«ты слегка улыбаешься левым уголком рта и не отводишь взгляд, даже когда первая пуля пронзает твоё предплечье».
[с] лисбет
Тэхен от скуки зачеркивает день за днем в висящем на стене календаре, пока Чонгук сидит за столом и неотрывно вычитывает что-то на экране ноутбука, то и дело щелкая мышкой. Тэхен боится нарушить тишину, боится спросить, что Чонгук делает и кем вообще работает, и тем более боится заикнуться о том, что он в этой глуши уже второй день и кто-то свыше наверняка забеспокоился.
Правда в том, что на вопрос Чонгука Тэхен так и не смог ответить – то есть, если бы он сейчас отчетливо знал, чего на самом деле хочет, все было бы проще, и недосказанность не то что исчезла бы – она бы даже не появлялась. Но Тэхен случайно зачеркивает на один день больше, чем нужно, когда задумывается над тем, что свободная помятая рубашка на нем принадлежит Чонгуку и пахнет она Чонгуком, и напоминает о том, насколько на самом деле противоречив ее владелец: вот он смотрит на Тэхена брезгливо, с отвращением, а вот прикасается, обнимает, целует; вот силой оттаскивает от открытого окна, когда тот пытается сбежать, а вот выставляет за дверь кабинета, в коридор, и говорит, чтобы не мешал.
Но Тэхен все равно назойливо стучится в дверь, бьется об нее лбом, съезжает по ней спиной, садясь на пол и сильнее кутаясь в рубашку. Но вот Чонгук его пускает и снова садится за свой стол, не проронив ни слова.
– Ты странный, – вдруг изрекает Тэхен, щелкая колпачком красного маркера и откладывая его на стол. Затем тенью нависает над Чонгуком, утыкается взглядом в экран ноутбука и тут же вновь смотрит на макушку Чонгука, на его взъерошенные волосы. За окном второй день шумит сумасшедший ливень. – Была бы у меня канистра бензина и одна-единственная спичка, я бы сжег этот дом к чертям.
Чонгук в ответ только усмехается, а затем переводит взгляд на Тэхена, хватая его за запястье и кладя замерзшую ладонь себе на плечо.
Тэхен жалеет о том, что давно привык не брать на работу мобильник.
.
Помимо работы Чонгук только сидит в гостиной и пьет вино – чаще всего молча, иногда предлагает Тэхену выпить с ним, но он отказывается. Тэхен только без конца расхаживает по коридорам и комнатам его дома, раздумывая над тем, смог ли бы он сам жить так – в тишине, полнейшем одиночестве, без гостей и телефонных звонков. Тэхен не спрашивает, почему в спальне Чонгука стоит пустая детская кроватка, почему на стенах и полках нет никаких семейных фотографий, да и вообще ни единого намека на то, что Чонгук может быть не один.
