Болезнь моего сердца

Butterfly

"До сих пор не могу поверить в то, что всё рассеется, как сон. Не пытайся исчезнуть"

С того дня Чонгуку начали сниться сны. Кошмары, где его душили, где его кололи, где его топили в воде. Где ему делали больно. И всё чаще там стал появляться Юнги. Не в виде спасателя, нет. В виде ещё одного утопающего.
Он делился своей болью снова и снова, взамен забирая чужую. Эти мерзкие чувства циркулировали по всему телу вместо крови, вместо кислорода, заставляя жить. Они поддерживали жизнь друг в друге с помощью боли. И это было мерзко, отвратительно, ужасно. Но нужно. Нужно, если ты хочешь жить.

С того дня Чонгуку перестали сниться белые гладиолусы. Теперь ему снились кроваво-чёрные лилии. Теперь ему снился Юнги и его боль.

Он перестал обращать внимание на дни и часы. Он вообще не интересовался временем. Чонгук просто с дня на дню вспоминал тот их единственный поцелуй. Жестокий. Требовательный. Ужасный. Единственный.

***

Когда Чогуку позвонили его друзья и пригласили прокатиться к Берегу, он хотел отказаться.
Август уже заканчивался и осень вступала в свои права. На улице похолодало, деревья постепенно мелировались в жёлтый, а ранним утром при выдохе был виден пар. Теперь на улицу без толстовки, а в иной раз и без куртки, не выйдешь.
А у берега реки будет ещё более холодно; ветер с реки, открытое пространство и просто ветер.
Чон ёжился каждый раз при мысли о том, что в такую погоду придётся путешествовать. Но, подумав, он всё же согласился на предложение. Не целыми же днями дома сидеть, вытаскивать больные воспоминания, снова и снова анализировать тот поцелуй, хандрить в конце концов! Надо хотя бы друзей увидеть, а то лицо его забыли, наверно.

О том, что он может здесь и Юнги встретить, Чонгук даже не думал. А когда его увидел, то решил, что не стоило ему, всё-таки, соглашаться на эту встречу. Очень хотелось сбежать. Бежать куда глаза глядят. И стыдно было в глаза смотреть. Просто стыдно и всё. Потому что ему... ему до сих пор нужен был тот поцелуй. Он до сих пор упивался тем отчаянием, что ему дарили и что он дарил в ответ.

Потому что он до сих пор помнил и поцелуй, и то, что произошло после него.
Ему нравилось целоваться с хёном. Нравилось чувствовать боль. Нравилось чувствовать крепкое тело под руками. Нравилось иногда оттягивать пятернёй жестковатые волосы и кусать нижнюю губу, вглядываясь в лицо.
Но ничто не вечно под заходящим солнцем и они немного отстранились друг от друга, хватая ртом воздух.
Они смотрели друг другу в глаза. Затуманенный разум тормозил и не мог отследить движения рук, что так вольно гладили чужое тело. Они не боялись, не были удивлены, не задыхались от ужаса. Отблеск в их глазах не приобрёл никакого дополнительного смысла. Им просто было тепло. Жарко. Жарче, чем когда-либо. Они просто выдыхали воздух на чужие губы, чувствуя удовлетворение кончиками пальцев.

Потом, остыв, они просто разошлись в разные стороны. Пошли каждый своей дорогой. Пошли, постоянно облизывая будто обожённые губы. Пошли, безразлично наблюдая за взбудораженной природой. Пошли, осязая счастье каждой клеточкой тела, понимая, что их губы расползлись в непреодолимой улыбке.

***

И сейчас, наблюдая за разговаривающим Юнги, Чонгук думал, почему ему стыдно. Не потому ли, что ему не было неловко, и когда он целовал хёна, и после поцелуя? Не потому ли, что всё это должно быть неправильным? Не потому ли, что ему понравилось? Не потому ли, что Чонгук хотел продолжения?

Вздрогнув от прикосновения, Чонгук, улыбнувшись, кивнул, встал с насиженного места и подошёл к машине. Сев на сиденье, он вставил в уши наушники, откинув голову и закрыв глаза. Ехать долго - примерно половина дня придётся на сам путь, а потом, добравшись, не меньше остальной половины понадобится, чтобы нормально устроиться.

Чонгук устало вздохнул и включил музыку. Это будет тяжёлый день.

***

Парень и не заметил, как уснул.

Остальные пассажиры уже расселись по своим местам, стараясь не разбудить Чонгука. Хоть они и ехали всемером, но спокойно помещались в машине "Намджун-хёна", который вместе с Техёном загорелся этой идеей. Они набирали всем их знакомым, но согласились поехать только самые близкие друзья. Даже занятой Сокджин согласился поехать с ними. Да, даже Юнги, постоянно отнекивающийся, согласился. И он до сих пор не понимал - каким образом его смогли уговорить поехать с ними. Что повлияло на его решение?

Нет, Юнги не мог даже допустить мысли, что он согласился из-за того, что услышал, что Чонгук тоже едет. Потому что и так всё было ясно.

Юнги устал. Уже устал от всего этого. Он хотел получить утешение, а получил одержимость. Спокойствие и меланхоничность сменились на безумие и полный душевный раздрай. Юнги будто заболел. Его одолела лихорадка, какая-то болезненная зависимость. Он не спал по ночам, ограничиваясь несколькими часами сна у включённого днём телевизора. Он пил кофе литрами, с каждым днём добавляя всё меньше сахара - чтобы проснуться. Часто, просыпаясь на диване и потягивая затёкшую спину, он видел в зеркале неизлечимо-больного. Нервность его превысила все приемлемые пределы, а раздражение росло музыкальной вилкой и отнюдь не в сторону убывания.

Юнги был расстроен. Юнги был раздавлен. Юнги был. И пока это являлось самым важным.

***

Устало разлепив глаза, Чонгук понял, что сколько бы он не хотел спать, заснуть снова не получится.
В салоне было тепло, почти душно. Солнце тускло светило сквозь затемнённые окна машины, скрашивая светло-серый пейзаж.
В почти вывалившихся из ушей наушников звучала спокойная тихая мелодия. Такая хрупкая и трепетная. Под которую здорово где-нибудь в четыре часа утра стоять у окна, прикрываясь тюлем, наблюдать за восходящим солнцем и прихлёбывать горячий шоколад из огромной керамической чашки.
Чонгк посмотрел на название песни. Бабочка. Подходит, очень подходит.

Чонгук прикрывает тяжёлые веки, чтобы через несколько секунд их с усилием поднять. Тело было не подъемным. Ноги и спина болели от долгого пребывании тела в одном положении.
Вздохнув и потянувшись на сидении, Чонгук сонно обвел взглядом салон. Мысли лениво перетекали в голове, медленно обрабатывая информацию. Вот рядом сидит Техён, еле подсвеченный мертвым механическим светом телефонного экрана, вот Хосок-хён иногда отвлекает его от телефона, говоря ему что-то возбуждённым шепотом, и Техён с радостью подхватывает разговор, позже опять утыкаясь в монитор. А Джин-хён, сидя сзади, объяснял Намджун-хёну дорогу. Кажется, старую перекрыли на ремонт. Вот, услышав очередную идею, Техён подрывается с места, отвлекая Чимина от спокойной и, наверно, интересной беседы с Юнги-хёном, рьяно жестикулируя и вдохновлённо что-то говоря. Всё это выглядит как идиллия и, наверно, оно бы стало идиллией, если бы только их с Юнги-хёном отношения были более определёнными.

Потому что не понятно ни фига. Потому что он не знает как с Ним разговаривать. И как бороться с этой неразберихой внутри себя. Хотя, надо ли бороться?

***

- Простите, пожалуйста, но все номера заняты и освободятся, к нашему сожалению, только через несколько дней, - девушка у ресепшена несколько напряжённо извинялась, - Единственное, что мы можем вам предложить, это адреса других гостиниц поблизости.

- Нет, спасибо. Мы тогда пойдём.

- Ещё раз просим извинения за предоставленные неудобства!

- Да-да, спасибо. - Джун махнул рукой, пробурчав себе что-то под нос.

Сегодня мы, кажется, будем спать в машине. Я протёр шею рукой и сморщил нос - перспектива ночёвки в тесном автосалоне не казалась мне хоть сколько-нибудь привлекательной. Но заставить младшего ещё и ночью везти нас без отдыха, было бы верхом жестокости.

- Надо как-нибудь сообщить малышне, о том, что мы будем спать в машине. Да и бензин заканчивается.

- Тогда предлагаю заехать на ближайшую заправку и, далеко не отъезжая, заночевать где-нибудь под деревьями.

- Вот на заправку заедем, а потом дальше поедем. Может нам повезёт и в одной из гостиниц хватит места для семерых парней.

- Тебе что делать нечего? Или ты совершенно не устаёшь? Знаешь, что? Если ты не согласишься отдохнуть, нас дальше повезёт Джин. Даром, что водительские права есть.


"Не пытайся исчезнуть"

"Это отравление" - выдал вердикт мозг и, в кои то веки, Юнги был с ним согласен. Это не просто отравление, это передоз. Наркотиками. Ядом.
Потому, что какого он всё ещё жив?

И сейчас, смотря как Чонгук, согнувшись, зарывается носом в чужую куртку, как он тихо сопит, прижимаясь к чужому боку, как обвивает руками чужое несопротивляющееся тело (Его, Юнги, тело), Юнги понимает, что нифига не понимает. Опять.

Почему когда они распределяли соседей по "спальным местам" ему выпал Чонгук? Почему он этому обрадовался? Почему...? А, ладно. Видит судьба, Юнги был милостив и даже не предпринял попытки возражать. Хотя, кажется, кто-то этого ждал. Может именно поэтому этот "кто-то" быстро смылся на их общее сидение и уснул.

Тяжело вздохнув, он обнял парня в ответ и решил, что во всём разберётся позже. Завтра, например.

Вдохнув запах младшего, он крепче прижал его к себе и, с хрупкой улыбкой на губах, уснул.

***

Чонгук напряжённо слушал дыхание старшего.
Он слышал, он чувствовал, он знал. И эти мгновения были непередаваемыми для него.

Ведь, что же это? Он может обнимать, а его могут обнимать в ответ. Он может вдохнуть чужой запах, а его могут погладить по голове. Он может делать все то, о чем и не мечтал.
На его лице появилась блаженная и умиротворенная удыбка.

Он тоже уснул. И никакие сны не тревожили его. Он был в безопасности.

***

Проснувшись, Чонгук поднял голову и постарался открыть глаза. Вхгляд его упёрся в расслабленное спящее лицо его хёна. Сейчас, во сне, Юнги-хен выглядел таким...трогательным. Он пошевелился, стараясь принять удобную позу для рассматривания, и понял, что лежит на чужом теле, обхватив его руками, и что его обнимают в ответ.

- О, Куки, ты уже проснулся? - обратились к нему.
- Тише, идиот! - прошипели первому голосу и послышался звук подзатыльника, - Если Куки уже встал, это не значит, что остальные проснулись.

Чон повернул голову в сторону возни у водительского сиденья.

- С добрым утром Джун-хен, Джин-хен, - в предрассветной темноте можно было только по очертаниям понять кто есть кто.
- Может у тебя и доброе, а вот я проснулся от того, что этот громогласный захотел поинтересоваться у ассистента на заправке который час.
- Джин, я же уже извинился, - устало вздохнул Намджун, - С добрым, мелочь, - он улыбнулся и потянулся потрепать его по голове, но Джин с шипением перехватил его руку, ругая это недоразумение. И эта ситуация выглядела такой привычной, родной и уютной, что Чонгук невольно улыбнулся своим мыслям.

Вдруг он почувствовал шевеление под собой. Взглянув на Юнги он заметил, что его брови сошлись на переносице, а сам он что-то тихо бурчал. Чонгук смотрел, завороженный, и даже не сдвинулся с места, когда хен попытался перевернуться на бок.

- Чонгук, - окликнули его и парень через несколько секунд повернул голову к Намджуну, - ты лучше поспи, нам ещё долго ехать.
- Ехать? - Чон недоумённо заозирался по сторонам, понимая, что он проморгал не только возню в салоне, но и момент, когда машина сдвинулась с места.
- Я же говорю! Ложись давай, а то у тебя, кажется, мозги еще не работают. - старший тихо засмеялся, всё-таки потрепав парня по голове.

Чонгук тихо буркнул что-то о невыносимых хенах и снова обратил свое внимание на Юнги. Такой красивый. Он обхватил руками чужое тело, положил свою ногу поверх чужих и, с чувством выполненного долга, устроил свою голову на чужой груди. Но это только сейчас она - чужая. Может потом...
Чонгук сладко зажмурился, зарылся носом в чужой свитер и счастливо засопел, клянясь себе, что прикроет глаза лишь ненадолго.

***

Светало.
Юнги проснулся от того, что не чувствовал тепла чужого тела, его тяжести. Потянувшись, он осмотрелся.
Светлое небо неловко заглядывало в затонированные окна машины. Намджун и Сокджин мирно сопели на
передних сиденьях, а младшие с Хосоком, он знал, ночевали под открытым небом. Вот только сейчас Чон спокойно спал на соседнем сидении и от младших ни слуху, ни духу. Может спят? Да и Чонгук запропастился.

Юнги сел и, чувствуя сонливость, протер глаза. Стоило только выглянуть из своего убежища, как свет стал невыносимо ярким и резал глаза. Но Мин решил выйти в любом случае. Тем более, что пропажа нашлась.
Они-таки добрались до реки. Серо-синяя неспокойная гладь воды волновалась мелкими волнами, разбивающимися о скалы берега, ндовольным бурчанием брызгов, порывами иногда резкого ветра.
Чонгук сидел у самого края, свесив ноги к воде, и задумчиво смотрел в даль, где мутное солнце светилось у горизонта.

Юнги почувствовал необходимость в том, чтобы сесть сейчас рядом с ним, сказать какую-нибудь глупую шутку и обнять озябшего мальчишку. И он не захотел сопротивляться этому порыву. Он захотел придаться всем телом и почувствовать тепло и ласку. Да, куда уж там. Хотя бы тепло.

И парень вышел из машины, незаметно поежившись из-за наглого ветерка, посмевшего залезть ему под куртку, и подошел к Чонгуку с неловкой улыбкой на губах. Младший заметил его и улыбнулся в ответ. Открыто, ярко, солнечно. И Юнги растаял, отвечая не менее яркой улыбкой, принимая предложение присесть рядом.

***

На тот момент они оба чувствовали умиротворение и спокойствие. Их ничто не могло потревожить. Боль затихла, человек, нужный сейчас, рядом: разговаривает, улыбается, смеется и изредка легко прикасается.

"Не думай ни о чём, не произноси ни единого слова, просто смейся вместе со мной"

***

Совсем неожиданно Юнги понял, что пора возвращаться. В машину. Но это было так странно, неестественно и больно. Печаль разрасталась в геометрической прогресии, холодя тело.
Опять?

Кажется, будто Юнги зависим от Чонгука. Нет. Это не кажется. Мин и в самом деле зависит от Чонгука. Но проблема не в том. Если бы в тот момент рядом не было Чонгука, Юнги давно забыл бы боль, нашел себе новую девушку или продолжил писать мелодии. Но теперь есть Чонгук, который неведомым образом привязал его к себе. Теперь они будто рабы друг друга. Больны чувствами и появляющейся в закрытой ране кровью.

Что-то стало совсем не до радужных мыслей. Юнги встряхнул головой и прикоснулся к плечу Чонгука. Он отвлекся от рассматривания точек на горизонте и, повернув голову, посмотрел на Юнги. Мин ненадолго растерялся, но, собравшись с мыслями, выдавил:

- Нам уже пора. Скоро остальные проснуться и искать нас начнут - Чонгук согласно кивнул и встал с места. Сделав пару шагов вперед он оглянулся на Юнги. Тот все такравно же сидел на холодном камне и смотрел на Чонгука. Ведь он вырос и похорошел. Безбожно похорошел.

Чон протянул ему руку и этот жест показался таким естественным, что Юнги схватился за нее ьез раздумий, вдруг понимая, что его непонятные чувства когда-нибудь смогут стать понятным и определенно обреченное на счастье.

Но...

"Мне страшно, если отпущу твою руку, ты улетишь прочь. Ты исчезнешь"

"Иду на дно"