Дневник Матильды 18+

Страница 44 - ЦЫПЛЕНОК Пятница.

Неловкая тишина.

- Я помню, - отвечает Соня. - В субботу я буду тебя выгуливать.

От последнего слова в груди у меня сладкий холодок. Но это, Шиши, только начало. Соня спрашивает:

- Поговоришь со мной, пока я лежу в ванне?

Я кусаю губы от радости и накрываюсь с головой одеялом.

- Я тоже хочу в ванну...

Сладкое молчание.
И вдруг,
Хозяйка шепчет:

- Со мной?

Ноги сводит от счастья, малыш.

Я слышу шум воды и шелест пакетиков с цветной солью. Я слышу как она сбрасывает трусики, пробует воду ножкой - горячо - и всё равно забирается. Я слышу как пена рваными облачками покрывает красную грудь любимой. Это невозможно слышать, но я слышу.

- Матильда... - говорит хозяйка. - Расскажи мне что-нибудь?

- Рассказать?

Мне нечего, Шиши. Моя жизнь окрасилась совсем недавно.

- Про школу, - говорит Соня. - Только не молчи.

И я повинуюсь. Я говорю о школе, о маме и Жераре. Я рассказываю про детство и понимаю, что оно мне совсем не нужно. Я признаюсь Соне. Я говорю ей, что у меня нет никого дороже, что она мой лучик, моё солнышко. Я говорю целый час.

И всё это время моя хозяйка нежно мурчит и стонет. Она просит только об одном:

- Не останавливайся, Матильда...

~~

В блядской школьной раздевалке стены пахли юным горем и разбитыми сердечками. Девочки там плакали.

Чем стены пахнут в универе, ты скажешь мне через минуту.

Я не слушаю о чём пиздят курицы вокруг. В голове у них ботокс, солярий и спортзал. Ещё я стараюсь не оставаться с ними наедине, стараюсь не говорить с ебанушками,
мало ли,
вдруг это передаётся воздушно-капельным.

До начала пары еще пару минут. В раздевалке остались я, Туровская, и две её шкуроватые подружки.

Надо съёбывать.

К тому же, эта блядина начала говорила про щетину и крепкие руки Льва Николаевича. Она громко объявила:

- Я хочу сделать ему минет.

У меня задрожали пальцы. Шнурки на кедах не хотели держаться, потому я решила завязать их в зале.

Вещи в пакет, в шкафчик, под замок. Шаг к выходу.

- Девочка, - голос за спиной. - Как тебя зовут?

Зачем я стою? Зачем поворачиваюсь и тихо отвечаю:

- Матильда.

Туровская подходит ближе. Ядовитые зеленые глаза, вытянутое лицо, скулы, острые брови и орлиный нос. Она выше меня на голову.

- Матильда, - повторяет она. - Ты отсосала бы нашему физруку?

- Нет.

- Не любишь взрослых?

- Не люблю.

Её подружки прыснули от смеха. Это напоминает мне школу, Шиши. Красных муравьев и Симу.

- А этот... - говорит Туровская. - Ваш беленький староста. Как его зовут?

- Не помню.

Её рот застывает в улыбке. Если бы Усик увидел такую улыбку - закрыл бы её на год. Туровская шагает ближе и я замечаю, что у неё проколота уздечка: из-под верхней губы выглядывает золотой полумесяц.

- Дима зовут, - подсказывает она. - Ты бы отсосала своему старосте?

«Тише, Матильда».

- Нет.

Я прижимаюсь к стене, а она над самым ухом.

- Так ты девочек любишь?

Стены дрожат. Я закрываю глаза на пару секунд, а когда открываю их, то понимаю, что Туровская внизу, что она завязывает мне шнурки. Один кед, другой, и снова вырастает перед лицом:

- Цыпленок, ты чего молчишь?

Я не могу говорить. Сердце прыгает. Я смотрю на дверь, но вместо двери опять два зелёных глаза.

- Ляжешь со мной? - шепчет она. - Расскажешь мне про школу? Поехали ко мне, цыпленок, у меня большая ванна. Я буду твоим лучиком. Хочешь?

В глазах темнеет.

Я закрываю голову и сползаю вниз по стене. От смеха блядей у меня гудят ребра и уши. Я дрожу через пять, десять, пятнадцать минут.

Я дрожу, даже когда из зала доносится знакомый голос учителя.

Там перекличка. Там родной свисток.

А я где?

А я в раздевалке, Шиши.

Наверно, это давление. Погода. Я всё ещё держусь за голову. И смотрю на белый кафель с красными пятнами крови.