Франц Кафка. "В исправительной колонии".

III

    Путешественник мельком взглянул на осуждённого; когда офицер указал на него, тот опустил голову и, казалось, предельно напряг слух, чтобы хоть что-нибудь понять. Но движения его толстых сомкнутых губ со всей очевидностью показывали, что он ничего не понимал. Путешественник хотел о многом спросить, но при виде осуждённого спросил только:
    – Знает ли он приговор?
    – Нет, – сказал офицер и приготовился продолжать объяснения, но путешественник прервал его:
    – Он не знает приговора, который ему же и вынесли?
    – Нет, – сказал офицер, потом на мгновение запнулся, словно требуя от путешественника более подробного обоснования его вопроса, и затем сказал: – Было бы бесполезно объявлять ему приговор. Ведь он же узнает его собственным телом.
    Путешественник хотел уже умолкнуть, как вдруг почувствовал, что осуждённый направил взгляд на него; казалось, он спрашивал, одобряет ли путешественник описанную процедуру. Поэтому путешественник, который уже откинулся было в кресле, опять наклонился и спросил:
    – Но что он вообще осуждён – это хотя бы он знает?
    – Нет, и этого он не знает – сказал офицер и улыбнулся путешественнику, словно ожидая от него ещё каких-нибудь странных открытий.
    – Вот как, – сказал путешественник и провёл рукой по лбу. – Но в таком случае он и сейчас ещё не знает, как отнеслись к его попытке защититься?
    – У него не было возможности защищаться, – сказал офицер и поглядел в сторону, как будто говорил сам с собой и не хотел смущать путешественника изложением этих обстоятельств.
    – Но ведь, разумеется, у него должна была быть возможность защищаться, – сказал путешественник и поднялся с кресла.
    Офицер испугался, что ему придётся надолго прервать объяснения; он подошёл к путешественнику и взял его под руку; указав другой рукой на осуждённого, который теперь, когда на него так явно обратили внимание, – да и солдат натянул цепь, – выпрямился, офицер сказал:
   – Дело обстоит следующим образом. Я исполняю здесь, в колонии, обязанности судьи. Несмотря на мою молодость. Я и прежнему коменданту помогал вершить правосудие и знаю этот аппарат лучше, чем кто бы то ни было. Вынося приговор, я придерживаюсь правила: «Виновность всегда несомненна». Другие суды не могут следовать этому правилу, они коллегиальны и подчинены более высоким судебным инстанциям. У нас всё иначе, во всяком случае, при прежнем коменданте было иначе. Новый, правда, пытается вмешиваться в мои дела, но до сих пор мне удавалось отражать эти попытки и, надеюсь, удастся в дальнейшем… Вы хотели, чтобы я объяснил вам данный случай; что ж, он так же прост, как любой другой. Сегодня утром один капитан доложил, что этот человек, приставленный к нему денщиком и обязанный спать под его дверью, проспал службу. Дело в том, что ему положено вставать через каждый час, с боем часов, и отдавать честь перед дверью капитана. Обязанность, конечно, нетрудная, но необходимая, потому что денщик, который охраняет и обслуживает офицера, должен быть всегда начеку. Вчера ночью капитан пожелал проверить, выполняет ли денщик свою обязанность. Ровно в два часа он отворил дверь и увидел, что тот, съёжившись, спит. Капитан взял хлыст и полоснул его по лицу. Вместо того чтобы встать и попросить прощения, денщик схватил своего господина за ноги, стал трясти его и кричать: «Брось хлыст, а то убью!». Вот вам и суть дела. Час назад капитан пришёл ко мне, я записал его показания и сразу же вынес приговор. Затем я велел заковать денщика в цепи. Всё это было очень просто. А если бы я сначала вызвал денщика и стал его допрашивать, получилась бы только путаница. Он стал бы лгать, а если бы мне удалось опровергнуть эту ложь, стал бы заменять её новой и так далее. А сейчас он у меня в руках, и я его не выпущу… Ну, теперь всё понятно? Время, однако, идёт, пора бы уже начать экзекуцию, а я ещё не объяснил вам устройство аппарата.
    Он заставил путешественника снова сесть в кресло, подошёл к аппарату и начал:
    – Как видите, борона соответствует форме человеческого тела; вот борона для туловища, а вот бороны для ног. Для головы предназначен только этот небольшой резец. Вам ясно?
    Он приветливо склонился перед путешественником, готовый к самым подробным объяснениям.
    Путешественник, нахмурившись, глядел на борону. Сведения о здешнем судопроизводстве его не удовлетворили. Всё же он твердил себе, что это как-никак исправительная колония, что здесь необходимы особые меры и что приходится строго соблюдать военную дисциплину. Кроме того, он возлагал некоторые надежды на нового коменданта, который, при всей своей медлительности, явно намеревался ввести новое судопроизводство, которого этому узколобому офицеру никак не уразуметь. По ходу своих мыслей путешественник спросил:
    – Будет ли комендант присутствовать при экзекуции?
    – Это точно не известно, – сказал офицер, задетый этим внезапным вопросом, и приветливость исчезла с его лица. – Именно поэтому мы и должны поспешить. Мне очень жаль, но придётся даже сократить объяснения. Однако завтра, когда аппарат очистят (большая загрязнённость – это единственный его недостаток), я мог бы объяснить всё остальное. Итак, сейчас я ограничусь самым необходимым… Когда осуждённый лежит на лежаке, а лежак приводится в колебательное движение, на тело осуждённого опускается борона. Она автоматически настраивается так, что зубья её едва касаются тела; как только настройка заканчивается, этот трос натягивается и становится несгибаем, как штанга. Тут-то и начинается. Никакого внешнего различия в наших экзекуциях непосвящённый не усматривает. Кажется, что борона работает однотипно. Она, вибрируя, колет своими зубьями тело, которое в свою очередь вибрирует благодаря лежаку. Чтобы любой мог проверить исполнение приговора, борону сделали из стекла. Крепление зубьев вызвало некоторые технические трудности, но после многих опытов зубья всё же удалось укрепить. Трудов мы не жалели. И теперь каждому видно через стекло, как наносится надпись на тело. Не хотите ли подойти поближе и посмотреть зубья?
    Путешественник медленно поднялся, подошёл к аппарату и наклонился над бороной.
    – Вы видите, – сказал офицер, – два типа разнообразно расположенных зубьев. Возле каждого длинного зубца имеется короткий. Длинный пишет, а короткий выпускает воду, чтобы смыть кровь и сохранить разборчивость надписи. Кровавая вода отводится по желобкам и стекает в главный желоб, а оттуда по сточной трубе в яму.
    Офицер пальцем показал путь, каким идёт вода. Когда он для большей наглядности подхватил у отвесного стока воображаемую струю обеими пригоршнями, путешественник поднял голову и, шаря рукой у себя за спиной, попятился было к креслу. Тут он, к ужасу своему, увидел, что и осуждённый, подобно ему последовал приглашению офицера осмотреть борону вблизи. Потащив за цепь заспанного солдата, он тоже склонился над стеклом. Видно было, что и он тоже неуверенно искал глазами предмет, который рассматривали сейчас эти господа, и что без объяснений он не мог этого предмета найти. Он наклонялся и туда и сюда. Снова и снова пробегал он глазами по стеклу. Путешественник хотел отогнать его, ибо то, что он делал, вероятно, каралось. Но задержав путешественника одной рукой, офицер другой взял с насыпи ком земли и швырнул им в солдата. Солдат, встрепенувшись, поднял глаза, увидел, на что осмелился осуждённый, бросил винтовку и, упершись каблуками в землю, так рванул осуждённого назад, что тот сразу упал, а потом солдат стал глядеть сверху вниз, как он барахтается, гремя своими цепями.
    – Поставь его на ноги! – крикнул офицер, заметив, что осуждённый слишком уж отвлекает путешественника. Наклонившись над бороной, путешественник даже не глядел на неё, а только ждал, что произойдет с осуждённым.
   – Обращайся с ним бережно! – крикнул офицер снова. Обежав аппарат, он сам подхватил осуждённого под мышки и, хотя у того разъезжались ноги, поставил его с помощью солдата прямо.
    – Ну, теперь мне уже всё известно, – сказал путешественник, когда офицер возвратился к нему.
    – Кроме самого главного, – сказал тот и, сжав локоть путешественника, указал вверх: – Там, в разметчике, находится система шестерён, которая определяет движение бороны, а устанавливается эта система по чертежу, предусмотренному приговором суда. Я пользуюсь ещё чертежами прежнего коменданта. Вот они, – он вынул из бумажника несколько листков. – К сожалению, я не могу дать вам их в руки, это самая большая моя ценность. Садитесь, я покажу вам их отсюда, и вам будет всё хорошо видно.
    Он показал первый листок. Путешественник был бы рад сказать что-нибудь в похвалу, но перед ним были только похожие на лабиринт, многократно пересекающиеся линии такой густоты, что на бумаге почти нельзя было различить пробелов.
    – Читайте, – сказал офицер.