Сотру Себя Из Памяти Твоей

Глава 2. Вспомни все!

   Полина никогда не жаловалась на жизнь. Ни когда в садике ее путали с мальчиком из-за коротких волос, бунтарского характера и немного резких черт лица, ни когда в ее семье сразу после ее перехода в четвертый класс мама девочки «подарила» ей сразу трех братьев. И прощай детство. Никаких прогулок с подругами или просто просмотра мультфильмов, а только пеленки, бутылочки, колыбельные, еще раз пеленки, уроки и бессонные ночи. Бедная девятилетняя девочка уже готова была свихнуться, как ей еще через семь лет вручили на попечение трех сестер. А раз она уже большая, шестнадцатилетняя девушка, уже прошедшая курс молодого бойца и умевшая одевать подвижного ребенка в экстренных условиях, то вполне может управиться хотя бы с одной сестрой и при этом проследить за тремя братьями, которых уже надо подготавливать к школе.

Так что, не удивительно, что в восемнадцать лет ее нервы сдали и она, сваливая все на подготовку к экзаменам, оставалась в школе чуть ли не до вечера. Совесть грызла, но и нервные клетки не восстанавливались. На выходных и каникулах Полина забывала про совесть — какая совесть в пять утра?! — и с самым жутким настроением и видом спускалась к обеденному столу.

Но сегодняшнее утро, в радость девочке, было всего лишь субботним, а значит, жить будет легче. Но, как только она спустилась по лестнице и столкнулась с мамой, на которой висели двухлетние Анжелика и Вероника, эти мысли исчезли в ворохе обязанностей. Ираида, младшая из тройняшек, видимо, еще спала.

Поцеловав потрепанную маму в щеку и сняв с ее шеи Веронику, старшую, Полина прошла на кухню, где братья уже доедали завтрак, состоявший из шоколадных шариков с молоком, на большее мама после бессонной ночи способна не была. У братьев тоже были почти созвучные имена. Алексей, Александр и Арсений.

Оглядев огромный стол, Полина тяжело выдохнула. Отца не было. Он в последнее время по возможности брал ночные смены, чтобы высыпаться. Дети в два года суперактивны. Но самое ужасное было в том, что в их частном садике детей принимали лишь с трех лет. А это означало, что маме еще год мучиться и днем, и ночью.

— Поль, ты же отведешь мальчиков в садик? — устало протянула Наталья Андреевна, пытаясь уговорить съесть Нику последнюю ложку каши.

Дело в том, что этот частный садик организовала до жути понимающая женщина, так что работал он шестидневкой, на что жаловались мальчики и благословляла заведующую их мама.

— Конечно, мам, — как ни в чем небывало ответила Полина, уворачиваясь от пролетающей над ней ложкой.

Мелкие проказники уже бегали по дому и поторапливали сестру, что так и не успела поесть из-за надобности покормить Лику теми самыми ложками. Благо, что пластмассовыми. Утром мама давала только их.

С превеликим удовольствием покинув дурдом, что по странному обстоятельству последние два года стал ее домом, Полина повела братьев в садик, напоследок получив в качестве завтрака простенький бутерброд, пару шоколадных батончиков и яблоко. Воспитательница была девушкой знающей, так что уже ожидала их у входа в подъезд, именуемый садиком.

Попрощавшись со спиногрызами, Полина пошла в школу. Она прекрасно знала, что первого урока нет, но возвращаться домой желания не было. Подпорченное настроение упало еще ниже, когда среди присутствующих сине-зеленые глаза не обнаружили лучшей подруги. А дальше оно пробило все известные оболочки земли.

Последней каплей стало мытье спортзала. Но тяжелый рок в ушах более-менее спасал ситуацию. Когда оставалось всего-навсего вымыть ведра, Даша решила сплавить всех домой. Вспомнив про выходной отца и новую головную боль, Полина решительно выгнала оставшихся двух и вместе с лучшей подругой пошла заканчивать уборку.

В туалете моя половую тряпку, Полина возмущалась по поводу этой недо-технички. Вообще-то она не имела права так с ними поступать, но разве старой больной женщине, которая успела заразиться от физрука первой стадией маразма, объяснишь это? Нет! Она твердо уверена, что ей это дозволено, а тем, кто посмел усомниться, четко объясняет чуть ли не на пальцах, что, если не сделаешь того, что она скажет — директриса заживо зароет в могилу. После, конечно, придет каяться, но это уже после. Так что перечить техничке никто не смел, и их безбашенная четверка, которая жить не может без приключений на зад, так же лучше молча сделает и уйдет, бросив лишь «Бог Вам судья».

— И все-таки я не оставляю мысль о кровной связи этих двоих, — устало сказала Полина, но получила лишь невразумительный ответ, который даже вряд ли переводился на человеческий язык.

Переведя взгляд на Дашу, Полина усмехнулась ее тяжкому состоянию и представила, что было бы с ней, проживи бы она один день в Полининой семье, но посчитав это слишком жестоко даже для себя, Полина перевела взгляд на, вроде как, чистую тряпку. Кинув ее в ведро, девушка стала отмывать раковину от грязевых разводов.

— Так, я уже все. Как твои успехи? — Полина снова перевела взгляд на Дашу и удивленно уставилась на замершую подругу.

Вода, что была включена в ее кране, ровной струей разбивалась о керамическую поверхность умывальника и не двигалась ни на миллиметр, а Даша так и замерла с задумчивым лицом и крепко сжатой тряпкой в руке. Переведя нахмуренный взгляд на свою раковину, она для убедительности провела рукой по спокойно текущей воде и с удивлением уставилась на замершие на ее руке капли, которые никак не хотели стряхиваться, как бы не трясла она рукой. Из раковины она также не уходила, да и о рубашку не стиралась.

— Да что за?! — прорычала Полина, и для подтверждения абсурдности ситуации провела рукой по водной глади в раковине.

С шоком она смотрела на словно прилипшую к ее ладони воде. Но больше всего ее поразило то, что через мгновенье, вода перестала бежать, а та что все еще отказывалась уходить в канализацию, постепенно окрасилась в серебряный цвет. На руке вода стала такого же состояния, и рука стала жутко тяжелой. Со звонким бульканьем конечность рухнула в раковину, и вслед за собой утащила и все тело блондинки. Но больше ее поразило то, что после такого погружения она оказалась там, где оказаться никак не могла. Это была старинная ванная комната, чем-то ей знакомая, наполненная той самой тяжелой жижей, что через мгновенье стала прозрачной.

— Да что за?!