Звезды ее глаз впечатались ему в память, оставили след на его сердце. Они запомнились ему огнями больших городов и приятным свечением провинциальных фонарей. Как ни странно, Крэя это не радовало. Но и не печалило. Для него это было поразительно: красота ее души выпадала алмазами из ее круглых карих глаз, а затем стекала по мягким щекам, и падая на землю застывала в его памяти....
Его чудная полая голова наполнялась опилками: они состояли из ярких звезд, что засели в глубинах его разума; из стихов, что он сочинял в пьяном расстройстве; и, наконец, ее - Гелы. Гела для него всегда отличалась удивительной хрупкостью, подобно его графину для абсента. Наверное, поэтому она и была ему так важна. Крэй в ней видел не только прекрасную девушку (и, по правде говоря, сам смысл жизни), но и к тому же она имела что-то общее с одной из его любимых вещей. Да, он действительно любил выпить. Настолько, что сравнивал свою Еву с алкоголем. Он пьянел лишь от двух вещей (если он вам говорил иначе - не верьте - это лишь театральный бред его пустого рассудка): абсента, который по сути и делал его полую голову полой; и Гелы, что наполняла ее опилками.
Возвращаясь к звёздам ее глаз - любопытный вопрос всплывает в голове при этом. Что являлось причиной появления звездопада.... Очевидно: это он сам. Он не подонок, как может показаться сперва; он был пьяницей, распутником, но не подонком. Лишь одна женщина была вправе называть его мерзавцем, да и то понарошку. От обиды, что-ли.... Но опьянев (вне зависимости от чего), опилки в его черепушке только лишь усложняли им с Гелой жизнь. Отчего он и был каждый раз в смятении. Несмотря на это, Гелу он любил не меньше выпивки. Встретив ее впервые два года назад, он изумившись подумал, что был бы рад внезапно получить в дар от бога талант к живописи. Как бы прискорбно ни было - память у него была ни к черту. Будь он хотя бы на полкопейки талантливей, ему бы не пришлось напрягать последние извилины, лишь бы запомнить ее черты; достаточно было бы нарисовать ее хоть раз - и каждый раз как он останется один, любоваться ею. Но как зачастую бывает в жизни: душа тянется к искусному дару, но дара то и нет...
А Гела... Гела всегда была хорошей девушкой. Она ему не подходила. То ли была слишком хороша для него, то ли слишком наивна.... Крэй не раз и сам задумывался: что такого она в нем нашла. Он был стар разумом, и также немолод телом; не отличался успехом, ибо все что он делал - это читал стихи и пил до потери рассудка. Да и то: стишки его были банальны и неинтересны никому кроме Гелы. Глаза его выражали ужасную тоску существования, которую он раз за разом залечивал абсентом и ночью в объятиях Гелы. Телом он не был силён: все свои силы он отдавал любимой и своим самоистязаниям. Но как бы то ни было: хрустальное небо Гелы, с которого время от времени падали звездочки - он помнил хорошо, как и ее исхудавшие руки, которыми она день за днём тащила его - уже почти растаявшее тело - на кровать. «Ей не повезло, зачем я ей...», время от времени задумывался он. Но эти мысли были лишь самообманом: если бы он действительно хотел, чтобы она оставила его - он бы сделал для этого все возможное.... Но он не хотел. Данный самообман служил для него лишь успокоением, оправданием его эгоизма и ничем более.
И вдруг его лёгкие сжались:
- Успокойся, милая... я просто был пьян.
Все также лёжа лицом в шёлковую подушку, Гела прислушалась и утихла. Она слегка повернула лицо, вглядываясь в глаза Крею.
- Ты всегда так говоришь, - с нотками обиды и недоверия отрезала Гела.
Крэй может и знал, что Гела любила его не меньше, а то и больше, но понимал, что и у неё может закончиться терпение. На лице ее читалась неприязнь. Слова она выбирала осторожно и редко. На этот раз Гела предпочла больше слушать, чем говорить.
- Я знаю, знаю... Я всегда говорю одно и тоже. И я и вправду идиот. Но я бы не за что не стал причинять тебе боль намеренно!
Крэй захлёбывался в словах. Он ощущал напряжение. Такое, какого ещё не бывало между ними. Поток слов звучал из его рта, но Гела стояла на своём:
- Нет. Мне это не интересно. Одно и то же. Знаешь который раз ты это говоришь?
Она посмотрела на него, давая понять, что это не риторический вопрос. Крэй не знал, что сказать. У него не было на это ответа. Гела резко продолжила:
- И я не знаю.
Она замолчала. Молчание самый страшный враг Крэя. Оно никогда не предвещало ничего хорошего.
- ...скажи же хоть что-нибудь, Крэй, - с тоской молила Гела.
- Извини.
Крэй впервые за всю жизнь ощутил подобное отчаяние. Наконец до него дошло. На него нашёл страх.
- Не надо... Гела, ты ведь знаешь - я люблю тебя... Ты ведь знаешь! - Крэй, не сумев сдержать импульс, перешёл на крик.
- Да, Крэй, я знаю. И я люблю тебя, но хватит ли этого?
Крэй знал, что не должен отвечать на этот вопрос. Он не имеет на это право.
- Нет. Этого не хватит, Крэй... - закончила мысль Гела.
- Я не позволю, - твёрдо закончил он.
Крэй осознавал, что если не настоит на своём - он потеряет ее. Но он не может ее потерять. Иначе все исчезает. Сам он исчезает. Остаётся лишь абсент...
- Ты не можешь решать это один, - Гела успокоилась, но была все также серьёзна.
- Ты же понимаешь... Нет тебя - нет и меня. Я не смогу без тебя... Это невозможно!
- ....Сможешь, Крэй. Тебе придётся. Прости, но я не могу...
Глаза Гелы вновь заискрились печалью, она не хотела этого говорить, но выбора не было. Крэй застыл в смятении. Или в отчаянии. Он не успел осознать, что только что произошло. Не понял своей реакции. Мир застыл перед его глазами; она застыла перед его глазами. Тишина. Минута молчания в их честь.
- Прощай, Крэй, - прервала тишину Гела.
- Я буду скучать по тебе.
Таковы были ее последние слова. А дальше: ни слова, ни звука, ни взгляда... Лишь пустота. Она ушла. Слишком хороша для него....
Все же слишком хороша.
