11 минут.

Теперь она могла сколько угодно встречаться со своим китайцем.

Мне кажется, прошла уже целая вечность, Я не понимаю ни слова из того, что говорят вокруг, и потому часами слушаю музыку по радио, разглядываю свой номер, вспоминаю Сеул и нетерпеливо жду минуты, когда надо будет идти на работу, а когда работаю, нетерпеливо жду минуты, когда можно будет возвращаться домой. Иными словами, я живу не настоящим, а будущим.

Когда-нибудь, в этом самом будущем — должно быть, отдаленном — я смогу купить билет на самолет, вернуться в Сеул, а там выйду замуж за владельца магазина тканей и буду слушать ехидные замечания подруг, которые никогда не рисковали сами, а потому только и могут, что радоваться неудачам других. Нет, этого не будет! Я лучше выброшусь из самолета над океаном!

Но поскольку окна в самолете не открываются. Кстати, для меня это было неприятной неожиданностью — как жалко, что нельзя вдохнуть чистого воздуха поднебесья, то умру я здесь. Но перед тем, как умереть, я еще поборюсь за жизнь. Если бы я не боялась заблудиться в незнакомом городе, то пошла бы куда глаза глядят.

***

На следующий же день, не откладывая, она записалась на дневные курсы французского языка, где увидела людей всех возрастов, рас и цветов кожи —мужчин в ярких одеждах, с многочисленными золотыми цепями и браслетами, женщин под неизменным покрывалом, детей, которым иностранный язык давался много легче, чем их родителям, — а ведь должно быть наоборот: взрослые-то накопили больше опыта.
После трех месяцев постоянного самоконтроля на работе взыграла и забурлила в ней кровь. Цзыюй завела романчик с китайцем по имени Лухан, который тоже учил французский в одной группе с нею. Длилась эта связь три недели —до тех пор, пока однажды вечером Цзыюй, махнув на все рукой, не решила съездить со своим возлюбленным в горы. А когда вернулась и пришла на следующий день в кабаре, ее позвали в кабинет Роже.

Она переступила порог — и тотчас была уволена, чтоб другим девушкам неповадно было. Роже чуть не в истерике кричал, что сбылись его худшие ожидания, что в очередной раз он убедился — на кореянок нельзя положиться.
Цзыюй при всей своей молодости была далеко не глупа, а вдобавок ее китайский друг объяснил, что по суровым швейцарским законам о труде она может подать на Роже в суд за эксплуатацию, тем более что большая часть заработанных ею денег достается заведению.

И она вернулась в кабинет Роже и поговорила с ним на вполне приличном французском языке, употребив слово «адвокат», и, благодаря этому волшебному заклинанию, вышла оттуда, унося залп проклятий и пять тысяч долларов неустойки — деньги неслыханные. Теперь она могла сколько угодно встречаться со своим китайцем, покупать подарки, сфотографироваться на снегу и вернуться домой с победой.

Первым делом она позвонила соседям и попросила передать родителям, что у нее все замечательно, она счастлива, перед ней открывается блестящее будущее, так что пусть не беспокоятся. Вслед за тем — поскольку номер в гостинице, снятый для нее Роже, следовало освободить незамедлительно — оставалось только отправиться к Лухану, поклясться ему в вечной любви  и выйти за него замуж.

Однако Лухан к этому времени был уже далеко — наверно, где-нибудь в своём Китае. Теперь, сносно объясняясь по-французски, обладая достаточной суммой, чтобы купить билет на самолет, карточкой, которая черным по белому удостоверяла, что она — «исполнительница самбы», видом на жительство — тоже вещь не последняя — и твердо памятуя, что на самый крайний случай остается у нее Сехун - хозяин магазина тканей, решила Цзыюй сделать то, что было ей, как она считала, вполне по силам. А именно — зарабатывать деньги своей красотой.