Страшилки на ночь

Йырмаа

Европейцы веками придумывали способы подсматривать за нечистью собственными глазами с безопасного расстояния. Так, один монах месяц носил за щекой сыр, благодаря чему получил возможность видеть невидимый мир со всеми его недобрыми духами, так что сам дьявол только и мог ходить за ним и канючить «отдай мой сыр». Если ночью посмотреть на кобылу в кузнице под нужным углом, можно бесплатно и безопасно увидеть, что подковываешь собственную мертвую дочь, и т.д. Японцы тоже любят вызывать народ с другой стороны, но вызов не считается удачным, если приглашающий не поплатился жизнью или здоровьем. Что же касается мордвы – тот у них, изъясняясь ненаучным языком, ситуация серединка на половинку.

В Заволжье есть деревня Моховая Маза. Сейчас там уже нет ни почты, ни школы, ни жителей, разве что остановится переночевать в пустом доме заезжий ваххабит (не бросайте меня в терновый куст за разжигание, товарищ полковник, я шучу). А прежде были времена, когда деревня жила, и туда охотно приезжали фольклористы записывать местные предания. У деревни было два конца: мордвинский и русацкий. Слова их жители использовали разные, а рассказывали об одном и том же: маленьких недобрых людях, которые днем живут внутри холма, а ночью – повсюду. Мордва (судя по всему, мокша) называла их «йырмаа»: на их языке слово не значило ничего, а по-кыпчацки – «двадцать». Русаки тех же маленьких недобрых людей звали «сорока»: как сорока, которая на хвосте принесла, как «сорок сороков», или как сорок лет, которые не принято праздновать. Известно, что «магическими» становятся числа, которые на определенном этапе развития примитивной первобытной арифметики обозначали понятие «много», «N и более». Таким образом, сороки — те, кого «не счесть». Сейчас ни мордвы, ни русских в Моховой Мазе нет, поэтому я приехал не записывать фольклор, а посмотреть на «йырмаа». Они-то должны были остаться.

Во время учебы я знал о Моховой Мазе одно: оттуда советские этнографы привезли и оставили в запаснике картинной галереи города Х. живого деревянного идола, исполненного в XIX веке. Вы лучше всего представите себе его обличье, если вспомните мунковский «Крик».

В Моховую Мазу я приехал в сумерках и не успел осмотреть деревню — со всех сторон ко мне молча вышли собаки. Я молча вернулся в машину. Сразу за околицей начинались бесполезные холмы — неровный берег реки, во всех направлениях разрезанный оврагами. Их не коснулись застройка и распашка: невозможно вести созидательную деятельность там, где то и дело осыпаются края. В лучах восходящей луны овраги выглядят дырами в черную преисподнюю; неудивительно, что жители посчитали, будто оттуда ночью вылезают маленькие злые люди.