Ты слишком стараешься. Не будь слишком строга к себе».
Я все время слышала эти слова от родных, дру- зей, сотрудников и даже незнакомцев, с которыми успела поговорить дольше пяти минут.
Что они имели в виду? Я совершенно не пони- мала, что они хотят сказать, но потом жизнь меня измотала, и я наконец сдалась. После десятилетий борьбы я все-таки подняла белый флаг и примири-
лась со своим несовершенством. Я родилась с представлением, что во всем должна быть безупреч- на, ведь в глубине души я ощущала себя огромным ничтожеством во всем. Всю жизнь мозг посы- лает мне ложные сигналы тревоги. Он постоянно повторяет мне, что если я не достигаю идеала, то это провал. Мой мозг — дальтоник. Он видит только черное или белое, да или нет, все или ничего. Серое вещество у меня между ушами не замечает, что мир раскрашен во все оттенки серого, и не понимает, что жизнь — не экзамен, который можно либо сдать, либо завалить.
Однажды я поняла, что даже более нервная, чем далматин посреди ревущего пожара. Я несколько недель проработала над объемной статьей. Ее опубликовали в воскресной газете. Я взяла десятки интервью, много раз переписала этот материал, чтобы все было идеально. А потом зазвонил теле- фон. Один из героев поблагодарил меня за статью, но заметил, что я неправильно написала его фа- милию. Что?! Я же проверила и перепроверила каждый факт, каждое словечко. Но одну фамилию я каким-то образом упустила.
Я спрятала лицо в ладони и зарыдала прямо за рабочим столом. В моем материале было больше трех тысяч слов. Я ошиблась в одном-единственном словечке, и только за это сама себе влепила двойку. Когда одна сотрудница из отдела новостей увидела слезы, она помчалась ко мне. «Что с тобой? Что случилось?» — спросила она, думая, что кто-то умер. «Я... неправильно... написала... фамилию», — задыхаясь, выдавила я. Коллега потрясенно посмотрела на меня. «И всего-то?» — не поверила она. Покачала головой и ушла. Выражение ее лица обрубило мои рыдания. «Не над- рывайся», — услышала я. Только теперь мне никто этого не говорил. Слова шли из моей собствен- ной души.
Я была к себе слишком строга. Потому-то и стала маньяком-многозадачником. Я никому не могла доверить дело, каким бы незначительным оно ни было. Все задания нужно было выполнить пра- вильно, и только я знала, как лучше всего поступить.
Я составляла бесконечные списки дел, но забывала о собственных основных потребностях, ведь мир немог вертеться без меня. Вот какая я была необходимая.
Домашние цветочки служили отличным индикатором, показывающим, что мои жизнь и самомне- ние вышли из-под контроля. Эти растения были как канарейки в клетках, которых шахтеры брали с собой под землю, чтобы определять, когда воздух становится ядовитым. Если птичка сдохла, надо выбираться. Когда мои растения оказывались при смерти, это служило предупреждением, что неплохо бы и воздуха глотнуть,посмотреть на свою жизнь, притормозить в этой бешеной гон- ке за совершенством. Если растения выглядели так, будто их сто лет не поливали, значит, я и с дочкой,наверное, должна была проводить больше времени. Слава Богу, у меня никогда не было домашних животных.
Множество знаков подсказывали мне, что пора бы уже перестать надрываться, стоит притормо- зить и сосредоточиться на том, что действительно важно.
Например, когда я попыталась поднять грязный стакан и не смогла, потому что он прилип к столешнице. Или когда пошла за продуктами в магазинчик на углу, потому что у нас закончились хлеб, молоко и напиток «Танг», а в моем доме это основные продукты (дочка почти каждый день делала себе бутерброд с пшеничным хлебом и арахисовым маслом, сбрызнув «Тангом» — рецепт моей юности).
Поскольку ты мать-одиночка, кроме тебя некому купить продуктов и туалетную бумагу. Ведь если бы я тогда не освободила какое-нибудь утро, или вечер, или час на выходных, мы бы подти- рались салфетками вместо туалетной бумаги, а может, и что еще похуже.
В некоторых сферах я уже успела притормозить. Стала завтракать дома. Раньше я переключала скорости, жуя колечки «Чириоуз». Мне даже пришлось купить чехлы для сидений, чтобы спрятать пятна от упавшей еды. Я купила новую машину и завела новое правило: не есть и не пить за ру- лем. Пока что я несколько раз нарушила правило для твердой пищи, но никаких жидкостей (чтобы крошки не падали на пол, расстилаю на коленях газету).
А еще я твердо установила для себя ограничение скорости. Суда и пятидесятидолларового штра- фа в течение полутора месяцев оказалось недостаточно для того, чтобы еще много лет назад по- нять: выходить из дома на десять минут раньше экономически намного выгоднее, чем ехать со скоростью на пятнадцать километров в час больше допустимой. Только когда подорожала моя страховка, я поклялась соблюдать закон. Когда люди, которых я подбрасываю куда-нибудь, жалу- ются, что я слишком медленно еду, для меня это звучит как комплимент.
Время от времени мне и теперь больно, потому что я так спешу жить недостижимой идеальной жизнью, которая расписана в моем ежедневнике. Иногда мое тело на три шага отстает от разума. Я слишком быстро захожу в двери и ударяюсь бедром. Заворачиваю за угол, забывая, что мой хвостовой отсек его еще не обогнул. Хуже всего картотечные шкафы. Их углы оставляют синяки, которые потом расцвечиваются калейдоскопом оттенков.
Это еще цветочки по сравнению с тем, какой синячище остался однажды на моем самолюбии. Я подверглась прилюдному унижению, так как не позаботилась о том, чтобы раздеться как подоба- ет. Я имела обыкновение раздеваться на лету, потому что спешила сделать что-то более важное. Снимала носки, брюки, колготки и белье не по очереди, а стягивала их одним стремительным движением. Таким образом, трусики и носки были погребены где-то в штанинах.
Однажды я небрежно надела слаксы и помчалась из дому. Я была кометой чистого самомнения, летящей по небосводу распланированных на день обязанностей. Ведь у меня куча важных дел, с которыми надо расправиться, чтобы приступить к еще более важным. Одним из таких дел была поездка за продуктами. Когда я вылезала из машины на парковке супермаркета «Спаркл», то на- ступила на что-то мягкое. Сначала я простонала, потому как решила, что это собачья подлость. Посмотрела вниз и увидела коричневый комок. Это был клубок женского белья. Я нагнулась, чтобы его поднять, и поняла, что это недоразумение начинается в моей штанине.
В замешательстве я начала тянуть, тянуть, тянуть, чувствуя, как что-то ползет вверх-вниз по моей ноге, и вот наконец у меня в руках оказалась пара колготок. К моему ужасу, мужчина на тротуаре наблюдал весь процесс извлечения. Этот момент запечатлелся в моей памяти, как фото- графия на пленке, и теперь я никогда не забываю, что нужно притормозить и прекратить надры- ваться.
Я до сих пор иногда врезаюсь в картотечные шкафы, но инцидент с колготками больше не повторялся. Однажды я обнаружила у себя на бедре какой-то комок — это был грязный носок, который так и остался в брюках.
Может, не надо было его вынимать? Он смягчил бы удары об углы и косяки.
