Не по - голливудски

Пролог

Я открыла глаза от того, что мне под нос сунули ватку, полностью пропитанную нашатырным спиртом. Едкий запах вытягивал меня из потустороннего мира и заставлял вернуться в жестокую реальность.

- Очнулась.

Первое, что я услышала, еще не успев раскрыть глаза.

Правая сторона лица нещадно болела и я готова была поклясться, что умру, если бы мне не всадили в руку какой-то укол. Острая боль начала слабеть, но не прошла полностью.

Кто-то взял мою руку в свою, холодную и шершавую.

- Пошевели пальцами, если слышишь меня.

Я попыталась, но руки меня не слушали.

Неизвестный повторил свою просьбу. Превозмогая боль, я согнула пальцы. Послышался облегченный выдох и слабый шепот.

Мысли путались, и я пыталась, словно за ниточку, вытягивать воспоминания. Музыка, машина, крики, Салли, дядя.

Я открыла глаза и увидела над собой голубое небо, абсолютно чистое небо без единого облака. Я встала на колени и огляделась. Рядом лежали дядя и Салли. Они не двигались, они были накрыты белыми тряпками, но я знала, что это они. Больше некому.

Нетвердыми шагами я медленно подошла к маленькому тельцу и откинула тряпку. Она лежала с раскрытыми глазами и смотрела в небо, прямо как я несколько мгновений назад. Ее белокурые волосики, заплетенные в косу, лежали под ее головой как подушка. Ей было всего пять лет.

С моей щеки капнула слеза, я наклонилась и закрыла глаза сестренки.

Теперь настала очередь дяди. Он лежал, и руки его словно тянулись к Салли и к тому месту, где лежала я. Вот слезы попали мне на губы, и я попробовала их на вкус. Соленые, соленые как обычно. Я закрыла и его глаза, полные ужаса и отчаяния, и легла между ними. Между моими самыми родными людьми и заплакала. Я ревела навзрыд, пока во мне что-то не сломалось.

Я поднялась и закричала, орала громче и громче. Ко мне сбежались врачи и пытались успокоить. Они говорили, что все будет хорошо, но я им не верила, я прекрасно знала, что ничего уже не будет хорошо, и я потеряла сознание, падая на девственно-белый снег.

Я была в кабинете этой женщины. Его стерильно-белые стены наводили тоску и загоняли в еще большее отчаяние. Я болтала ногами и смотрела в окно на цветущее дерево.

- Сирша, поговори со мной. Ты помнишь, что случилось? - она смотрела на меня приторно-добрыми глазами.

Я молчала, я не хотела с ней говорить.

- Сирша, я не смогу тебе помочь, если ты не будешь говорить хотя бы что-то, - она ждала уже неделю, сеанс за сеансом, а я все молчала и молчала.

Мне было в некоторой степени даже жаль ее. Ведь она не была виновата, что ей попалась такая пациентка.

- Сирша, не молчи,- настойчиво повторяла и повторяла она.

Я уже открыла рот и собралась выдавить из себя первое слово, но тут дверь распахнулась, и в комнату влетел санитар и начал что-то оживленно шептать ей. Она выслушала его с недовольным выражением лица и потом словно взорвалась:

- И вы побеспокоили меня только по этому поводу? Вы что, не понимаете... - она говорила и говорила, но я уже не слышала ее.

На дальнейших сеансах я даже не смотрела в сторону бедной женщины. Я слышала, что у меня был шок, который потом перешел в депрессию. Сказать честно, мне было все равно.

Не помню, как меня выписывали, как тетя везла меня домой.

Ничего не имело смысла.

Началось лето.