ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

9 0 0
                                    

Спускаются сумерки. Теплая ночь приносит легкий ветер, в небе иногда появляются вспышки света, расцвечивая облака ярко-синим, красным и зеленым. Сначала это фейерверки. Потом фейерверки превращаются во что-то другое, более громкое и угрожающее, хлопки сменяются криками и визгом. Возникает хаос. Бегут люди, кричат дети. Я стою посреди всего этого и лишен возможности что-то сделать, как-то помочь. Со всех сторон высыпают солдаты и чудовища, как я уже раньше видел, непрерывно сыплются бомбы с таким грохотом, что больно ушам и отдает в солнечное сплетение. Грохот настолько оглушительный, что у меня болят зубы. Потом лориенцы идут в контратаку с таким напором и мужеством, что я горжусь тем, что я среди них, что я один из них.

Затем я покидаю поле боя, мчась по воздуху со скоростью, при которой внизу все сливается, и я ничего не могу различить. Когда я останавливаюсь, я на взлетной полосе аэродрома, в пяти метрах от серебристого корабля, человек сорок стоят у трапа. Двое уже поднялись и замерли в дверях, глядя в небо, это маленькая девочка и женщина возраста Генри. Потом я вижу себя четырехлетнего, плачущего, с поникшими плечами. За мной стоит гораздо более молодая версия нынешнего Генри. Он тоже смотрит в небо. Передо мной, опустившись на колено, моя бабушка, она держит меня за плечи. За мной стоит мой дедушка, у него суровое и расстроенное лицо, в стеклах очков отражается падающий с неба свет.

— Возвращайся к нам, слышишь? Возвращайся к нам, — заканчивает говорить бабушка. Я бы хотел услышать весь разговор. До сих пор я не слышал ничего из того, что мне говорили в ту ночь. Но теперь хоть что-то есть. Четырехлетний я не отвечает. Четырехлетний я слишком испуган. Он не понимает, что происходит, почему в глазах всех, кто его окружает, тревога и страх. Моя бабушка прижимает меня к себе и потом отпускает. Она встает и отворачивается, чтобы я не видел, как она плачет. Четырехлетний я знает, что она плачет, но не знает почему.

Следующим подходит мой дедушка, весь в поту, саже и крови. Он явно сражался, и его лицо искажено так, как будто он готов сражаться и дальше и сделать все, что в его силах, в борьбе за выживание. Свое и планеты. Он так же, как и бабушка до него, опускается на колено. Впервые я оглядываюсь вокруг. Искореженные груды металла, обломки бетона, огромные воронки на месте падения бомб. Пятна огня, выжженная трава, грязь, расщепленные деревья. И посреди всего этого стоит единственный неповрежденный корабль, в который мы садимся.

Я - Четвёртый.Where stories live. Discover now