители в Дюн-Хоре, да и сами забыли половину. Вот это вроде бы знак врат. Этот знак означает живых, но в отрицании... Врата, закрытые для смертных? Или врата, открытые для мертвых...
Аргамирон медленно повернулся к боярину, покачал головой:
- Как ты мог, Руслан? Я любил тебя, как сына. Как ты мог...
- Ну, вот мы все и прознали, боярин, - усмехнулся в бороду князь Гордей. - В железа его!
На этот раз не нашлось никого, кто выступил бы в защиту хозяина города.
Середин отвернулся, начал протискиваться навстречу толпе, выглядывая знакомую высокую соболью шапку. Однако Верея обнаружилась только у самых ворот, и то благодаря образовавшейся там пустоте - все стремились дальше, к камню. А боярыня сидела у стены, прижавшись к ней спиной и закрыв лицо руками. Дорогой бархатный плащ был вымазан внизу грязью, шапка валялась на истоптанном в кашу снегу. Рядом, насупившись, возвышался грозный Лесавич.
- Что с тобой, хорошая моя? - опустился перед женщиной ведун.
- Что? - Она подняла голову, уставясь на него красными растертыми глазами. - Ты не понимаешь, что? Я же просила, я приказывала тебе никогда не появляться в моих землях, ведун! Никогда! Если бы не ты, этого бы никогда не случилось. - Верея закрыла глаза, открыла, снова закрыла, с силой сжав веки. Потом поднялась: - Собирай ратников, Лесавич. Седлайте коней, сбирайтесь в дорогу. Нам тут делать больше нечего.
- Подожди... - Олег подобрал шапку, кинулся за Вереей, но торопливо уходящая со двора женщина не пожелала даже повернуться.
Между тем, от камня доносились какие-то выкрики, споры. Там явно что-то происходило. Середин заметил у стены скамейку, подбежал, встал на нее.
- Клянусь Перуном! - кричал боярин, которого двое дружинников тянули к воротам. - Я требую Божьего суда! Аргамирон, я ведь тебя наравне с отцом всю жизнь почитал. Почему ты не слышишь меня?! Я не пощады, я Божьего суда требую! Перуном клянусь, Перуном, повелителем молний! Я не вызывал никакой нежити! Ни с какими силами колдовскими не знался! Клянусь Перу-ном!
Толпа прянула по сторонам, и в освободившемся пространстве дружинники увидели перед собой Аргамирона. Старик стоял спокойно, с посохом в правой руке, накинув капюшон на лысую голову. Однако в нем ощущалась такая уверенность в своем превосходстве, что ратники даже не попытались обойти его стороной.
- Пропусти нас, волхв.
- Боярин запросил суда Божьего, - тихо сообщил Аргамирон.
- Чего тут судить, волхв? - не понял князь. - Ты же все сам видел!
- Все мы смертны, княже, - покачал головой старик. - Наш разум слаб, наши глаза слепы, наш опыт куц, как заячий хвост. Лишь боги всевидящи, всезнающи и мудры Лишь боги не знаю! ошибок. Боярин поклялся Перуном-громовержцем и запросил Божьего суда. И он его получит. Отступись пред высшими силами, князь. Измена богам русским - это не твои угодья. Это владения богов.
- Пусть будет так, - неожиданно легко согласился суздальский князь. - Что я голову срублю, что боги гнев обрушат. Но суд верши немедля! Бояре, волоките его к святилищу.
Толпа ратных и простых людей качнулась к воротам.
- Да уж, - прижался спиной к стене ведун. - Сегодняшний день в Гороховце запомнят надолго. Столько событий - и все сразу.
Идолы в славянских святилищах - это вкопанные в землю истуканы. Только низенький и толстый Перун неизменно стоит на низких медных, бронзовых или железных ножках. И лишь теперь Олег узнал, почему.
Под руководством Аргамирона четверо горожан вынесли бога за пределы священной рощи, поставили в середину квадрата, образованного четырьмя сложенными шалашом кострами. Отпущенный дружинниками боярин сам подошел к Перуну, повернулся к нему спиной, опустился на колени, заведя ноги под идола. Замер. Теперь все выглядело так, словно бог смотрит на людей поверх головы Руслана, положив подбородок ему на макушку. Волхв принес что-то, похожее на медную кадильницу, склонился по очереди у каждого костра, нашептывая:
- Просыпайся, священный огонь, просыпайся.
Алые язычки заплясали на белых сухих поленьях, стали быстро разрастаться. Аргамирон отошел, любуясь деянием рук своих, дал огню хорошенько заняться, потом сложил руки на груди:
- Дитя мое. Суд Божий суров и неотвратим Суд княжеский прост и милостив. Покайся во лжи своей, откажись от клятвы ложной, и люди снизойдут к твоим ошибкам. И если ты не сохранишь тела, то душа твоя уйдет в просторы спокойного мира, лежащего под властью извечной Мары. Отступись, ибо гнев Божий страшнее человеческого. Он не оставит от тебя ни имени, ни души, ни тела.
- Клянусь Перуном-громовержцем! - срывающимся голосом прокричал боярин. - Никогда не сотворял я деяний колдовских, никогда не напускал нежить на земли русские, никогда не чинил никакого вреда честным подданным моим и землям отчим! И пусть гнев Перуна обрушится на мою голову, коли я солгал хоть единым словом.
- Да будет так, дитя мое! - закричал волхв, подняв лицо к небу. - Отдаю тебя во власть бога великого, повелителя грозы и молнии, гнева и жестокости. Да будет так! Да откроются очи Перуновы, да поднимется могучая длань его, да обрушит она гнев на святотатца и милость на праведника! Да будет так!
Аргамирон выдернул из рукавов какие-то свертки, кинул их в ближайшие костры и, отвернувшись, побежал в сторону довольно бодрой трусцой. Из костров повалил густой темный дым, начисто закрыв боярина от глаз зрителей. Едко запахло уксусом. Поднимаясь на высоту трех сотен метров, дым начал расползаться в стороны, образуя над святилищем и кострищем овальное облако. Вокруг резко потемнело, послышалось странное потрескивание.
Свертки прогорели - дым иссяк, и стал виден по-прежнему стоящий на своем месте человек. Потрескивание же становилось все громче и громче. Внезапно облако просело вниз, с его края сорвалась молния, вонзилась в костер, разнеся его в мелкие искры. Вторая, с противоположного края, расшвыряла другой. Новая молния метнулась из центра, потом - опять с края, а потом они посыпались с такой частотой, что слились в единое, направленное к идолу Перуна, зарево, осветившее окрестности неестественным, мертвенно-белым светом. Во все стороны летели ошметки костров, комья земли, куски льда и длинные, похожие на плети, коренья. Грозовые раскаты смешались в непрерывный гневный рев, вскоре перешедший в частый грохот, быстрый стук.
Немного погодя все успокоилось. Облако поднялось, стало рассеиваться, оставив после себя почти правильный круг изрытой земли. В центре круга по-прежнему возвышался толстый деревянный Перун на гнутых бронзовых ножках. А перед ним стоял на коленях целый и невредимый боярин.
- Слава! Слава боярину Руслану! - крикнул кто-то, и тут же этот клич подхватили со всех сторон. - Любо! Люб боярин! Слава Руслану! Наш боярин! Любо!
Человек перед истуканом отряхнул одежду от грязи, поднялся на ноги, еще раз встряхнулся, повернулся к истукану, отвесил ему поклон, поцеловал ноги. Потом опять оборотился лицом к своим ратным и посадским людям, приложил руку к груди и низко-низко поклонился уже им.
Толпа взревела еще сильнее, двинулась на него. Боярин чуть попятился, но убегать не стал. Его подхватили на руки, с радостными и приветственными криками понесли в город.
Аргамирон странно, с каким-го внутренним клекотом, рассмеялся, повернулся к суздальскому правителю:
- Ты видел сам, князь Гордей. Перун принял клятву боярина Руслана. Он невиновен.
- Руслан не виновен, Верея не виновна, оборотень не виновен! - раздраженно сплюнул тот. - Кто же тогда нечисть насылает? Где этот... ведун новгородский?!
- Я здесь, княже, - отозвался Олег.
- А-а! - Подошел ближе суздалец. - Ну, теперича что скажешь? Кто против меня колдует?
- Подумать надо, присмотреться внимательней... - пожал плечами Середин.
- Ты вот что, ведун, - покачал головой князь. - Тебе Сварослав дело сие поручил - вот и исполняй! До весны чтобы не было более нежити этой в моих землях! Чтобы пахари на поля без страха выходили! Ты понял меня, ведун из Новгорода? Сделаешь - полную твою шапку золота насыплю. Нет - шапку твою, не снимая...
Суздальский правитель красноречиво резанул воздух пальцем.
- Вемигор! Где ты там тоже... Вели дружине в седло подниматься! Домой вертаемся. Хватит, нагулялись...
На истоптанном поле остались только трое: Середин, Аргамирон и медитативно смотрящий вдаль Перун.
- Хорошая ныне погода, - довольно пробормотал волхв. - Тепло, светло... Снежок на склонах подтаивать начинает. Лепота... А, колдун?
Он довольно хмыкнул и побрел к святилищу. Олег встряхнул белую соболью шапку, что все еще оставалась в его руке, и повернул к городу. На поле за оврагом топтали снег только две беспризорные лошади: гнедая и чалый. И ведун очень не хотел, чтобы кто-го вдруг признал их своими. Забрав коней, он направился в детинец. Горожане и ратники в городе смотрели на него с подозрением, если не с неприязнью, но говорить ничего не говорили и препятствий не чинили. Середин спокойно вошел в детинец, добрел до камня, уселся рядом прямо на землю, разглядывая глянцевую черную поверхность и странные, незнакомые руны.
- Врата... Врата, недоступные смертным... - задумчиво почесал он в затылке. - Однако приехавший с юга колдун все-таки смог в них войти! Ладно, что там говорил про всех этих... арийцев Лепкос? "Многие служители храмов закрыли тогда свои святилища, заговорив их и спрятав сонными заклятиями". Может, это и есть один из заговоренных храмов? Хранилище мудрости, хранилище силы. Арийцы закрыли свои храмы, заговорив их от чужаков. Чтобы любопытные дикари не смогли проникнуть внутрь, узнать их сокровенные тайны. Но ведь они не могли закрывать их от самих себя? От своих друзей, родственников? Значит, ариец войти в храм может... Ага...
Олег потер себе уши, чтобы к голове прилило побольше крови.
- Если колдун заходил в храм, то у него было заклинание, способное обмануть врата, заставить принять его за арийца. Или за кого-то, кто принадлежит миру арийцев, а не миру славянских богов... - Ведун поднялся, отошел к гнедой, запустил руку в переметную суму, вытащил серебряного человека с распахнутыми за спиной крыльями.
Ну, да, конечно... Храмы помнят мир арийской магии. И если к вратам подойдет кто-то, окруженный магией прошлого, давно забытого мира, они наверняка примут его за своего и пустят в святилище. Для чего еще нужны храмы? Именно для того, чтобы в любой момент распахнуть двери для кого-то из "своих". Принять, так сказать, в лоно. Неизвестно, как обманул врата колдун, но монгола они точно должны пропустить. Ведь эта нежить создана арийской магией, в арийские времена и для защиты арийцев от опасности. Монголы для храма свои на триста процентов.
Вот только... Как удержать пайцзу у себя на лбу? Если он встанет, пайцза упадет, и все закончится. Да и встанет ли, если не услышит "зова"? А если услышит, то не пойдет ли на "зов"?
- Ладно, глаза боятся, руки делают, - вздохнул ведун. - Примотаю пайцзу ко лбу тряпкой из-под баранины, да заряжусь хорошенько на выполнение программы. Встать, войти в храм, оглядеться, вернуться, сорвать повязку со лба. Встать, войти в храм, оглядеться, вернуться, сорвать повязку со лба... Кстати, а меня ратники не прибьют, когда глиняного человека в собственном детинце увидят? Задача... Впрочем, шкурой медвежьей закроюсь. Если врата ведут куда-то внутрь камня, то шкура по детинцу бегать не должна.
- Здрав будь, мил человек...
Олег вздрогнул от неожиданности и попятился, увидев белобрысого и худого, как гороховецкий боярин, паренька лет двадцати. Правда, этот был одет в простенький тулуп, а шапку держал в руке.
- Чего тебе надобно? - несколько грубовато поинтересовался Середин.
- Колдуна я ищу. Того, что Заряну гордеевскую из неволи выговорил. Люди на тебя указали.
- Да, взял грех на душу, - кивнул Олег. - И что?
- Понимаешь, мил человек, - низко поклонился парень. - Беда у меня страшная.
- Угнали кого, что ли?
- Нет, - перепуганно замотал головой молодой гость. - Соседка у нас в деревне есть, через дорогу живет. Люба она мне, не могу совсем. Ни о чем думать более не могу, лицо ее все время перед глазами, волосы, плечи... Хоть руки на себя накладывай! Приворожи мне ее, колдун. Что хочешь проси, да токмо приворожи. Ты, сказывают, сильный самый. Спаси меня, колдун. Не то в прорубь брошусь.
- В прорубь не надо, вода холодная, - задумчиво пробормотал ведун. - Я тебе другое дело поручу. Справишься - дам тебе заговор девицу присушить. Нет - ищи другого помощника.
- Все сделаю! Все, как скажешь!
- Тогда смотри сюда, - облизнул губы Середин. - Я сейчас привяжу вот эту серебряную штучку на лоб, лягу и накроюсь шкурой. Коли вдруг встану, начну по двору бродить, сдергивай шкуру, срывай повязку со лба. Коли лежать долго буду... Ну, до темноты - тоже сдергивай и снимай повязку. Тебе чудища всякие мерещиться станут, страшные чудовища - но ты не бойся. Кидайся решительно, да повязку с головы рви. Тогда получишь любовь своей желанной в награду. Управишься?
- Все сделаю, колдун, все исполню в точности.
- Ну, тогда начнем...
Обретя некоторое спокойствие относительно своего будущего, ведун достал из сумы тряпицу, оставшуюся после съеденного по дороге из Болгарии мяса, оторвал широкую полоску, прижал пайцзу ко лбу, привязал, туго затянув на затылке узел, лег спиной на камень и накрылся шкурой. Закрыл глаза и забормотал древнее, как здешние холмы, заклинание...
В нос ударил резкий запах гнили, навоза, пота, уши различили испуганный мышиный писк. Мир вокруг тревожно пульсировал и перешептывался. Ему очень хотелось сместиться отсюда в сторону, открыть свет, обрести тишину и покой. Он приподнялся, собираясь уйти, - и вдруг увидел прямо перед собой уходящие вниз ступени. Он пополз по ним. Сперва на четвереньках, потом решил встать на ноги. Здесь тоже метались звуки - шелестящие, протяжные. А пахло холодом. Только холодом и ничем более. Вообще. Это мертвое место. Совсем мертвое. Большой зал. Спускающаяся вдоль стены лестница, которая упирается в овальную глубокую яму, выстеленную белым гранитом. Посередине зала стол, похожий на вознесенную на высоту человека ступеньку. И пустота. Холод. Эхо. Нет жизни. Нечего здесь делать. Он развернулся, начал подниматься. И когда нога переступила последнюю ступеньку, из глубины подсознания выскочил приказ: "Сдернуть повязку!"
Подумать над этой мыслью он не смог - рука сама поднялась, толкнула что-то холодное со лба вверх и...
...от резкого рывка шкура слетела в сторону, прямо к лицу протянулась скрюченная рука:
- А-а!
Олег резко присел, уворачиваясь, и наконец окончательно пришел в себя.
- Спокойно! Повязка снята! Молодец!
- Так ты дашь мне заговор, колдун? - Паренек дышал так, словно только что вышел из многочасовой битвы.
- Конечно, дам, - кивнул Олег. - Беги, найди мне белое птичье перышко.
- Ага! - Влюбленный, натянув полотняную шапку, кинулся из детинца, а ведун, почесывая в затылке, остался размышлять над тем, что смог увидеть.
Большой зал, лестница вдоль стены, яма в полу и странный двухуровневый стол, похожий на ступеньку. И что это может дать?
- А ровным счетом ни-че-го, - сделал вывод Середин. - Хотя, конечно, было любопытно.
- Вот, - запыхавшись, подбежал паренек. - У птичника боярского подобрал. Оно?
- Подойдет. - Олег принял коротенькое, изящно выгнутое перо с гладким кончиквм и рыхлой опушкой у основания, зажал между ладонями: - Зовут тебя как?
- Рогдаем.
- А ее?
- Млада.
Ведун поднес сложенные ладони к самым губам и зашептал:
- Встану на заре на ранней, пойду на луг зеленый, брошу по ветру слова горячие, слова честные. Пусть летят легким перышком да к девице. Младушке, что люблю я жарче пламени, обожгут они ее сердце доброе. Пусть уста ее, уста сахарны, лишь к моим устам прикасаются, от других же уст удаляются, глаза жгучие пусть глядят всегда на меня, Рогдая, добра молодца, день и ночь они, улыбаючись. Я слова свои скреплю золотом, скреплю золотом, залью оловом, скую молотом, как кузнец-ловкач в кузне огненной, в кузне огненной, в сердце трепетном. Так неси же, перышко, словеса мои в ту сторонушку, где живет она, друг-зазнобушка.
Олег отнял ладони ото рта, открыл, протянул перо Рогдаю:
- Бери, никому не показывай. Как вернешься, вдуй перо в дом своей красавицы. Хочешь - в дверь, хочешь - в окно, хочешь - щель найди. Но перо должно попасть внутрь. Потом жди ночь, и наутро, кроме тебя, ей никто не нужен будет.
- Ага... - Паренек схватил перо, развернулся и задал стрекача, забыв и поблагодарить, и попрощаться.
- И мне бы тоже пора, - кивнул Олег. - Смотрят на меня все здесь волками, толку мне от Гороховца тоже никакого. В бане, уже забыл, когда мылся. Да и поспать в постели нормальной хочется. Поеду, поищу селение, где на меня еще не окрысились. А там, глядишь, и мысли умные придут.
ВЫ ЧИТАЕТЕ
Ведун. Заклятие предков. Книга третья
FantasyВеликое прошлое Руси скрывает тайны, способные поколебать все мироздание. Познание прошлого рождает ответственность за будущее. Сумеет ли Олег Середин сохранить Родину, или она превратится в безжизненную пустыню, населенную нежитью? Это зависит не...
