Наставнику хорошо, он старый, к тому же бета. Его течки не касаются. А я… А мне плохо. Потому как я молодой, и омега. Очень-очень молодой, и очень омега. Самый разомежий омега смазливой омежьей наружности, семнадцати весен отроду. И утром потек.
Но наставника, как я уже сказал, мои течки не касаются. У него срочный заказ на двадцать проклятых охранных амулетов. Пастухи попросили, волков шугать. Точнее, одного конкретного волка, да не простого — маньячного. Этот волк — а может, вовсе и не волк, кто-то из альф-селян — ночами в загоны залезает уже без малого две седьмицы и нещадно насилит баранов, не овец, именно баранов, вы не ослышались. И снасилиные им бараны теряют аппетит и интерес к овцам, это весной-то, в самую интересную пору. Отказываются жрать траву и крыть овец.
Придурок волк. Зачем ему бараны, если вокруг столько течных о…
Длань у наставника тяжелая, бьет без промаха. Я охнул, получив увесистый подзатыльник, и уронил заготовку амулета на стол.
— Это что? — строго вопросил наставник, тыча пальцем в валяющуюся на скатерти заготовку.
Я потер ноющий затылок, присмотрелся к будущему амулету и глупо хихикнул. В принципе, изначально предполагалась другая вещица. Кхм. Увеличить бы получившуюся штуку раз в…
Наставник ребром ладони брезгливо смел предмет на пол.
— Течная бестолочь! — рявкнул старик, грозно сводя кустистые, седые брови. — Ты что, совсем забыл, чему я тебя учил? Форма определяет действие амулета!
Я ловко увернулся от нового подзатыльника, наклонившись и едва не влепившись лбом в край стола, подхватил заготовку и выпрямился.
Внизу живота сладко-мучительно ныло, давным-давно мокрая задница похабно чпокнула очередной порцией выделившейся смазки.
— Не забыл! — пискнул, и облизнул обветренные от постоянного облизывания, страстно жаждущие альфячьих поцелуев губы. — Я помню! Я исправлюсь, наставник!
Старый маг вздохнул, пристукнул меня между лопаток кулаком и вернулся к очагу, греть зябнущие кости. Оставил, значит, ученика трудиться дальше, гад бесчувственный. И я продолжил трудиться. Взял так напоминающую альфячью гордость в миниатюре заготовку, смял, не без сожаления, и принялся вылеплять амулет против волка. Лепил старательно, представляя себе этого волка, содрогаясь от течных спазмов и заливаясь смазкой. Наверняка, волк — крупный оборотень в соку, лет двадцати пяти, у него мощная, широкая грудная клетка, широкие, бугрящиеся литыми мускулами плечи, твердый пресс с кубиками и…
— Опять?! — моя голова дернулась вперед, я уронил заготовку и жалобно всхлипнул.
Всмотрелся в получившуюся фигурку и совершенно не удивился, обнаружив маленькую — обидно маленькую, с мой мизинчик — альфячью гордость.
Форма определяет действие будущего амулета. А течка изготовителя определяет форму амулета. Они связаны напрямую, увы. Я не виноват! Мне сейчас не до амулетов!
— А-а-а! — истерически завопил я, подскакивая и морщась — задница смачно чпокнула смазкой. — Наставник! Отпустите меня куда-нибудь к жениху на сеновал! Я — бестолочь! Течная бестолочь! Да-а-а!
Наставник небольно огрел меня клюкой по макушке — как и положено магу, крючковатой, вырезанной из корня сосны — толкнул на место и зарычал, совершенно по-волчьи, обнажая в оскале сточенные, желтые зубы.
— Не отпущу, — буркнул, впрочем, пряча добрую, понимающую улыбку. — Пока амулеты не сделаешь. У меня на шее вас семь внуков, мал-мала меньше, все жрать просите. Не тем думаешь, мальчик, не тем. Мозгами думай. Вот закончится у тебя течка, что жрать будешь? Или я зря, по-твоему, ночами по загонам лазаю, баранов на ощупь деревяшкой ебу, на земле отпечатки волчьей лапой оставляю?
Я поморгал на взъярившегося деда снизу, икнул, заткнулся и, обильно потея и стыдясь, решительно потянулся к глине.
Старый. Полуслепой. Но он, я точно знаю, никогда не врет ни мне, ни моим младшим братьям. Красивый молодой волк-оборотень, грудная клетка, мускулы?
О нет. Долг перед двоюродными племяшками-сиротами, в количестве семи штук. Перетерпится течка. Налеплю двадцать охранных амулетов, и только тогда — на сеновал с женихом. Долг же, будь он не ладен…
