Ведун. Заклятие предков. Книга третья

Книга

До Коврова ведун добрался чуть больше, нежели за день. Заплатил на въезде в окруженный земляным валом и высоким частоколом город целую деньгу, но зато быстро нашел небогатый домик у самой стены, в котором всего за три монеты его пустили на четыре дня на все готовое - с едой, конюшней, баней да стиркой заношенных порток и рубашек. И спал он при всем том не на полатях, а на печи, поверх двух, уложенных один поверх другого, тряпичных матрацев. Навалявшись вдосталь за все беспросветные месяцы, что почти безвылазно просидел в седле, но так ничего и не придумав для поиска колдуна, на пятый день Середин на рассвете оседлал коней и, выехав за ворота, повернул туда, куда, наверное, и нужно было скакать с самого начала: в Воротцы. К одному старому, очень умному и опытному колдуну...
Деревенька выглядела в точности так, как и во время прошлого его приезда: раскиданные округ колодца дома, огороженные плетнями постоялые дворы. Никаких частоколов, никаких караульных. Впрочем, ведун и не сомневался, что ни один монгол сюда не забредет, ни один кернос не прискачет. Вокруг Ворона никогда не оседало ничего неприятного и злого. Как, кстати, и ненужного. Середин сразу поехал к холму, на котором вырыл свою землянку знахарь. Оставил коней внизу, накинув поводья на могучий нижний сук векового дуба, начал подниматься по склону. На утоптанной площадке перед пещерой скопилась небольшая очередь: молодая девушка, женщина в летах, - а сам Ворон, по извечной своей привычке сидя на корточках, выслушивал жалобу какого-то мужика. Появление гостя его ничуть не удивило. Однако слабая улыбка все-таки тронула губы. Знахарь кивнул головой:
- Помоги людям, Олег Новгородский. Это дело у тебя добро получается.
- А что случилось-то? - спросил ведун стоявшую последней девушку.
- Муж у меня... - торопливо всхлипнула она. - Муж к соседке сбежал... Разлучнице... Года не прожили, а увела... Сделай так, колдун, чтобы волосы у нее повылезли, глаза повыпучило, руки-ноги повыворачивало...
- А может, просто мужа вернуть? - остановил поток проклятий Олег.
- А получится?
- Легко. Домой заглядывает?
- Заходит иногда... На первенца нашего поглядеть... - Опять захлюпала носом молодка. - Два месяца всего, как выносила...
- Ну и отлично. Мак в доме есть?
- Какой? - не поняла та.
- Обычный, в пироги который кладут.
- А как же, схоронено маленько в кладовке.
- Берешь этот мак и наговариваешь: "Дурман-трава, одолей молодца. От ведуна проворного, от ножа булатного, от зелья хмельного, лекаря хитрого - сделай так, чтобы у мужа моего нареченного не стояла жила станастная ни на тело белое, ни на зарю раннюю, ни на одну бабу, кроме меня. Ни на темную, ни на светлую, ни на умную, ни на лоскутную, ни на встречную, ни на поперечную - отныне и до века". С маком печешь пирог. Как муж в очередной раз зайдет - ты его этим пирогом угости, а остатки наговоренного мака, несколько зернышек, в сапоги ему подбрось. После этого ни на одну бабу, кроме тебя, у него не подымется.
- А поможет? - Женщина расплылась в довольной усмешке.
- Еще как. А для пущей надежности возьми одну из ношеных мужниных рубах, выверни наизнанку, повесь возле постели и три ночи подряд, как мимо проходить станешь, ей наговаривай: "Твой дом, твой порог, твоя постель, твоя жена". По прошествии трех дней рубашку сними, а затем мужу подсунь, чтобы надел. Трех дней не пройдет - назад прибежит.
- Ой, спасибо тебе, мил человек! - Молодка поставила Олегу под ноги свою корзинку и рванула вниз по склону.
Другой женщине Ворон уже всучил какие-то снадобья, распрощался с ней и теперь склонил голову набок, рассматривая своего ученика.
- Ну, здравствуй, Ливон Ратмирович, - еще раз кивнул Олег.
- И ты здоров будь, бродяга. Ну, сказывай. Где бывал, чего видывал?
- Много где побывал, много чего повидал. Узнал, например, чем век железный от века серебряного отличается.
- Далековато тебя, видать, занесло. - Ворон сделал вид, что не понял намека, повел носом. - Ну, давай, угощай.
- Чем? - не понял ведун.
- А что у тебя в корзинке-то?
Олег наклонился над оставленным подношением, достал крынку, сдернул тряпицу. Из темного горлышка пахнуло хмельным медом.
- Да ты просто провидец, Ратмирович, - протянул угощение учителю Олег.
- Просто нюх хороший, - усмехнулся в бороду Ворон.
- А хорошо тут у тебя, спокойно, - огляделся Середин. - И не поверишь, что совсем неподалеку нежить бродит, монголы всякие, керносы.
- Знакомые слова... - неохотно признал старый учитель. - Давно их никто здесь не изрекал. Дай угадаю... Это место называется Дюн-Хор. Так как же тебя унесло в такую холодную даль?
- Езжу, куда глаза глядят, вот и углядели... - Олег присел напротив Ворона. - Неужели ты не слышал про всю нежить, что появилась в здешних местах? Не мог не слышать! И ведь наверняка подозреваешь, что за колдун нежить из земли поднимает, в храмы древние залезает, жизнь людям портит.
- Постой... - Взгляд Ворона из вялого и ленивого стал острым и пронзительным: - Какие древние храмы, где?
- В Гороховце камень нашли, заговоренный, - небрежно похвастался ведун, снова склонившись над корзинкой. Там, помимо меда, нашлась еще половинка курицы и несколько яиц. - На нем был знак врат. Никто проникнуть внутрь не мог, - не удержался перед учителем от похвальбы Олег. - Только я и еще какой-то колдун, до меня.
- Что ты увидел внутри? - Голос Ворона одеревенел. - Ну же, бродяга, говори!
- Ничего, - пожал плечами ведун. - Пустой зал.
- А книга? А хранитель храма?
- Не было там никого.
- Подожди... - подобрался ближе старик. - Там в центре стоял алтарь. На нем - две полки. На верхней лежит книга с серебряными страницами. На нижней сидит хранитель храма.
- Да не было там никого, Ратмирович! Я что, слепой?
- О шаха корес... - Ворон сел прямо на снег, схватившись за голову.
- Ты чего, Ратмирович? - забеспокоился Олег. - Да может, и не было там никого? Лепкос, вон, говорил, многие жрецы ушли на юг.
- Ну, подумай своей глупой головой, бродяга, - опустил руки старик. - Ну, кто станет заговаривать пустой храм? Зачем он нужен. Заговаривали только те, в которых оставались серебряная книга и ее хранитель. И они были там! Ты спрашивал про монголов и керносов? Нежить вылезает как раз из нее, из книги! Именно в ней были записаны заклинания на оберег. Кто-то из дикарей забрался в храм, украл книгу и разбудил хранителя.
- Как это "разбудил"? - не поверил Середин. - Храму, как я понимаю, много тысяч лет. В нем уж если и засыпали, то навсегда.
- Ты просто многого не знаешь, бродяга. Иногда жрец способен оторвать душу от своего тела и вознести ее в иные миры. Тело его при этом не будет ни есть, ни пить, ни дышать. Оно перестанет быть живым. Но оно и не станет мертвым. Его не трогает тлен, оно не издает запаха.
- Самадхи, - перебил учителя Олег.
- Что?
- Это состояние называется самадхи. Поклонники Будды страсть как мечтают его достичь.
- Зачем? - удивился Ворон. - Ведь мир еще не рушится?
- Из любопытства.
- Пусть так, не важно, - отмахнулся старик. - Главное - в любой момент душа способна вернуться в тело, и оно проснется.
- Наверное, хранитель проснулся, забрал свою книгу и пошел погулять.
- Да нет же, бродяга! - выпрямился учитель во весь рост. - Нежить - это фокусы для дикарей, спасательная палочка против глупых диких зверей, когда не остается сил. Книга - у глупого смертного, который способен переписывать только одну фразу и тешит себя мнимым могуществом. Книгу нужно найти и вернуть в храм, пока дикарь не захотел прочитать что-то еще. Но главное - не в книге, главное - в хранителе. Его нужно найти. Найти и...- За что ты так взъелся на этого сонного жреца, Ратмирович? - Несмотря на сложный разговор, Олег все-таки достал куриную половинку и вцепился в нее зубами. Все-таки голод не тетка, а он только что с дороги.
- Он навлечет на нас гнев богов, бродяга, - покачал головой старик. - Гнев богов. Ты знаешь, что это такое? Это времена, когда люди серебряного века завидуют людям века глиняного. Когда вся земля покрыта льдом от полюса и до полюса, и на ней нет ничего, кроме холода и ветра. Когда оазисы тепла столь малы, что их окружают стенами и обороняют насмерть от всего, что двигается, пусть даже от умирающих детей. Когда ты находишь среди холода стадо замерзших лошадей - а тогда все замерзало целыми стадами и народами, - и ты добираешься до мяса, нарезаешь тонкими ломтиками, согреваешь дыханием и ешь сырым, потому что тебе нечего зажечь, чтобы приготовить или просто согреть себе еду. Целые века только холода, голода и сырого мерзлого мяса - вот что такое гнев богов! И я не хочу пережить это снова.
- Но почему из-за одного этого хранителя на нас должен обрушиться гнев богов, Ратмирович?
- А разве в Дюн-Хоре тебе не рассказывали про семь небес Мира?
- Ну, рассказывали... И что?
- Похоже, или ты ничего не понял, или хранители уже позабыли половину своих знаний. - Ворон снова опустился на корточки. - Ладно, я расскажу тебе еще раз. Мир людей устроен так, что всегда, раз за разом, проходит семь уровней развития - семь небес. Все начинается с божественной милости и получения свободы. На втором уровне вышедшие из божественной благодати люди вручают свою волю священнослужителям и посвящают себя только вере. Они работают во имя веры, умирают во имя веры и даже убивают во имя веры. Но проходит время, жрецы устают и вырождаются, и власть спускается на следующий уровень, к воинам. Теперь священники молятся воинам, люди сражаются во имя чести и поклоняются силе. Однако воины тоже вырождаются, и власть падает дальше, на четвертый уровень, на четвертое небо. К торговцам. Теперь жрецы молятся золоту, воители защищают торговые пути и лодки, а войны идут ради шахт для работы мастерских. Это тоже не вечно, и власть падает к тем, кто трудится. Они начинают выбирать правителей, воинов и жрецов, они диктуют торговцам, что делать в мастерских, а что возить из-за морей. Но от власти начинают вырождаться даже они, и власть падает на шестое небо. К тому, кого мы считаем мусором, отребьем, выродками и негодяями. И тогда мир превращается в хаос. Золото и дома никому не нужны, потому что любой может захотеть отнять их, убив предыдущего хозяина. Воины и законы перестают защищать людей и начинают оберегать насильников и убийц. Любовь к женщинам становится грехом, а скотоложество - правилом. И брат идет на брата, а сын на отца, и матери рождают детей, чтобы съесть их в тот же час. Младенцы боятся появляться в этот мир, а сила никогда не совпадает с совестью и моралью. Гнусность и позор наступают на всех, называя себя святостью... И тогда боги лишаются терпения и скидывают мир на самое низкое, последнее небо. Оно называется - гнев богов.
- Сурово... - почесал в затылке Середин.
- Справедливо, - не согласился Ворон. - После кары за безумие свое люди получили милость. Им дали новых богов: Сварога, Белбога, Стрибога, Ярило, Макошь, Дидилию. Они жили, плодились, молились, приносили дары и были счастливы. Правда, в последние века волхвы стали не так искренни, как ранее, и князья все реже прислушиваются к их советам, а те все чаще пресмыкаются перед князьями. Но то всего лишь второе небо. Пока правителей начнут выбирать смерды, пройдут еще тысячи лет... Если безумие не взорвет его раньше.
- Однако ты, Ратмирович, не сказал главного. При чем тут сбежавший хранитель?
- А разве ты не понял? Он заговорил свой храм как раз перед последним небом, перед гневом богов. Он священник того мира, в котором правят выродки. И у него в голове остались все знания великой, древней и очень могучей цивилизации ариев. Олежка, милый: у него сила бога и характер подвальной крысы! Он наберет силу, превратит весь мир в хаос и станет веселиться в нем до тех пор, пока у богов не лопнет терпение еще раз. Сто, двести лет... И все. Живые позавидуют мертвым. Ты хотел знать, что ждет твою Русь? Ее не станет, будет гнев богов. Ты хотел вернуться к себе домой, в будущее? Его не станет, будет гнев богов. Будет холод, лед и мерзлое мясо. Ну что, теперь ты меня понимаешь?
- Да, тоскливая перспектива... - признал ведун.
- Я тебе больше скажу, бродяга. Поздние храмы арийцев настолько чужды миру, настолько враждебны, что возле них даже зелени никогда нет. Трава еще кое-как пробивается, но кусты или деревья ближе полутысячи шагов не растут. Дохнут от злобного воздействия.
- Лысая гора... - пробормотал Олег.
- Что?
- Гороховец был построен на Лысой горе. Да и вообще на Руси везде - как Лысая гора, так обязательно на ней нечисто что-то. Скажи, Ратмирович, не могло бы быть такого, что вся эта нежить - это уже его? Может, он пока так развлекается?
- Нет, еще рано, - покачал головой Ворон. - Понимаешь... Ну вот представь, что вот этот камень - это реальный мир. Вещий человек поднимается...
- Да, я помню. Вещий видит сверху мир, а очень вещий видит других вещих, но плоховато разбирается в обычном мире. Слишком высоко сидит.
- Правильно, - кивнул старик. - Так вот хранитель - он "очень вещий". Ему не уследить за миром самому. Ему нужен кто-то, кто станет на ступеньку ниже и станет надзирать за низшими существами. Ему нужны ученики. И пока он их не обучил, у тебя есть шанс.
- У меня? - Приподнял брови ведун. - А как же ты?
- Ты же сам говорил, бродяга, - отвел глаза Ворон, - я человек серебряного века. Я жрец. Я могу научить читать, писать, владеть оружием, готовить зелья и произносить заговоры. Но я не умею сражаться, это не мое. Я жрец. А человек меча - это ты.
* * *
Теплое, ласковое солнце заставило Олега снять и спрятать во вьючный тюк налатник, а косуху расстегнуть, подставив встречному ветерку шелестящий шелк синей болгарской рубахи. Вокруг, чуя близость более приятной поры, весело пели птицы, снег уже не блестел в ярких лучах, а стал рыхлым и ноздреватым. На утоптанной дороге под ногами и вовсе появились лужи - копыта лошадей то и дело разбрызгивали мелкие талые ручейки.
Правда, Олега надвигающаяся весна ничуть не занимала. Его тревожили совсем иные мысли. Семь небес. Семь уровней развития мира. Поверие - или истина в высшей инстанции? Правда - или одна из сказок?
Древнейшие народы, известные науке, вообще-то, действительно были помешаны на религии. Древнеегипетские пирамиды, скифские курганы, китайские гробницы царей. О мертвых заботились больше, чем о живых. В могилы уходили килограммы золота, ценнейшее оружие, слуги, скот... Потом пришло время князей. Клятвы на верность, завоевательские походы, воинская доблесть, могучие крепости. Феодализм, одним словом. Потом пришли капиталисты, а вместе с ними - войны за нефть, за уголь, за проливы и торговые пути, полная аморальность во имя наживы. Слово чести, ради которого еще вчера воины шли на смерть, продавалось за копейку их новыми, расчетливыми хозяевами. Потом социализм - власть рабочих и крестьян. Новое государство больше не воевало - только защищалось. За казенный счет строило дома, базы отдыха, школы для детей. Делало, что могло. Во всяком случае - пыталось. А дальше - хаос... Естественное завершение процесса? И теория о глобальном потеплении, как намек о грядущем гневе богов?..
- Кажется, я очень вовремя сбежал к своим предкам... - пробормотал Середин. - Может, Ворон и ошибается, но если следовать фактам... Если следовать фактам, то лучше не рисковать. Вот только как найти в шестимиллионной Руси одного-единственного опасного человека? Тем более, что про него известны только две приметы: он появился недавно и ищет учеников. Правда, на него должен реагировать крест... Ну, что же, и на том спасибо. На волхвов крест тоже нагревается. И на простых колдунов, и на опытных знахарок. Что же теперь - всех подряд резать? Так ведь тогда сам хуже проклятого арийского хранителя станешь.
Впереди показался частокол. Десяток обычных деревенских изб, обнесенных прочным тыном из кольев в две ладони толщиной, одностворчатые ворота шириной с телегу. Олег покосился на солнце. Оно стояло еще высоко. Однако стараниями арийской нежити те пахари, что еще не подались на север, в более спокойные края, сбились в дружные укрепленные селения, и очередной деревеньки до темноты можно было уже и не встретить. Ночевать же во влажном весеннем снегу ведуну совсем не улыбалось.
- Пройдет тыща лет, раскопают археологи все эти частоколы и станут потом гадать - а с чего это на Руси случился этакий взрыв градостроительства? - хмыкнул Середин, поворачивая к воротам. - Интересно, чем объяснят? Распространением ремесленничества или вспышкой рождаемости?
С высоты коня всадник заглянул через тын - у ворот никого. Тогда он спешился, толкнул незапертые ворота и вошел внутрь, ведя скакунов в поводу.
В ближнем дворе мужик чинил телегу - приколачивал что-то в колесе. Покосился на гостя, ничего не сказал, вернулся к работе. Надо так понимать: раз не нежить, можно и внимания не обращать. Олег тем не менее поклонился, как бы здороваясь, пошел дальше, прикидывая, в какую избу постучаться на ночлег. Выглядели все примерно одинаково: срубы свежие, между бревнами мох болотный пучками торчит, дворы открытые, под общую с домом крышу еще не подведены.
- Колдун! - Шедшая от колодца девка торопливо поставила коромысло с полными ведрами, кинулась навстречу. И ведун с удивлением узнал в ней давешнюю Зарянину подругу. - Колдун... - Она опасливо закрутила головой, понизила голос: - Он сбежал, колдун. Поначалу любился, как ты и сказывал. Потом тоже любился, да не ласкался. А тут и вовсе сбежал. Колдун... Ты же обещал, что любить станет, колдун! - уже требовательно напомнила она.
- Заговор на кровь знаешь? - вздохнул Олег. - Добавляешь кровь свою месячную в еду или питье, наговариваешь: "Кровь отошла, мне не нужна, нужна любому моему. Я без крови не могла, он без меня не сможет, отныне и вовек". Против такого наговора никто устоять не сможет, это точно.
- Благодарствую, колдун! - быстро поклонилась девка. - Я потом... принесу чего-нибудь.
Она вернулась к коромыслу, подняла на плечо, двинулась по улице, поводя бедрами.
- Нет, чтобы в гости пригласить, зар-раза, - буркнул себе под нос Олег, поворачивая следом. - Хоть бы спросила, чего надо, с чем приехал?
В принципе, он предпочел бы какую-нибудь молодую вдовушку в хозяйки. С такими при ночлеге и общий язык найти проще, и отношение добрее, да и вообще... Однако объявлений: "Молодая вдова пустит на ночлег добра молодца" - никто в деревнях не вешает, а заговорам, как дом одинокой хозяйки вычислить, Ворон своих учеников не учил.
- Батюшки, гость дорогой! - От таких слов ведун нервно вздрогнул, однако из дома справа, вытирая руки о передник, уже торопилась молодая женщина в кокошнике. Замужняя, стало быть. - Здоров будь, батюшка.
Не доходя двух шагов, хозяйка низко поклонилась... Та самая, которую он у Ворона научил, как мужа вернуть. Просто, не деревня, а дом свиданий какой-то.
- Какими судьбами, батюшка?
- Да вот, ночлег ищу.
- Так заходи во двор, заходи! Такому гостю двери всегда открыты. - Женщина отобрала поводья и повела коней к себе во двор.
- Вернулся, стало быть... - сделал вполне резонный вывод ведун.
- Вернулся, - счастливо улыбаясь, кивнула хозяйка. - Иди в дом, гостюшка дорогой, раздевайся, отдыхай. Я лошадок твоих расседлаю да напою. Как муж из лесу вернется, так и снедать сядем.
- Спасибо на добром слове... - не стал спорить Олег.
В доме было тихо и спокойно. Крохотный румяный малыш посапывал в подвешенной к потолку колыбельке из выдолбленной половинки дубовой коряги. Это правильно - чтобы крепким вырастал. Вокруг пахло свежим деревом и мясным отваром. Стол, лавки, пол - все белело новизной.
- Вот и муженек приехал, - вошла хозяйка. - Сейчас дрова под навес перекидает, да и сядем. Я как раз крынку с мясом кабаньим открыла, как чуяла гостя-то...
Женщина ушла к печи, забрякала деревянной посудой. Вскоре хлопнула дверь. Вошел хозяин в распахнутом тулупе, скинул одежду, шапку на лавку, мгновенно превратившись из объемистого мужика в щуплого паренька, повернулся к столу... И Олег судорожно сглотнул. Рогдай тоже остолбенело замер, обнаружив сидящего на лавке ведуна, но быстро справился с собой, занял место во главе стола:
- Неси как есть, Голуба! Оголодал с утра, как волк бездомный. Неси!
Ели молча. Пироги с яйцом и капустой, сладкие булочки с медом и голубикой, ячневая каша с тушенкой, запили сытом.
- Спасибо, хозяюшка, - первым отвалился Олег. - Вкусно очень, да не могу больше.
- Всегда гостям рады. Может, меду хмельного из погреба принести?
- А как же, - моментально согласился хозяин, - неси.
Но едва женщина вышла из дома, он наклонился вперед и зашептал:
- Помоги мне, колдун, ты все можешь. Млада опосля заговора твоего глаз от меня отвести не могла, да токмо немощь мужская меня вдруг одолела неимоверная. Ничего не могу.
- Что-то по жене твоей не видно, чтобы без ласки скучала, - глядя прямо перед собой, как перунов истукан, ответил Олег.
- Да с ней-то все ладно выходит, - замотал головой Рогдай. - А как к Младе загляну - так и силы никакой нет. Сбежал от нее к Голубе от позора. Не знаю, что и делать, колдун.
- Послушай, друг мой, - продолжая разглядывать печь, поинтересовался Олег. - Коли тебе Млада так мила, отчего ты не на ней, а на Голубе женился?
- И не знаю, колдун. - Облизал деревянную ложку паренек. - Думал, любил безмерно. Да только на деле оказалось, Млада милее. Уж и не знаю, что за помутнение на меня от Голубы нашло.
- А может, не от нее? Может, после свадьбы наваждение появилось? Этак с полмесяца назад.
- Не-е... - замотал головой Рогдай. - Краше Млады никого в мире нет.
В этот момент хлопнула дверь, и разговор оборвался сам собой. Мужчины стали попивать мед, обсуждая близость весны, женщина захлопотала у печи. И только когда она ненадолго вышла к скоту с бадьей запаренной брюквы, паренек торопливо поинтересовался:
- Поможешь, колдун?
- Потерпи до завтра, - ответил Олег. - Все переменится.
Заплакал младенец. Прибежала Голуба, взяла его на руки, мерно покачивая.
- Спасибо за все, хозяюшка, - поднялся ведун. - Ты уж прости, пойду я на сеновал спать. Боюсь, дитятко твое тревожить меня станет.
- А не холодно будет?
- Ничего, у меня шкура мохнатая... - Олег подошел ближе и тихо добавил: - Хочешь мужа сохранить, до рассвета коней оседлай. И меня разбуди, пока Рогдай не встал.
Предупреждение женщина усвоила четко, а потому Олег ощутил толчки в плечо еще в полной темноте, даже до первых сумерек. Поднял голову:
- Вставай, колдун. Все еще спят.
Во дворе сонно всхрапывали оседланные и навьюченные лошади, где-то неподалеку тихо перекудахтывались куры, редко подтявкивала собака.
- Рассветет-то скоро? - протер глаза ведун.
- Скоро. Малой аккурат перед рассветом титьку просит.
- А-а, - кивнул ведун. - Тогда все точно. Что же, прощай, хозяйка. Спасибо тебе за доброту, за ласку. Надеюсь, больше тебе мои советы не понадобятся.
Он вышел во двор, поднялся в седло, переехал узкую улицу и постучал в раму затянутого бычьим пузырем окна:
- Млада? Ну-ка, выйди. Разговор есть.
В избе заворочались, скрипнула кожа дверной петли. Показалась заспанная простоволосая девка, в полотняной рубахе и валенках, в накинутом на плечи шерстяном платке. Это действительно была Зарянина подружка.
- Иди сюда, не бойся, - кивнул ведун. - Хочу все твои беды разом решить. Скажи-ка, ручеек проточный неподалеку есть?
- Есть, в Ерошкином овраге, за гороховым полем. То есть что летом засе...
- Иди сюда, пальцем покажешь. - Олег подхватил ее, посадил на седло перед собой, поскакал к воротам, наклонившись, прямо с коня откинул засов. - Куда поворачивать?
- Прямо. Вон туда, где низина между соснами.
Текущий по дну оврага ручей просвечивал сквозь снег темными промоинами. Значит, родник где-то неподалеку, вода не такая холодная. Это хорошо: без топора обойтись можно. Олег, цепляясь за ветки, спустился на дно оврага, пяткой пробил лед.
- Млада, спускайся сюда. Снимай валенки.
- Зачем?
- Хочешь, чтобы с Рогдаем все наладилось? Снимай, становись ногами в воду и за мной заговор повторяй.
Девица, после короткого колебания, выбралась из валенок, ступила в ручей, который оказался ей по колено:
- Ой, холодно!
- Потерпи, это быстро. Повторяй: "Смой вода, пыль и грязь, пот и слезы, смой с меня тоску-кручину, унеси в свою пучину. Навсегда уйди, зла тоска, чтобы я по милому не скучала, слез не проливала, окон не отпирала. Слово мое крепко, дело мое лепко". - Олег зачерпнул из ручья воды, плеснул Младе в лицо, черпнул еще раз, вытер. - Все, вылезай. Быстро наверх!
Выбравшись из оврага, он посадил девушку в седло, быстро и сильно растер ей ноги - сделал согревающий массаж. Массировать кисти и ступни - дело нетрудное. Представляешь, что у тебя в руках не мясо и кости, а кусок пластилина, и тискаешь, пока мягким не станет. С ногами уже сложнее - там вдоль сосудов работать нужно, чтобы застоев крови не было...
- Какие у тебя руки, колдун, - кутаясь в платок, сказала Млада. - Горячие, ласковые. Нравятся.
- Это чтобы не простыла. - Закончил растирание Середин, надел ей валенки, достал из сумки медвежью шкуру, набросил ей на плечи, хорошенько запахнув спереди, поднялся в седло сам, поскакал к деревне.
Селение уже просыпалось. Кричали петухи, гремели кадки, требовательно мычали коровы. Правда, на улице никто пока не появился. На рассвете у крестьянина в доме да в хлеву хлопот хватает, гулять некогда.
- Вот. - Осадил гнедую перед воротами ведун. - Ступай.
- Куда? Никуда я не пойду! Что мне там делать? Парней нет никого. Кто посильнее - на север от нежити ушли, иные поженились уж все, али земляные люди покалечили. А теперь, как ты меня покрал, я тут и вовсе никому не нужна.
- Так ведь тут же твой... - собрался напомнить Олег и осекся. Только что он сам, своими руками заставил Младу выполнить заговор на остуду, чтобы избавилась от любви к Рогдаю, забыла его и семью чужую не рушила. Так что к нему она больше рваться не станет. А других интересов у нее в селении нет. Да еще после того, как добрый молодец по утру на коне увез. И мужики местные то же самое скажут: "Украл - забирай".
- Хотя нет. Они скажут: "Украл - женись"... - И Олег пнул гнедую, пуская с места в карьер. Он уносился мимо деревни на юг, похрустывая тонким весенним льдом, что прихватил за ночь мелкие лужи. - Правильно говорил Серега... Что бы ты ни делал в этом мире, все тебе троекратным злом вернется!
Млада заерзала, усаживаясь поудобнее, прижалась к его груди:
- И руки мне твои нравятся. Горячие. Хорошие.
- Скажи-ка, Млада, - сдерживая злость, поинтересовался Олег. - А деревню Колпь ты знаешь? Там усадьба должна быть - боярыни Вереи.
- Знаю, тут недалече. Токмо реку перемахнуть надобно. По ту сторону она.
Усадьба правительницы Колпи выглядела весьма солидно: трехметровый земляной вал, высокий частокол с бойницами, смотровая башенка у ворот. Не то чтобы такая крепость смогла устоять против сказочной орды Чингизхана или даже суздальской дружины, но вот против десятка сотен половцев или хазар при гарнизоне хотя бы в полсотни ратников держалась бы, пока припасы не кончатся. Впрочем, степняки так долго на одном месте все едино устоять бы не смогли. В лесах пастбищ мало, припасов они с собой не возят. Опухли бы от голода первыми. Потому-то и не пряталась усадьба вдалеке от рек и проезжих дорог, а гордо возвышалась на излучине реки, над широкой отмелью. Летом тут, наверное, песок желтел, и волны на него с шипением накатывали - но сейчас и берег, и река оставались однообразно белыми.
Подъехав к толстым дубовым воротам, Середин спешился, немного отступил, подняв лицо к дежурящему наверху воину:
- Эй, служивый! Скажи, дома ли боярыня Верея?! Гость тут к ней приехал.
- Это ты, что ли?
- Я, я.
- А тебя велено гнать подалее, едва где увидим.
- Мудрое решение, - согласился ведун, отошел к чалому, нашел в тюке с одеждой соболиную шапку, встряхнул. - Видишь, служивый? Вернуть хочу.
Стражник отступил от частокола, а минуту спустя сверху выглянул уже воевода:
- Чего тебе надобно, ведун?
- Шапку узнаешь, Лесавич?
- Убирайся отсюда. Боярыня велела, как увижу, плетьми гнать.
- Да ну, - рассмеялся Олег. - Неужели уже нового воина на твое место выбрала?
- Думаешь, не справлюсь?
- Выходи, проверим.
- Не слушай! - Узнал ведун бархатистый и сладкий, но удивительно твердый голос. - Он тебя выманивает. Ворота открыть вынуждает.
- Он просто хочет вернуть красивую шапку ее законной владелице.
- И ради этого он скакал в такую даль?
- Наверное, - пожал плечами Олег. - Вроде иных причин не помню.
- Хоть бы соврал для приличия... - между зубцами показалось светлое лицо, подпертое высоким воротником. - Ну, давай ее. Кидай.
- Ну да. - Крутанул шапку на руке ведун. - Может, сразу на землю швырнуть и ногами потоптать?
- А что это с тобой за девица?
- Эта? - кивнул на Младу Середин. - Я бы тебе рассказал подробно. Так ведь все равно не поверишь.
Верея прикусила губу, глядя Олегу в глаза... Резко отступила за ограду. Середин ждал. Минуту спустя голубые глаза снова появились в просвете между кольями. Боярыня покачала головой, резко отвернулась:
- Лесавич, впусти его. Проводи в горницу, да сам приди с гриднями. Посмотрим, что молвить желает.
Ворота загрохотали, одна из створок выползла немного вперед, приоткрыв щель, только-только достаточную для прохода лошади. Олег взял гнедую за повод, шагнул внутрь.
С первого взгляда усадьба изнутри показалась ему неправдоподобно тесной, но ощущение это возникало от того, что все внутренние постройки прижимались к валам, сливаясь с ними в единое целое. Стены при этом представлялись невероятно толстыми, а дворик - тесным. Хотя на самом деле он смог бы вместить без особого труда полнокровный пехотный полк.
Лесавич встретил Середина сразу за воротами с двумя широкоплечими молодцами за спиной. Окинул гостя презрительным взглядом, передернул плечами:
- Эй, кто-нибудь! Примите коней у ведуна. А ты ступай за мной...
После деревенских изб в десять-двенадцать венцов потолки в боярском доме казались непривычно высокими. Воевода провел гостя шагов десять по совершенно темному коридору, после чего повернул в дверь, за которой открылась просторная комната.
Горница в усадьбе выглядела небогато, но опрятно. Чисто выскобленный пол, оштукатуренные стены, расписанные сказочными цветами и неведомыми зверьми - драконами, фениксами, шестипалыми львами. Вдоль помещения тянулись два укрытых подскатерниками стола, и Верея сидела во главе одного из них. Олег двинулся было к ней, но воевода положил ему на плечо тяжелую руку и указал место на противоположном краю. Двое доверенных ратников уселись справа и слева, Лесавич занял место у гостя за спиной.
- Так что ты хотел мне рассказать? - поинтересовалась женщина.
- Да вот понимаешь... - Ведун положил шапку на стол и развел руками. - Зашла ко мне как-то девица одна, да и попросила парня приворожить...
Приврал Середин, конечно, изрядно, рассказывая, как к нему по кругу то девица, то муж, то жена ходили, друг другу привороты устраивая, но зато вскоре даже суровые гридни начали улыбаться, а после слов ведуна о том, как драпал он с девицей от неведомой деревеньки, пока не поженили - ратники расхохотались.
- Прямо и не знаю, что за напасть творится! - Всплеснул руками Олег. - Одну спас из плена - так чуть в прорубь не спровадила. Другую от дурости избавил - так теперь на мне как хомут повисла. Выручайте, люди добрые! Сделайте чего-нибудь, чтобы она от меня отстала!
- Да-а, - покачала головой боярыня. - И после всего этого ведьмой называют меня. А его - спасителем от нечисти. Лесавич, где сейчас эта красавица?
- В людской, вестимо, боярыня.
- Ступай, скажи там прилюдно, что ведун на службу ко мне записался и в Заколпье отослан. Коли вслед кинется - не препятствуй. Коли тоже записаться захочет - прими. Служанки мне нужны. Ратников молодых тут много, не заскучает девка.
- Слушаю, боярыня.
- Ероха! Поди проверь, чтобы лошадей расседлали и в конюшню отвели, тюки унесли. А то заметит девица, не поверит.
- Слушаю, боярыня, - поднялся гридня слева.
- Ратимир, пойди караулы проверь. Тревожно мне.
- Слушаю, боярыня.
Дверь в горницу хлопнула третий раз. Олег поднялся со своего места и вдоль длинного стола направился к хозяйке.
- А ты, - вскинула глаза Верея. - Ты пойдешь со мной...
Спальня правительницы Колпи выглядела как одна огромная постель - весь пол закидан столь милыми сердцу Вереи овчинами, широкая перина в углу, стены обиты розовым бархатом, потолок - белым шелком, и все это слегка подсвечено из маленького, забранного слюдой окошка под потолком...
- Великие боги, как же ты красива! - уже в который раз поразился ведун, скользя пальцами по нежной коже, касаясь губами розовых сосков. - Как ты невероятно красива.
Они утопали в мягких, как летнее облако, перьях, зашитых в легкую ткань.
- Ты хитрый, скользкий змей, ведун, - тихо засмеялась Верея, вытягивая руки над головой и выгибаясь под его ласками. - Ты все-таки добился, чего хотел. Ты все-таки влез ко мне сюда, хотя я отгородилась от тебя длинными верстами, высокими стенами и преданной стражей...
- Верея... - выдохнул Олег, целуя ей плечи. - Оставь меня при себе.
- Вот как? - Она запустила пальцы ему в волосы, крепко их сжала, дернула, приподнимая голову: - И кем бы ты хотел остаться? Рабом? Или хозяином?
- Кузнецом, - прошептал он. - Твоя кольчуга уродлива. Я откую тебе новый доспех. Он не станет давить твою изящную грудь - он обнимет ее, как тонкий шелк, и повторит в точности каждую линию. Он не станет давить твои плечи - он станет держать их, как воспитанный слуга. Он не станет натирать твои бока - он прильнет к ним, как теплый ветер. Он не будет бить по твоим бедрам - он станет ласкать их, как мои губы.
- Не надо доспеха... - Она разжала пальцы, взяла его ладонями за щеки, привлекла к своему лицу. - Сделай это сам. Сделай это сам, ведун. Мне нельзя тебя видеть, ведун. Рядом с тобой я не хочу быть хозяйкой. Я хочу быть маленьким котенком. Глупым, ласковым и игривым. Будь со мной, ведун. Ласкай меня сам.
Олег не вошел - он слился с Вереей в единое целое, он чувствовал ее пульс, как свой, он дышал с ней одним дыханием, он ощущал блаженные соприкосновения с ее кожей и вместе с ней утонул в горячей сладостной вспышке. Все вокруг залил яркий свет, и только где-то там, за стеной, ожидал своего часа высокий старик с посохом в руках и вороном на плече. Ведун улыбнулся, открыл глаза, и видение исчезло.
- Что ты, мой милый?
- Мне нужно выйти.
- Ну вот... Из двери прямо иди, потом повернешь направо. Темноты не боишься?
Олег только усмехнулся в ответ. Нашел штаны, натянул. Сунул ноги в сапоги, чтобы не насажать заноз на деревянном полу. Торопливо потрусил в темноте, выставив вперед руку и... И вдруг ощутил на левом запястье легкий укол. Он остановился, попробовал правой рукой левую. Да, тонкая ткань оставалась примотанной поверх серебряного креста. Он так привык к этому атрибуту, что порой переставал замечать его существование. Середин отвел руки в сторону, пошарил по стенам, нащупал узкую створку, толкнул.
Слева была комната. Довольно большая - как спальня. И так же куце освещенная. Наверное, поэтому на столе, придвинутом к треугольному, тщательно отполированному серебряному зеркалу, стояли сразу два подсвечника по три рожка в каждом. Вдоль стен тянулись сундуки самого разного размера, некоторые - с обитыми железом углами. Под окном возвышался пюпитр для книг. Ведун шагнул в комнату - крест стал горячим. Олег прошел вдоль сундуков, отыскал самый обжигающий, откинул язычок замка, поднял крышку. Там, поверх бархатного покрывала, лежал длинный прямой кинжал в кожаных ножнах, отделанных серебром и самоцветами. Середин поднял оружие, откинул полог - и понял сразу все...
Длинная спираль с раздвоенным кончиком в центре, две двойные окружности у нижних углов с золотыми точками в центре. Эта была та самая книга, которую показывал ему грек, скачущий на леопарде.
- Так вот почему на тебя не реагировал мой крест, Верея, - прошептал Олег. - В тебе нет никакой магической силы. Сила в этой книге. А ты всего лишь пользовалась готовыми формулами, ничего при себе не храня и ни во что не вникая.
- Ты свернул не в ту дверь, ведун... - Женщина стояла в дверях, в своем роскошном плаще, накинутом поверх шелковой рубашки. Она покачала головой, зажмурилась и громко закричала: - Стража!!!
- Значит, это ты, - кивнул Олег. - А я никак не хотел в это верить.
- Я знала, что нам нельзя встречаться, - покачала она головой, входя в комнату. - Наши встречи никогда не заканчиваются добром. Я знала, что все кончится именно так. Я ведь запрещала тебе приезжать!!! - сорвалась она на крик.
В коридоре послышался грохот, в комнату вломился воевода:
- Звала, боярыня?
- Да. Посадите нашего гостя в поруб.
- Назад! - Ведун рванул женщину к себе, рывком сбросил с кинжала ножны и приставил острие к ее горлу. - Назад, или я убью ее!
Лесавич обнажил меч, двинулся вперед.
- Назад! Назад, я же ее зарежу!
Воевода примерился мечом, и ведун, оттолкнув женщину, метнулся к столу, подхватил табурет и очень вовремя вскинул, подставив под удар тяжелого клинка. Дерево разлетелось в куски. Олег попытался достать противника ножом, но тот оказался слишком коротким. Лесавич ударил снова, больше надеясь на силу и тяжесть меча. Середин принял лезвие на оставшуюся в руке ножку, поднырнул вперед - и опять воевода успел отскочить. В коридоре послышался топот.
- У меня две сотни ратников, ведун. Тебе не удастся справиться со всеми! - выкрикнула Верея.
- Плевать... - выдохнул Олег, ткнул ножкой в лицо воеводе, шагнул вперед, надеясь с замаха чиркнуть кончиком кинжала по горлу... Опять не достал.
- Сдавайся! Они убьют тебя!
- Плевать! - Ведун отбил выпад вверх, поднырнул, взмахнул рукой и довольно захохотал, увидев разрез на поддоспешнике воеводы. - Еще чуть-чуть, и одного я заберу с собой.
- Лесавич, назад, - выдохнула Верея.
- Но боярыня... - чуть попятился, но не опустил меча воевода.
- Я сказала: назад! - повторила женщина и, видя непослушание, пронзительно закричала: - Вон отсюда!!!
- Но, госпожа... - На этот раз воевода отступил к двери, мешая ворваться в комнату другим воинам. - У него нож. И он все видел.
- Я приказала уйти, - тихим и холодным, как острие рогатины, голосом сообщила Верея.
- Слушаю, боярыня, - склонил голову Лесавич и отступил в коридор, прикрыв за собою дверь.
- Ну, и что же ты меня не убил? - повернула голову к Середину женщина.
- Не смог, - пожал плечами Олег.
- Вот и я не смогла, - сглотнула Верея. - Значит, мы квиты. Теперь садись на коней и уметайся прочь.
- Отдай мне эту книгу... Я верну ее на место, в храм. Ей нельзя оставаться в человеческих руках.
- Не отдам, - покачала головой боярыня. - Это мое. Мое будущее. Моя сила, моя власть. Ты хоть понимаешь, каково это - принять женщине земли из рук отцовых? Стать хозяйкой? Да меня... На меня смотрят, как на чумную! Они не желают меня признавать! Наверное, все мужчины Руси уже предложили мне выйти за них замуж. Думаешь, им нужна я? Им нужны мои земли! А меня они хотят засунуть на женскую половину, как в пыльный сундук, и забыть про меня навсегда. Даже нет - на меня смотрят, как на добро, как на часть добра, вместе с усадьбой, собольими сороками и кухонной посудой. Мало того - как на ничейное добро! Беспризорное. Валяется, дескать, и никто почему-то не подобрал.
- Неправда.
- Правда, правда, - прикусила она губу. - Ты единственный, кто хотел только меня, и ничего больше. И ты всегда приносишь мне несчастья. Я не отдам тебе книгу, ведун. В ней моя сила. С ее помощью я приведу к клятве все земли. Я стану княгиней! Великой княгиней! Я всем покажу, кто такая Верея! Я буду править всей Русью!
- Чем ты собираешься править? Пустыней? Кладбищем? - скрипнул зубами Олег. - Ты что, не видишь, что творит это проклятое колдовство?! Я проехал через три ханства, и во всех уже прослышаны о творящихся на Руси бедах. И все хотят летом идти сюда, чтобы добить, разграбить слабые княжества, - ты этого хочешь? Тут не ты править станешь, тут будут хозяйничать болгары, вогулы и половцы. И им плевать на твою нежить. Они все разграбят и сбегут назад, в спокойные степи. А нечисть останется здесь. Так ты собираешься править? Отдай книгу, Верея, она не принесет тебе ничего, кроме несчастья. К тому же, многие уже догадываются, кто стоит за всеми напастями. Один раз миновало... А в следующий? У тебя ничего не выйдет, Верея. Уже не вышло. Отдай книгу - и забудь про нее, как про страшный сон.
- Не отдам. В ней такая сила, что ты даже представить себе не можешь, ведун.
- Могу, Верея. В том-то и дело, что могу. И если ты не отдашь книгу, я поеду к суздальскому князю и все ему расскажу. Он заберет книгу силой.
- Я не выпущу тебя отсюда!
- Ну, так не выпускай! - Подошел к ней в упор Олег. - Не выпускай! Что же ты остановила воеводу? Убейте меня! Убей, или я поеду в Суздаль!
- Зачем? Зачем ты это делаешь, ведун?
- Потому что я русский человек, Верея! - Взял ее за щеки Середин. - Я русский, и не могу предать свою землю! Даже ради тебя. И тебя предать не могу. Я не знаю, что мне делать, Верея. Убей меня и избавь мою душу от этого вопроса! Убей - или отдай книгу!
- Ты хоть понимаешь, о чем просишь? - оторвала от себя его руки женщина. - Ты хочешь, чтобы я выбрала между твоей жизнью и властью над всем миром.
- Весь мир - это круто, - согласно кивнул Олег. - Тут и думать не о чем. Ну, тогда я пошел.
Он перехватил кинжал по-испански - клинком вниз - и направился к двери.
- Стой... Забирай ее. Забирай и уметайся прочь из моей жизни!!!
И, закрыв лицо ладонями, боярыня Верея откинулась спиной на стену, сползла по ней вниз. Плечи ее стали мелко подрагивать.
Середин вынул книгу из сундука, взвесил в руке. Килограммов пятнадцать, не меньше. А то и полный пуд. В душе родилось и разрослось страстное желание открыть книгу, разглядеть древнейшие на земле руны, но ведун справился с искушением - зачем рисковать? Просто закутал ее в бархат, а кинжал вернул обратно в сундук.
- Книгу принес из храма тот иноземный колдун, что приехал с юга, да?
- Он, - сглотнув, тихо ответила Верея. - Он достал книгу, и мы сразу сбежали из Гороховца. Он очень хотел мне понравиться. Показывал всякие чудеса, нашел в книге нужное заклинание, научил управлять нежитью, разгонять ее. Клялся, что раскрыл тайну бессмертия, что не тонет в огне, не горит в воде... Нет, наоборот... Я поспорила с ним о том, что он сможет просидеть в воде целый день и с ним ничего не случится. Или наоборот... Поспорила на то, от чего он никак, никак не мог отказаться. У меня была железная клетка... Отец держал в ней диких зверей. На охоте пойманных, иноземных. Колдун сел в клетку, мы заклепали дверцу и опустили его в реку.
- Ну, и как?
- Что?
- Выжил?
- Не знаю... - устало помотала головой Верея. - Я не стала вынимать клетку. Зачем?
- Да, действительно, зачем? - согласился Олег и опустился перед женщиной на колени. - Ты знаешь, меня все последние дни мучает один вопрос. Небольшой. Можно я его задам?
- Чего тебе еще от меня нужно, ведун?
- Скажи, там, на реке... Ты позвала меня в палатку потому, что хотела побыть со мной, или чтобы я не увидел, как нежить истребляет половцев?
- Какой же ты глупый, мой мальчик. - Опустила она ладони, и на лице ее проявилось что-то вроде улыбки. - Ну, конечно же, я хотела побыть с тобой. И конечно, я не могла упустить такого прекрасного повода.
Верея протянула указательный палец, осторожно провела им Олегу по губам. Потом наклонилась вперед и прикоснулась к его губам своими, горячими и сухими.
- Уходи, ведун. Уезжай и больше никогда не появляйся в моих землях...
По залитым талыми водами дорогам, поднимая фонтаны брызг, Олег домчался до Гороховца за два дня. Но поехал он не к воротам города. Он повернул к святилищу, спешился невдалеке, отвязал от седла драгоценный сверток и прошел внутрь. Приблизился к возвышающемуся в центре высокому истукану Сварога с длинными усами и бурыми от подношений губами. Остановился, ожидая, пока разойдутся горожане, выставляющие к своим богам-покровителям корзинки с дарами, выкладывающие монетки, проливающие на землю пиво и хмельной мед. Прошло не менее получаса, прежде чем за спиной зашуршали шаги и клокочущий голос произнес:
- Ты пришел сюда осквернить святилище, болгарский колдун, или просто никак не можешь расстаться со своей жертвой?
- Я не думаю, что великий Сварог или кто-то из богов захочет принять этот дар, вещий Аргамирон... - Ведун повернулся к волхву, развернул сверток и показал содержимое старику. - Ты знаешь, что это такое, жрец?
- Я не хочу этого знать. - Вздернул голову старик, словно ему в нос ударила непереносимая вонь. - Зачем ты принес ее сюда, колдун?
- Я не хочу дарить ее богам, волхв. Я хочу вернуть ее на место. Но я сомневаюсь, что меня с радостью впустят в боярский детинец и позволят проводить обряд проникновения во врата.
- Этому нечестивому, колдовскому камню не место на боярском подворье и в городе русском. Его давно пора увезти в глухой лес и закопать в глубокий колодец!
- На нашей земле не место ни этому камню, ни этой книге, старик! - согласился ведун. - Так ты поможешь мне - или ограничишься изрыганием проклятий?
- Неужели ты готов послужить правому делу, колдун? - недоверчиво прищурился Аргамирон.
- Хотел задать тебе тот же самый вопрос, - вздохнул Олег.
Волхв посмотрел вправо, влево. Почмокал губами.
- Выше по реке, на горе, в лесу есть глубокая яма. Там печники ранее глину брали, но ныне забросили. Мы не сможем дотянуть туда камень вдвоем. Но если амбалы купеческие по моему приказу отвезут камень на гору и уложат недалече, то вдвоем мы сможем дотолкать его до ямы, скинуть вниз и обрушить стены. Раз ты стоишь здесь и боги не обрушили на тебя свой гнев... Наверное, ты не лжешь... новгородец.
- Холодно. Стенки ямы, наверняка, смерзлись.
- Разведем внизу огонь. Пока яма отогревается, ты выполнишь свой обряд. Вдали от глаз людских.
- Что же, мысль хорошая, уважаемый Аргамирон. - Олег поднял глаза к небу, прищурился. - Солнце еще высоко. Пойдем?
Главному волхву, к тому же такому властному, как Аргамирон, отказывать не посмел никто. В мгновение ока перед ним отворились врата детинца, пришли с торга рослые, плечистые грузчики, переложили камень на выделенные боярином сани. Они же помогали двум коренастым лошадкам тянуть тяжелый груз. Сперва по дороге к реке, потом почти на километр вверх по течению. Еще час понадобился силачам, чтобы затолкать камень на самую вершину. После чего они, поклонившись старику и не взяв никакой платы, отправились восвояси.
Выбранная волхвом яма больше напоминала пещерку метров пяти глубиной, идущую вниз под довольно крутым углом. Зато она находилась ниже вершины. Камень оставалось только подтолкнуть.
Олег прогулялся по лесу вокруг, набрал хвороста, покидал в пещеру, запалил огонь. Нашел высокую сухостоину, порубил на несколько бревнышек, кинул вниз, в огонь. И они с волхвом сели бок о бок, дожидаясь, пока тепло огня разойдется по земле.
- Скажи, Аргамирон, а перед тем, как в лесах завелась нежить, никаких странных людей в Гороховце не появлялось?
- Был один... - пригладил лысую голову старик. - Зашел в святилище. Замотан в странную тонкую тряпицу. Худой, как со дня рождения не кормили. Сказал: "Здесь нет Кроноса, Первого из богов". Я ответил, что мы внуки Свароговы и поклоняемся своему прародителю. Он ушел и более не появлялся.
- А куда?
Волхв только покачал головой.
- Понятно. Ищи-свищи.
- Не горюй, новгородец. Спрячем камень - сгинут и напасти. И никто его никогда не найдет.
- Кто захочет, найдет, вещий Аргамирон. Примету мне сказали броскую. Возле камней таких ни деревья, ни трава не растет. Так что высохнут тут сосны, завянут кусты, попадает все, сгниет... И будет лет через сто стоять лысая гора. Как знак для колдуна знающего: подходи, мол, здесь врата заговоренные.
- Не доберется! - пообещал, поднимаясь на ноги, волхв. - Ну, новгородец, делай свое дело,
- Хорошо, - Достал из-за пазухи пайцзу ведун. - Только ты не пугайся...
Когда Олег пришел в себя, вещий Аргамирон стоял метрах в десяти в стороне.
- Ты чего, волхв? - удивился Середин.
- Ну, ты колдун, новгородец... - покачал головой тот. - Однако же начнем.
Вдвоем они взяли оставшиеся от сухостойны хлысты - тонкие бревнышки метра по два длиной, - подбили под камень, поднатужились, поднимая... Черные "врата" покачнулись, заскользили, за пару секунд проскочили десяток шагов и гулко ухнулись в яму - только искры из пещеры вылетели.
- Ты только не пугайся, новгородец, - улыбнулся Аргамирон, выбирая место над пещерой на вершине холма. Он поднял посох, закрыл глаза, что-то тихо проговорил - и резко ударил посохом. Земля отозвалась звонким гулом - и яма захлопнулась, слово пасть поймавшего муху пса.
- Вот и все... - Начал спускаться к реке волхв, но вдруг остановился, поднял палец: - Ты слышишь, новгородец?
- Что?
- Треск... Кажется, сегодня ночью ледоход начнется. Ты точно угадал с исполнением княжеского приказа... Но раньше месяца награды не получишь.
- Почему?
- Так ледоход, новгородец. С завтрашнего дня дорог на Руси нет. Потом половодье... У тебя ведь нет лодки?
- Нет, - вздохнул ведун.
- Ладно, не грусти, - усмехнулся вещий Аргамирон. - Пойдем в святилище. Я завсегда рад достойному гостю.