С тех пор постоянно что-то происходило, детское спокойствие кончилось - словно один сезон сменился другим.
Наверное, первым толчком к переменам послужила моя встреча с Софи. Ну а вторым - то, что мой дядя Аксель узнал обо мне и Розалинде. Однажды он, и как нам повезло, что именно он! - наткнулся на меня когда я с ней разговаривал.
Наверное, мы помалкивали о своей способности просто из инстинкта самосохранения. Мы не думали, что нам что-нибудь угрожает. Когда дядя Аксель обнаружил меня за сарайчиком, где я сидел и вслух разговаривал как бы сам с собой, я даже не пытался сделать вид, что играл. Он, должно быть, стоял рядом минуту или две, а я его и не замечал.
Дядя Аксель был рослым мужчиной, не худым и не толстым, но каким-то прочным, и вид у него был такой... закаленный. Мне казалось, что руки у него давно задеревенели, потому-то, он так ловко пилит-строгает. Он стоял рядом, как всегда, опираясь на палку, потому что нога у него неправильно срослась после того перелома. Он слегка нахмурился, сдвинув седеющие брови, но по лицу было заметно, что я его скорее забавляю.
- Ну, Дэви, и с кем это ты болтаешь? Феи, гномы или кролики?
Я покачал головой. Он подошел, прихрамывая, сел рядом, выдернул из стога соломинку и стал ее жевать.
- Тебе скучно?
- Нет.
Он снова нахмурился:
- А не веселее ли было бы поболтать с кем-нибудь из ребят? Наверное, интереснее, чем разговаривать с самим собой?
Я заколебался. Но дядя Аксель ведь был моим лучшим другом среди взрослых. И я сказал:
- А я и не разговаривал с самим собой.
- С кем же тогда?
- С Розалиндой.
Он пристально поглядев мне в глаза.
- Что-то я ее не вижу.
- Нет, тут ее нет, она дома, вернее, рядом с домом, там есть такое потайное место, ее брат сделал домик в рощице, на одном из деревьев. Сначала дядя Аксель не понял. Он говорил так, будто все это игра. Но после того как я подробно все объяснил, он задумался, замолк. Я продолжал рассказывать, а он молчал, только лицо его становилось все серьезнее. Я кончил. Он несколько минут молчал, потом спросил:
- Значит, это не игра, ты мне правду говоришь, Дэви, мой мальчик, и так пристально, так сурово поглядел на меня.
- Конечно, правду, дядя Аксель.
- А ты никому не рассказывал, совсем никому?
- Нет, это наш секрет, - ответил я, и он облегченно вздохнул.
Отбросив соломинку, он выдернул из стога еще одну, пожевал ее в раздумье, выплюнул и снова посмотрел мне прямо в глаза.
- Дэви, ты должен дать мне обещание.
- Какое, дядя Аксель?
- Вот что, - он говорил удивительно серьезно. - Я хочу, чтобы ты хранил вашу тайну и дальше. Обещай мне, что никогда, никогда никому не расскажешь того, что только что рассказал мне. Никогда. Это очень важно. Ты потом и сам все поймешь, а пока обещай мне, что будешь стараться, чтобы никто никогда ничего не узнал. Обещаешь?
Меня глубоко поразила его настойчивость, Никогда еще он так со мной не разговаривал. Я понял, что даю обещание хранить тайну о чем-то настолько важном, что и сам еще всего не понимаю.
Дядя Аксель все время смотрел мне в глаза и, после того как я дал обещание, просто кивнул головой, видя, что и я серьезен. Мы пожали друг другу руки в знак согласия. Потом он предложил:
- Может, тебе лучше попросту забыть об этом? Я немного подумал, покачал головой:
- Нет, дядя Аксель, боюсь, не выйдет. Понимаете, это просто здесь, во мне. Ну все равно что забыть... я замолчал, не зная, как выразить свои чувства.
- Все равно что забыть, как говорить или слышать? - спросил он.
- Да - но иначе.
Он кивнул и спросил еще:
- Ты как, слышишь слова... в голове?
- Да нет, это не то, что "слышу" или "вижу". Есть такие... словоформы... картинки слов... а когда еще и произнесешь вслух, то легче друг друга понять.
- Но тебе ведь не обязательно произносить слова вслух, как ты только что делал, а?
- Нет, просто так легче.
- Да, легче. И опаснее - для вас обоих. Пообещай мне, что ты никогда больше не будешь разговаривать вот так, мысленно, вслух.
- Хорошо, дядя Аксель, - согласился я.
- Станешь постарше - поймешь, как это важно! Он настойчиво уговаривал, меня взять такое же обещание с Розалинды, и я ничего не сказал ему про остальных - он и так уже был сильно взволнован. Но я решил взять со всех обещание молчать. А пока мы с ним снова пожали друг другу руки и дали клятву никому ничего не рассказывать.
В тот же вечер мы обсудили все с Розалиндой и остальными. Ощущение, давно уже жившее в каждом из нас, определилось: видимо, все мы нет-нет да и навлекали на себя подозрение, или недоверчивый взгляд, или еще что. Эти-то взгляды и удержали нас от большой беды. Мы никогда не договаривались о том, как себя вести, нет; но каждый из нас был осторожен - наверное, срабатывал все тот же инстинкт самосохранения. А теперь, после того как дядя Аксель с таким волнением настаивал на необходимости сохранять тайну, мы все ощутили опасность куда сильнее. Она не имела определенной формы и тем не менее была вполне реальна. Более того, передавая другим, как сильно беспокоился дядя Аксель, я будто затрагивал островки страха, жившие в нас. Никто не возражал. Все охотно дали клятву - все были рады разделить общее бремя. Впервые мы что-то предприняли группой. Нет, мы стали группой, признав свою отделенность от остальных людей и ответственность друг перед другом. С того момента жизнь наша изменилась, мы стремились уже к сохранению своего вида, хотя тогда еще и не могли этого понять. Тогда, казалось главное - это возникшее в нас ощущение общности...
Почти сразу вслед за таким событием в моей жизни произошло еще одно, имевшее значение для всего поселения: большой набег из Окраин.
Как всегда, единого плана защиты не оказалось. Были назначены штабы в разных секторах; всем взрослым мужчинам по сигналу тревоги надлежало явиться в свой штаб, где им скажут, насколько серьезно нападение и какие меры следует принять. Пока на нас нападали небольшие группы, такая система действовала, но когда жители Окраин объединились под водительством способных воинов, нам нечего было им противопоставить. Они продвинулись довольно далеко, уничтожая нашу вооруженную охрану, грабя население и не встречая серьезного сопротивления, так что они успели пройти миль двадцать пять по освоенным землям.
К тому времени мы смогли собраться с силами, да и люди из соседних округов организовали защиту. Мы были лучше вооружены, у многих были ружья, а у нападавших - только луки, ножи, копья да что-то из награбленного. Однако их было так много, что бороться с ними оказалось нелегко. Они прекрасно ориентировались в лесу и умели прятаться лучше, чем настоящие люди, так что им удалось продвинуться еще ближе к нам, прежде чем мы сумели вовлечь их в большую битву.
Мальчишек все это возбуждало. Враги находились миль за семь от нас, и наш двор в Вакнуке тщательно укрепляли, у нас проходили сборы, подготовка к бою. Отца в самом начале военных действий ранили стрелой в руку, так что он оставался дома, помогая организовать людей в подразделения.
Когда все уехали, вокруг стало неестественно тихо. Затем появился одинокий всадник. Он побыл у нас недолго, рассказал, что врагов разгромили, часть их вождей захватили в плен, а потом умчался дальше. В тот же день в наш двор въехала группа вооруженных людей, они везли двух пленных.
Я бросил все, чем занимался, и помчался на них посмотреть. На первый взгляд ничего интересного. После всех россказней об Окраинах я ожидал увидеть двухголовых, или мохнатых, или многоногих-многоруких существ. Но эти.. На первый взгляд обычные бородатые мужчины. Правда, невероятно грязные и оборванные. Один - светловолосый, и волосы у него росли кустиками, словно он не стригся, а отсекал их ножом, А второй... Я просто остолбенел, когда его увидел. Обо всем забыл, стоял и таращился: одеть его прилично, причесать, подстричь бороду - вылитый мой отец!..
Он озирался вокруг, сидя на лошади, и тут заметил меня Глаза его скользнули мимо, но тут же снова вернулись ко мне. Странный, непонятный взгляд...
Он открыл рот, будто собираясь заговорить, однако из дома вышло несколько человек, и среди них мой отец, с рукой на перевязи.
Я увидел, как отец остановился на крыльце, озирая всадников, потом тоже заметил человека в центре группы. Сначала он замер, как и я, потом вдруг кровь отхлынула у него от лица и он весь посерел.
Я быстро глянул на пленного. Тот неподвижно сидел на коне, но лицо у него стало такое, что у меня перехватило горло. Я никогда еще не встречал столь явную ненависть; все морщины у него сразу резко выступили, глаза засверкали, зубы оскалились, как у дикого зверя. Меня будто ударили; я увидел и понял нечто прежде неведомое, нечто жуткое, и запомнил это на всю жизнь...
Отец ухватился здоровой рукой за притолоку, постоял так секунду, вид у него стал и вовсе больной, потом повернулся и вошел в дом.
Пленнику освободили руки. Он спрыгнул с коня, и тогда я понял, чем он отличается от людей.
ВЫ ЧИТАЕТЕ
"Куколки" Джон Уиндем
Fantasia"Отклонениям от нормы" нет места в селениях новых пуритан - потомков немногих, кто выжил в ядерной катастрофе, постигшей человечество. Детенышей животных, обнаруживших малейшие признаки мутации, уничтожают. С человеческими младенцами обходятся "мило...