The Lust

12

**
Юнги бы долго еще сидел на полу гостиной брата и упивался своей болью, если бы не телохранитель Чонгука, вставший над душой и требующий Мина на выход. Мин буквально соскреб себя с пола и медленными шагами направился за охранником. Всю дорогу до особняка он пытается собрать и склеить по кусочкам все то, что разрушил брат, найти ту самую уничтоженную Чонгуком точку опоры, пытается успокоить ноющее сердце, но все безуспешно. Юнги не знает что делать, к кому пойти, у кого попросить помощи, как вырваться из этого порочного круга, где Чонгук — боль, а Юнги — сосуд, который брат раз за разом наполняет своей ненавистью, агрессией и нелюбовью. Из дум Мина вырывает пришедшее на телефон смс:

Техен: «Я помогу тебе. Просто скажи "да", и я вытащу тебя из его лап».

Юнги долго перечитывает эти два предложения, горько усмехается и снова блокирует телефон. Минут через пять экран мобильного снова загорается, и Юнги снова открывает чат:

Техен: «Я все время думаю о тебе, вроде это так глупо — зацикливаться на другом человеке, но я не могу ничего с этим поделать. Я вижу, что ты читаешь мои сообщения, просто знай, что ты мне не безразличен и я сделаю даже невозможное, чтобы помочь. Просто позволь мне быть рядом».

Юнги блокирует телефон и утыкается лицом в спинку переднего сиденья. Шофер видит через зеркало заднего вида, как вздрагивают плечи парня и слышит приглушенные всхлипы. Мужчина прибавляет звук на магнитоле и решает не мешать пареньку выплакаться.

У Юнги буквально рвутся и разлетаются сдерживающие его чем-то целым ремни, и такие простые на первый взгляд слова Техена, пропитанные заботой, служат как последний щелчок. Мин размазывает слезы по кожаной обивке сидения, пользуется громкой музыкой и уже рыдает в голос. Собственный брат, своя же кровь, человек, который должен был быть самым родным, тем, кто защитит и будет заботиться, вытер об него ноги. Юнги Чонгуку сердце отдал, на блюдечке преподнес, а тот его вдребезги разбил. А какой-то чужой парень, с которым и виделся Мин всего пару раз, готов защищать и заботиться. От этой несправедливости хочется выть. Отчаянье бьет в виски, пульсирует, доставляет неимоверную боль, и Юнги еще больше плачет. Трет оставшийся на горле след от ремня, ногтями сдирает нежную кожу, будто физическая боль облегчит моральную. Будто, вообще, что-то способно ее облегчить. У Юнги изодранные внутренности, вывернутая наизнанку душа и огромное желание исчезнуть. Мин не понимает, как люди справляются, как они начинают все заново и начинают ли вообще… Потому что сейчас ему кажется, что с такой болью не жить, ее через всю жизнь не пронести, это слишком тяжело, и ее слишком много. Мин вряд ли справится.