***

63 0 0
                                    

Последние, к слову, были доставлены буквально минуту назад - огромная бело-розовая охапка в подарок от Дагвортских Близнецов.
- Добрый день. Вижу, дорогая Виржиния, что без дела вы не сидите - даже в свой праздник, - с улыбкой поприветствовал меня дядя Рэйвен, войдя в гостиную, где четыре служанки под моим командованием заменяли батальное полотно "Падение Руан-су-Видора" на "Островитянку" Нингена - И чем вы занимаетесь сейчас, позвольте спросить?
- Предупреждаю дипломатический скандал, - со вздохом призналась я и поспешила грозно прикрикнуть на заглядевшуюся на гостя прислугу: - Ради всех святых, осторожнее держите, этой картине почти сто лет! А повредите ее - выплачивать стоимость будете ровно в три раза дольше!
- Примерно в три с половиной, если я хоть немного разбираюсь в искусстве, - дядя Рэйвен поправил очки на переносице и пригляделся к "Падению". Я только улыбнулась:
- По сравнению с обычным жалованием - да, но Эверсаны всегда очень хорошо платили слугам... Впрочем, не о том речь. Представьте себе, я только что сообразила, что на приеме будут присутствовать марсовийский атташе по вопросам культуры, причем с супругой. А в гостиной на самом видном месте висит напоминание о городе, где в самом начале Полувековой войны аксонским генералом Миттвиллем был казнен последний монарх династии Видоров...
- А, Анри Третий, Несчастливый! - с видимым удовольствием кивнул маркиз. - Да, действительно. И потом еще пятьдесят лет Марсовией правили аксонские ставленники. Это был очень хороший период в истории, когда власть нашего великого государства простиралась на половину континента, а Корона Аксонии имела влияние даже на внутреннюю политику Алмании... Однако лишний раз напоминать о нем дипломату из Марсовии было бы, конечно, невежливо. К тому же «Островитянка» в свете последних событий в мире искусства, несомненно, произведет фурор.
- И она нравилась отцу.
- И она нравилась Идену, - со вздохом согласился дядя Рэйвен. - Виржиния, с вашего позволения, я расставил своих людей вокруг особняка. Гостям они не помешают, так как лишь очень внимательный взгляд сможет заметить охрану, зато я буду спокоен - никто не сможет омрачить ваш праздник...
- Да что вы творите?! Повторяю, это произведение искусства! О, простите, дядя, это я слугам. Так что вы говорили об охране?
- Говорил, что никакие опасности вас сегодня не потревожат, - улыбнулся дядя Рэйвен и скосил взгляд на служанок, пытающихся со всей возможной аккуратностью завернуть картину в отрез полотна, дабы затем временно перенести в мой кабинет. - Милая моя невеста, это правда кошка мяукает - или меня подводит слух?
- Какая кошка? - удивилась я и запоздало вспомнила о подарке в золотой клетке, доставленном еще в два пополудни. - Ох... Надо срочно сказать Магде, чтобы она покормила животное и выпустила его из клетки... и, что ли, в сад вывела? Даже не знаю...
- Идите и разберитесь с кошкой, - все так же улыбаясь, предложил маркиз, глядя на меня поверх синих стеклышек очков. - А за слугами я присмотрю. На правах опекуна, жениха... и во имя спокойствия Аксонии.
- Дядя Рэйвен, вы сегодня мой спаситель, - выдохнула я с восхищением. - Не знаю, что делала бы без вас. Присмотрите здесь за слугами, а я вернусь, как только смогу!
- Можете рассчитывать на меня, драгоценная невеста, в этот нелегкий час, - с полной серьезностью кивнул он.
Знала бы я, что слова его окажутся пророческими - и «в этот нелегкий час» постаралась бы оказаться как можно дальше от своего собственного дома!
Гости начали прибывать еще в семь. Я с ужасом наблюдала из окна, как экипажи и автомобили наворачивают круги по площади, чтобы скоротать время до назначенного часа. Леди Вайтберри, по обыкновению также приехавшая слишком рано, воспользовалась привилегированным статусом подруги, дабы первой постучаться в двери особняка и разразиться потоком подобающих случаю поздравлений, заверений и восхищений. Затем по ее знаку двое слуг вынесли из автомобиля продолговатую коробку, в которой оказалось зеркало, отделанное перламутром и малахитом. В верхней части рамы были выложены жемчугом мои инициалы и загадочная надпись - «Pulchritudo Est Aeterna»
- Это на древнероманском, - пояснил робкий супруг блистательной Эмбер, отвечая на мой вопросительный взгляд. - Девиз какой-то богини из языческого пантеона. Означает «Красота вечна».
- Примите это как пожелание, Виржиния, - прочувствованно сказала Эмбер, часто моргая, будто она вот-вот готова была расплакаться. - Будьте всегда прекрасной, как богиня красоты... - она кинула быстрый взгляд на стоящего в двух шагах маркиза Рокпорта и шепотом продолжила, смешно округлив глаза: - И непременно найдите свою истинную любовь. Это так важно для любой женщины, будь она леди или последняя кухарка!
Маркиз подозрительно кашлянул.
Готова поклясться, что он слышал все до последнего слова.
- Благодарю за чудесный подарок, сэр Вайтберри, дорогая Эмбер, - растроганно произнесла я, пытаясь сгладить неловкость. - Но Романия определенно преследует меня сегодня. Это уже второе упоминание о ней за день.
- Да? - живо заинтересовалась леди Вайтберри. - А какое было первым?
- Я подарил своей драгоценной невесте небольшой дом в Серениссиме, надводном городе на севере Романии, - невозмутимо ответил дядя Рэйвен вместо меня.
Эмбер так и застыла со смешно приоткрытым ртом.
- Но это не самый удивительный подарок! - поспешила вмешаться я. - Мне подарили кошку. Черную, как уголь, от усов и до хвоста! И такой длинной, красивой, пушистой шерстью. И глаза у этой кошки - ярко-желтые.
Сэр Вайтберри удивленно покачал головой, а моя подруга только рассмеялась:
- Желтые, говорите? Тогда вы просто обязаны назвать ее «Эмбер» в мою честь, Виржиния! И не думайте отказываться, я ужасно обижусь.
На том мы и порешили.
После, разумеется, появился дядя - родной дядя. Невысокий, светловолосый, с мягкими чертами лица, он удивительно был похож на мою мать, однако это сходство не вызывало никаких теплых чувств - напротив, только раздражение.
- Дорогая племянница! Какое счастье - видеть вас в добром здравии! - пропел он, едва завидев меня. Угрюмый лакей возвышался за его плечом, как гора.
- Дядя Клэр, - прохладно откликнулась я, глядя в светло-синие глаза - такие же были у матери. - Признаться, я не ожидала, что вы примете мое приглашение.
- Как я мог упустить возможность увидеть любимую племянницу, плоть от плоти моей сестры, - сладко улыбнулся Клэр.
Светлые его волосы завивались безупречными локонами, контрастируя с темно-синей тканью костюма, слишком молодое для сорока лет лицо было, кажется, слегка припудрено для придания аристократической бледности, а обоняние щекотал сладкий запах определенно женских духов.
Не могу сказать, что дядя одевался безвкусно... нет, образ его был выдержан филигранно, балансируя на той самой грани за которой экстравагантность переходит в безвкусицу. Но сами бесконечные попытки выглядеть светски дабы просочиться в самое высокое общество вызывали у меня отторжение.
...И я никогда, ни за что не простила бы своим родственничкам попытку выдать мою мать за старика виконта - попытку, к счастию, окончившуюся безумной влюбленностью лорда Эверсана и его скоропостижной женитьбой. Возможно, мой отец и был человеком авторитарным и причинившим немало зла «бедняжке Ноэми», пытаясь сделать из нее великосветскую даму, но, по крайней мере, он любил ее.
А не видел в ней всего лишь средство выбиться из нищеты - как родной брат.
- Между тем, дорогая племянница, я приготовил для вас подарок, - пропел Клэр, подходя ко мне вплотную. Я с трудом удержалась от того, чтоб рефлекторно не отступить и не закрыться веером. Это было бы позорнейшим проявлением слабости. - Вот, позвольте... То, что нужно именно вам.
И, повинуясь его элегантному жесту, лакей с поклоном вручил мне книгу.
- О, как мило.
- Я же знаю, что вы любите полезные подарки, любезная моя племянница, - сладко улыбнулся дядя.
На обложке книги значилось:
«Как удачно выйти замуж. Рецепты леди Сесилль».
- Вижу, вы уже поговорили... по-родственному, - послышалось у меня за плечом прохладное, и я выдохнула с облегчением: в присутствии маркиза Клэр не стал бы мне докучать. Так и случилось - он откланялся достаточно быстро.
- Никак не пойму этого человека, - задумчиво произнес дядя Рэйвен, когда Клэр удалился в комнаты, подготовленные для гостей. - Его поведение - следствие зловредности или всего лишь глупости?
- Не выношу его, - искренне призналась я. - Но мама говорила, что Клэр всего лишь желает ей счастья - по-своему.
- Будем надеяться, что так...
Взгляд маркиза был отнюдь не добрым.
Затем, почти одновременно, прибыли герцогиня Дагвортская и чета Клэймор, затем - Луи ла Рон, который преподнес мне еще не поступивший в продажу утренний номер газеты «Бромлинские сплетни» с небольшой, но очень лестной статьей, посвященной моей особе и кофейне «Старое гнездо». А потом гости начали прибывать так быстро, что мы с дядей Рэйвеном едва успевали встречать их. Впрочем, к половине девятого поток иссяк. Лишь когда все расселись за столом и начали светские беседы, а я смогла перевести дух. Благо с развлечением гостей неплохо справлялись мои друзья - Глэдис отвечала за многомудрые беседы о высоком искусстве, Эрвин Калле - за пикантно-богемные разговоры, ла Рон - за сплетни и политику, а Эмбер одной улыбкой могла смягчить любую неловкость.
Время словно бы не пролетало - а пролетало мимо; неосязаемое, шумное, веселое, быстрое, неостановимое...
После второй перемены блюд я наконец-то почувствовала себя спокойной и уверенной. Леди Абигейл, поначалу с неприязнью посматривавшая на старого маркиза Истрей, который зачастую позволял себе неприятные высказывания о ее муже, когда тот был жив, позабыла о великосветских дрязгах и даже соизволила завести беседу со старым врагом. Эрвин Калле, сидевший ближе к середине стола, уже откровенно зазывал гостей на свою новую выставку; многие, впрочем, только радовались такому повороту событий, так как слава художника год от года только росла.
Словом, воцарилось относительное равновесие... и именно в ту минуту, как я подумала, что самое трудное позади, Магда доложила, что принесли еще одну коробку.
- Пусть ее поставят к остальным подаркам, - тихонько указала я на стол, где были сложены многочисленные коробки, свертки и конверты. - И скажи Георгу, что горячего шоколада придется делать больше.
Магда послушно исполнила поручение. Через некоторое время служанка внесла небольшую черную коробку и поставила ее на стол. Пора было уже устраивать небольшой перерыв, а после него - кофейную перемену, но тут случилась странная вещь.
Кошка в золоченой клетке вдруг вздыбила шерсть и страшно зашипела, а затем рявкнула.
- Святые небеса! - охнула Абигейл и заморгала. Гости постепенно замолкали, один за другим. А кошка все шипела и шипела, выгибая спину и яростно топорща черную шерсть. Служанка потянулась было к клетке, чтобы убрать ее, но маркиз взмахнул рукой:
- Нет, погодите. Леди Виржиния, не подходите к коробке. А всех собравшихся попрошу оставаться пока на местах.
Подозвав служанку, маркиз что-то коротко приказал ей, а затем подошел к столу с подарками и осторожно приподнял загадочную черную коробку. Я с опозданием заметила, что она была перевязана траурными лентами и сглотнула.
«Странная форма для подарка на совершеннолетие», - пронеслось у меня в голове.
Дядя Рэйвен взвесил коробку на руке, тщательно придерживая крышку, а затем поднес к уху. Прислушался, закрыв глаза... и отвел коробку в сторону, как можно дальше от себя. Пожалуй, только я, знавшая маркиза очень хорошо, понимала сейчас, что он в шаге от того, чтобы швырнуть ее в сторону. Губы у него побелели, и, хотя на лице оставалось то же спокойное и уверенное выражение, бьющаяся на виске жилка выдавала всю степень волнения.
- Господа, прошу не беспокоиться, - улыбнулся он словно бы смущенно и доброжелательно; но это было ложью, ложью настолько невероятной, что я удивлялась, как на нее можно купиться. - Кажется, в этом году в моду вошли живые подарки. Вот кто-то и прислал нам, по-видимому, живого хорька или, возможно, горностая. Сложно определить только по звукам. Так как кошка в золотой клетке у нас леди, то удалиться придется джентльмену, то есть хорьку. Сейчас слуга унесет его, и праздник продолжится.
Он еще не договорил, когда в зал вошел мужчина, одетый слугой. Правда, я не могла припомнить, чтобы у меня в доме работал человек с такой неприметной, серой, внешностью и в то же время цепким и неприятным взглядом. Маркиз передал «слуге» коробку, шепнув напоследок пару слов, и вернулся за стол.
Несмотря на все улыбки и уверения в том, что эта ситуация - исключительно забавное недоразумение, мне стало не по себе. Кошка в клетке застыла ониксовой статуэткой, тревожно щуря желтые глаза.
К счастью, это происшествие оказалось единственным за весь вечер. Зато я услышала много комплиментов и уверений в самом глубоком уважении к моей особе. «Кофейная» перемена имела необыкновенный успех, а герцогиня Дагвортская, расчувствовавшаяся к концу вечера, уверяла меня, что такой способ оформления десерта непременно войдет в моду до конца сезона.
Но, как бы то ни было, я устала. Так, будто день и ночь непрерывно ворочала тяжелые камни. Когда гости начали расходиться в первом часу, у меня уже подгибались ноги, а улыбка, кажется, навсегда пропечаталась на лице. Дядя Рэйвен, святой человек, взял на себя большую часть формальных забот, благо статус хозяина вечера это позволял. Когда последний гость покинул особняк на Спэрроу-плейс, я выдохнула с облегчением.
- Это был невероятно долгий вечер, дядя.
- И невероятно трудный, - нахмурился маркиз. - Не хочу зря пугать, драгоценная моя невеста, но кто-то пытался вас убить. Благодарите кошку за спасение жизни.
От его слов меня бросило в холодный пот, а сознание сразу прояснилось.
- Что вы имеете в виду?
- Вы сейчас сами похожи на ту кошку, Виржиния, - невесело усмехнулся дядя Рэйвен, коснувшись моего плеча. - Такой же боевой и настороженный вид... Помните коробку с траурными лентами? Так вот, в ней была змея. Обыкновенная черная гадюка. Как правило, они не нападают первыми, но эта была очень злой. Пожалуй, я и сам бы разозлился, если бы меня посадили в душную коробку и хорошенько потрясли.
- Получается, если бы я беспечно открыла коробку...
Сердце у меня колотилось так, что, кажется, его было слышно даже на Эйвонском Горбу. Но голос звучал ровно и холодно; бабушка могла бы гордиться мною.
- Возможно. Впрочем, зная вас, я рискну предположить, что первого нападения змеи вы бы благополучно избежали и тут же раздавили бы ее тростью, «Собранием законов аксонских» или статуэткой в виде горного козла с вашего рабочего стола в кабинете. Но мне не нравится сам факт, что кто-то отважился на столь наглое покушение. Мне бы очень хотелось... побеседовать с этим храбрецом, - произнес дядя Рэйвен с той особенной интонацией, от которой у меня всегда начиналось легкое головокружение. - Гадюку мои люди, разумеется, уничтожили. Но, кроме нее, в коробке была еще и записка. Три слова - «Змее от змеи», и подпись - «Ф.Д.». Вы не знаете никого с такими инициалами, Виржиния?
Я не сомневалась ни секунды.
- Финола Дилейни. Дело об убийстве Патрика Мореля, в прошлом году. На суде она заявила, что является «Дочерью Ши».
- Значит, мисс Дилейни, - сухо подытожил дядя Рэйвен. Взгляд у него стал вымораживающим, как дыхание зимы. - Очень интересно. Завтра я наведу справки об этой самой «Дочери Ши». А сегодня - отдыхайте и ни о чем не думайте, Виржиния. Мои люди проверили остальные подарки - ничего опасного в них нет. У парадного входа и на площади вьются «осы», и если будет опасность, вам нужно только позвать.
Вскоре дядя Рэйвен попрощался и уехал. Я приказала выпустить кошку из клетки и приготовить ей особую подушечку для сна, а сама по привычке поднялась в кабинет. И только там, увидев знакомый конверт на подносе для несрочных писем, я все вспомнила.
- Приглашение Крысолова! Святая Роберта Гринтаунская... и что же мне теперь делать?
Пожалуй, еще полчаса назад я бы отмахнулась от него - из-за усталости. Но рассказ дяди Рэйвена не то что взбодрил меня... Пожалуй, я в ближайшие несколько часов вообще не смогла бы уснуть. Змеи никогда не вызывали у меня симпатии, а уж змеи в моем доме... Бр-р!
Растерянно глядя на письмо, я размышляла. С одной стороны, поехать было бы ужасным безрассудством. Ведь это могла оказаться ловушка все той же мстительной Финолы Дилейни, происки других врагов, наконец, просто приглашение от сердцееда, намеревающегося испортить мою репутацию. С другой же стороны... Крысолов на балу в ночь на Сошествие спас мне жизнь. Подаренный браслет до сих пор лежал в столе, в ящике под замком, в спальне. Иногда я доставала его, разглядывала подолгу - и на сердце у меня становилось отчего-то тепло.
Пойти или нет?
А будет ли другая возможность?
...С картины, прислоненной второпях к стене, ткань наполовину спала. И храбрый генерал Миттвилль, неканонически смуглый и черноволосый, чем-то похожий на романца или гипси, уверенно сжимал в левой руке шпагу, указывая ею на обреченный город Руан-су-Видор. В глазах у генерала был азарт - и уверенность в победе.
Я задумчиво провернула на пальце фамильное кольцо с розой.
- Поеду. Все-таки поеду. Осталось только придумать, куда спрятать отцовский револьвер, чтобы не было очень заметно под одеждой...
В конце концов, вдруг этой ночью мне удастся приподнять завесу тайны над личностью Крысолова?
Подготовка к свиданию - святые небеса, мне даже мысленно было трудно произнести это слово! - заняла не так уж много времени. Запас темных старомодных платьев сохранился с тех времен, когда я носила траур по леди Милдред. Пригодилась и потрепанная домашняя шаль, и простая шляпка с густой вуалью. Из украшений я не надела ничего, кроме бабушкиного серебряного кольца и - после недолгих колебаний - подаренного Крысоловом браслета.
С револьвером возникло небольшое затруднение. Сумочка в качестве тайника не годилась - слишком легко ее отобрать, да и к тому же это первое место, где револьвер будут искать, если что. Какое уж там «тайком пронести»! Некоторое время я металась по комнате, лихорадочно размышляя. А потом мне вспомнилось, как Лайзо, еще в первый наш визит в приют, показывал детям фокусы с помощью своего кепи...
Что ж, тулья у моей старой шляпки была достаточно высокой, чтобы спрятать в ней хоть два револьвера. Ну, а замотать его в тонкую полотняную салфетку и потом приколоть этот сверток для надежности к жесткому фетру и вовсе не составило никакого труда. Ленты закрепляли шляпку достаточно надежно для того, чтобы она не свалилась с моей головы даже с лишним грузом, а потому разоблачения можно было не бояться.
В последний момент, собираясь уже выходить, я заметила на столе тонкий, но острый костяной нож - подарок, преподнесенный восхищенными дикарями с Черного Континента леди Милдред и ее супругу. У аборигенов этот предмет, кажется, был ритуальным, но в нашей семье его непочтительно использовали для вскрытия конвертов - традиция, заведенная еще моим отцом. По наитию я взяла нож и, замотав его носовым платком, привязала к щиколотке. Затем потопала ногой, проверяя, надежно ли он закреплен - и взглянула на часы.
Половина третьего.
«Пора».
Перед самым выходом я, не удержавшись, посмотрела на свое отражение в зеркале. Зря - только расстроилась. Разумеется, от изысканной графини Эверсанской и Валтерской, блиставшей нынче на званом ужине, не осталось и следа. Траурное платье со старомодно длинными юбками и высоким воротом, чудная шляпа с густой вуалью, массивные, но зато теплые и устойчивые ботинки, тяжелая трость... До ослепительной леди Метель мне было далеко.
Впрочем, отчего-то я была уверена, что Крысолова заинтересовала отнюдь не прекрасная маска с зимнего карнавала.
Особняк Эверсанов все еще не спал. Служанки прибирались в малых гостиных, в зале и холле, мыли посуду и замачивали перепачканные скатерти и салфетки. В небольшом кабинете на первом этаже левого крыла горел свет - это мистер Чемберс под руководством Стефана составлял отчет о проведенном мероприятии; для молодого дворецкого, несмотря на обширный опыт работы, это было в новинку - в других семействах подобные вещи в круг его обязанностей не входили. Впрочем, не было сомнений в том, что мистер Чемберс с легкостью справится с составлением несложного, пусть и объемного документа.
Недалеко от парадного входа, у высокой альбийской клумбы, сидели на каменном бордюре двое - это подчиненные маркиза Рокпорта охраняли наше спокойствие. Одного из них легко было узнать даже издалека по манере курить трубку; кажется, его звали то ли Райз, то ли Реймс. У черного же входа никакой охраны не предполагалось, однако выглядывала я с опаской. Ход мыслей дяди Рэйвена предугадать было невозможно, особенно когда дело касалось моей безопасности. С него сталось бы после случая с гадюкой тайком оцепить весь дом своими людьми.
На первый взгляд все было спокойно. У дальней стены, над калиткой, висел фонарь - тусклый, но вполне достаточный для того, чтобы осветить небольшой участок Солт-сквер. Обещанного экипажа видно не было, хотя к назначенному времени я опаздывала уже на четверть часа.
Неужели приглашение Крысолова - фикция?
«Что ж, стоит, по крайней мере, прогуляться до калитки. А потом уже возвращаться, если никого не увижу», - решила я и уже сделала было первый шаг по узкой дорожке, когда на плечо мне вдруг легла рука.
На раздумья хватило всего секунды.
Я резко ткнула тростью назад, метя незнакомцу в живот.
- Т-с-с, прекраснейшая леди Метель, - он отступил, уклоняясь от удара. Знакомое металлическое эхо, сопровождающее негромкую речь, окутало мое сердце странным теплом. - Я всего лишь хотел убедиться, что это вы.
У меня сердце ёкнуло.
Крысолов! Он все же появился...
- Я сейчас, скорее, похожа на служанку, чем на леди, полагаю, - вырвалось у меня иронически-холодное.
Он тихо рассмеялся, все еще невидимый.
- О, нет. Эту осанку, этот боевой дух не спрятать за старыми платьями. Леди Метель - имя вашей души, а не облика. Впрочем, мы непозволительно тянем время, а слуга Врачевателя Чумы вот-вот завершит обход вашего сада и вернется к своему посту у калитки. Посему прошу следовать за мной - если вы еще не передумали.
«Врачевателя Чумы? Он имеет в виду костюм дяди Рэйвена с маскарада в ночь на Сошествие?»
Крысолов наконец поравнялся со мною и протянул руку для опоры. Простая вежливость, но несколько мгновений я сомневалась, принять ли ее. В памяти некстати всплыл тот факт, что мне не хватило ума подстраховаться и оставить записку с рассказом о своих планах на эту ночь, а приглашение Крысолова обратилось в пепел на медном подносе не далее чем полчаса назад. И если кому-то придет в голову похитить или даже убить меня - ни Эллис, ни дядя Рэйвен не будут знать, где меня искать.
Я осторожно коснулась пальцами руки Крысолова, формально принимая помощь, но на самом деле не опираясь на чужую руку. Если он хоть немного разбирается в знаках, то должен понять, что это означает.
Недоверие и осторожность.
- Наши планы претерпели некоторые изменения, - тот же отрывистый алманский акцент, размеренная речь - манеры Крысолова остались прежними. Не волнуется? Или просто не уловил намек? - Из-за соглядатаев подъезжать на экипаже к дому было бы неразумно. Поэтому мы пройдем немного вдоль Солт-сквер, а уже на углу Истривер нас будут ждать.
- Разумно. Пробираться домой обратно мне также придется тайком?
- Я вас провожу и обеспечу безопасное возвращение. Это слишком прекрасная ночь, чтобы портить ее какими бы то ни было неприятностями, - кажется, он улыбнулся. - Смотрите, какое чистое небо!
Не останавливаясь, я повернула голову и посмотрела на особняк. Над ним повисла болезненно-желтая луна - несимметричная, как будто обкромсанная; до полнолуния оставалось еще несколько дней. Вокруг луны смыкалось бледное, рассеянное кольцо.
- Гало.
- Что? - удивленно обернулся Крысолов. Металлическая маска льдисто блеснула в тусклом голубоватом свете фонаря.
- Гало, - немного смущенно повторила я чуть громче. - Такой оптический эффект. В старину кольца вокруг светил считали знаком грядущего несчастья, а сейчас все объясняется наукой.
- О, - Крысолов усмехнулся. - Так вы увлекаетесь астрономией?
- Нет, - честно признала я. - Но один из завсегдатаев «Старого гнезда» сэр Миннарт - астроном. И он очень любит рассказывать о своем увлечении небесными телами. Кое-что из его историй я запомнила... А вы знаете что-нибудь об астрономии, сэр Крысолов?
- Вы ставите меня в неловкое положение, леди Метель, - он потянул меня в сомнительную темную улочку между двумя домами - такую узкую, что два человека вряд ли бы на ней разошлись. Лунный свет сюда не проникал, и некоторое время мы шли в абсолютной темноте. - Я должен ответить, что звезды - это драгоценные светоносные фиалы, что подвешивает к небесному куполу Ночной Возничий... С другой стороны, нехорошо было бы лукавить, утверждая, что астрономия меня совсем не интересует.
- Значит, немного интересует? - продолжала допытываться я. Грязная мостовая скользила под ногами, как маслом намазанная. Однако Крысолов шел уверенно и легко, умудряясь поддерживать и меня - как и полагается мистическому созданию. - А что еще?
- Многое, - уклончиво ответил он.
А меня охватило странное чувство.
Тогда, на балу, Крысолов казался волшебным духом, в ночь на Сошествие ненароком заглянувшим из мрачной сказки в наш скучный Бромли. Он говорил загадочно и туманно, оказывался рядом именно тогда, когда был нужен... Он спас мою жизнь, без малейших колебаний убив преступника.
А сейчас колдовской флер потихоньку рассеивался. За мистическим образом проступало нечто... человеческое?
- О чем вы задумались, леди?
Вопрос его застал меня врасплох, и я ответила невпопад, тоже вопросом:
- Кто вы на самом деле, сэр Крысолов?
Он замедлил шаг. Впереди, между домами, забрезжил свет - кто-то ждал нас с небольшим переносным фонарем на одну свечу.
- Тот, кто вас никогда не предаст. Больше вам пока знать не стоит. - Пальцы Крысолова стиснули мою ладонь, по-человечески горячие и сильные. - Но однажды я расскажу вам все, что пожелаете. Клянусь.
Больше до самой площади мы не проронили ни слова.
У выхода с узкой улочки нас действительно ждали - высокий широкоплечий мужчина в измятом плаще и в шляпе, надвинутой на самое лицо. Едва увидев Крысолова, он погасил фонарь и взобрался на козлы самого обычного бромлинского кэба. Видимо, это и был обещанный «экипаж»... Не слишком роскошный, надо сказать.
Впрочем, внутри нашлось и теплое одеяло - весьма кстати, так как я сильно недооценила ночные холода в Бромли, - и фонарь - куда более яркий, чем у возницы... и огромный букет белых роз. Конечно, ничего удивительного по нашим временам; нынче цветы выращивают в оранжереях, и достать красивый букет зимою можно, пусть и за большие деньги...
Но пахли розы просто волшебно.
За полгода пользования автомобилем, я отвыкла от кэбов, запряженных лошадьми. Наверно, поэтому сейчас обыденная на первый взгляд поездка показалась мне романтичной. Поскрипывание рессор вместо ворчания двигателя; перезвон вплетенных в лошадиную гриву колокольчиков; запах цветов, окутывающий невесомым флером...
Не знаю, по наитию ли, с умыслом ли, но Крысолов выбрал самую долгую дорогу к площади Клоктауэр - по кромке Вест-хилл с его роскошными особняками, вдоль Парк-лейн, мимо Эйвонского Горба и старинного чернокаменного особняка - никконского посольства. Внизу, в бедных кварталах у реки, неровно, как остывающие угли, горели костры; со слов Лайзо я знала, что так греются бродяги, воры, гипси и попрошайки - обитатели бромлинского дна. Однако издалека эти огоньки казались волшебными бусинами, нанизанными на тонкую нить кромки реки. Иногда ветер приносил дымный запах и слабое эхо протяжных, надрывных песен, чей отзвук пробуждал в моей груди странное щемящее чувство. Надо мною словно довлел смутный образ - то ли воспоминание о горе столь долгом и неизбывном, что оно уже не причиняло боли, то ли прозрачная осенняя ночь без рассвета и надежды.
После всех волнений этого бесконечного дня я ощущала себя все более отстраненной от реальности, будто бы издали наблюдая за собственной жизнью. Такое ощущение порою возникало во сне... Чем дальше мы отъезжали от особняка, тем чаще возвращалась мысль о том, что я поступаю неразумно, но она меня ничуть не беспокоила - как дань былой рассудительности, не задевающая ни чувств, ни сознания. В одно мгновение я даже подумала: «Наверное, так и выглядит опьянение».
Только причиной было не вино, а усталость и отчаянное желание хоть ненадолго ускользнуть от условностей высшего света.
Наверное, если бы Крысолов позволил по отношению ко мне не то что неподобающее действие - да хоть одно слово, то я бы мигом стряхнула с себя пелену бездумного наслаждения бегством от себя же. Но он держался с редким тактом - так, словно читал мои мысли и желания, как открытую книгу. Мы почти все время молчали. Лицо Крысолова целиком закрывала блестящая металлическая маска, на которой была вытравлена едва заметная «улыбка» - дань шутовской традиции карнавала; казалось бы, через такую преграду не может просочиться ни одна эмоция, но я всей кожей ощущала взгляд, полный волнующего интереса, постоянно направленный на меня, и это еще больше будоражило душу.
- Почему вы прислали мне это приглашение? - не выдержала я наконец.
- Потому что я влюблен, - мне послышался смешок, - и хочу подарить вам весь мир, леди Метель. Но приходится начинать с малого... почему бы не начать с ночного Бромли и звездного неба над ним? К слову, о подарках. Вам понравилась кошка?
- Так это была ваша? - я невольно улыбнулась, вспомнив строптивого желтоглазого зверька, с довольным урчанием уплетавшего сырую говядину. - О, да! Понравилась. Я назвала ее Эмбер.
- Красиво. - Кажется, он улыбался. - Думаю, ей понравилось. К слову, леди, мы уже подъезжаем к площади. Вы знаете, что ней ходит слава самого потустороннего места Бромли?
- Леди не пристало прислушиваться к сплетням, - скромно опустила я взгляд, а Крысолов рассмеялся:
- Что вы, это не сплетни. Это сказки. Историю о Чумной Катарине Шиллинг вы, наверно, знаете? О той, что раз в год появляется на площади в полночь, дабы возвести напраслину на родичей?
Я кивнула. О Чумной Катарине по городу ходили причудливые слухи. Кажется, в первый раз о ней мне поведала Магда, а может, миссис Хат... Да и к тому же недавно «Озабоченная Общественность» упоминал о Катарине в своей статье.
- Так вот, она не самый именитый гость площади Клоктауэр. Пятьсот лет назад здесь по приказу своей старшей сестры Анны были казнены принцессы Лия и Эстер. Говорят, что девочки до сих пор не могут простить предательство. Долгими зимними ночами они кружат по площади и зовут сестру: «Анна! Милая Анна, покажись!» - металлическая маска породила потустороннее эхо-вздох, и у меня руки похолодели - до того жутко это прозвучало, особенно на контрасте с полной неподвижностью Крысолова. - Зла мертвые принцессы никому не причиняют, но встреча с ними сулит несчастье и означает, что кто-то из ваших близких затаил ненависть... Еще по округе бродит дух Усердного Палача. Говорят, что когда-то он полез посмотреть, хорошо ли сделан узел на висельной веревке, да вдруг поскользнулся и попал прямо в петлю. А подставка-то возьми да и выскочи из-под ног! Так беднягу Палача и нашли на рассвете - болтающимся на веревке. Впрочем, он на судьбу не в обиде. Наоборот, любит являться честному народу перед катаклизмами, вроде Горелого Бунта, и предупреждает горожан об опасности.
Я нервно оправила на плечах пышную шаль, невольно оглядываясь на окошко, за которым мелькали зловещие пейзажи.
- Вот напугаете меня, сэр Крысолов, и я раздумаю подниматься на башню. Тем более что вернуться я должна на рассвете, потому что на десять утра у меня назначен визит в приют имени Святого Кира Эйвонского...
- Что ж, со святым Киром я спорить не осмелюсь, нрав у него тяжелый, да и рука не легче, - со всей серьезностью кивнул Крысолов. - Придется мне срочно рассказать что-нибудь хорошее, пока вы не испугались и не передумали... Вы знаете, что тот, кто увидит первый луч солнца с Часовой башни, может загадать любое желание - и оно сбудется?
- Звучит заманчиво, - я вздохнула. - Но это ведь значит, что мне придется задержаться до самого рассвета?
Кэб медленно, со скрипом, остановился. Лошадь зафыркала, но возница быстро успокоил ее негромким окликом.
- До рассвета... Почему бы и нет? Ведь до него осталось всего пять часов.
- Шутите?
Кажется, в тот момент я подумала, что пять часов - невыносимо долгий срок.
Крысолов вышел первым и подал мне руку, помогая спуститься. Розы я взяла с собою - конечно, цветов в особняк сегодня прислали много, но этот небольшой букет источал такой чудесный аромат... К тому же пока я держала его в руках, то никак не могла опереться на галантно подставленный локоть своего спутника.
Как там говорит Абигейл? Главное - подобрать благовидный предлог.
Стоило нам немного отойти в сторону, как возница тронул поводья, и кэб покатил по пустынной площади по направлению к реке. Когда перестук копыт стих, Крысолов повел меня к Часовой башне. Тут сквозь мое странное оцепенение чувств пробился слабый голосок тревоги: а вдруг у башни дежурят «гуси»? Или вовсе королевская гвардия? Конечно, площадь Клоктауэр находится на окраине города, не в самом престижном месте, но все же Часовая башня - одна из семнадцати Великих Башен Бромли.
Возможно, центральный вход и сторожил какой-нибудь бедолага, но Крысолов направился в противоположном направлении, осторожно следуя вдоль старой каменной стены. Через некоторое время впереди показалось то, что я поначалу приняла за груду булыжников; но вблизи стало ясно, что это крыльцо, только полуразрушенное. Чья-то заботливая рука уложила на полуобвалившиеся ступени несколько длинных досок.
- Не самый удобный путь, - негромко произнес Крысолов. - Однако другого нет. Вы позволите, леди?..
И, прежде чем я сказала «да» или «нет», он подхватил меня на руки. Не так уж легко - все же ростом я пошла скорее в бабушку и отца, чем в мать - но и не с натугой. На секунду замер, привыкая к весу - и быстрым шагом прошел по скрипучим доскам. Я, признаться, немного испугалась и даже зажмурилась, чтобы не видеть тот ужасный момент, когда Крысолов потеряет равновесие, и мы рухнем прямо на груду камней... Но обошлось.
Наверху, у двери, Крысолов со всем почтением поставил меня на ноги и отвесил шутовской поклон:
- Прошу прощения, леди. Без всяких сомнений, вы сумели бы подняться и сами, но я не смог удержаться. Слишком велико было искушение.
Алея, как майская роза, я поправила слегка сбившуюся назад шляпку - злосчастный револьвер все же изрядно мешался, вопреки моим оптимистическим расчетам - и пригрозила:
- Искушение - удел слабых... «Тот, кто слишком часто поддается искушению, рискует упустить истинную драгоценность» - так говорила святая Роберта Гринтаунская.
- Я не зайду слишком далеко, - заверил он меня и снова поклонился, на сей раз уважительно. - Прошу, леди. Нам предстоит нелегкий подъем - увы, такова цена за возможность увидеть звезды...
- Что ж, все на свете имеет свою цену.
Откровенно говоря, я подумала, что Крысолов слегка преувеличивает, когда говорит «тяжелый»... Но лестница оказалась настоящим испытанием. Не знаю, сколько было в ней ступеней, но последние преодолевала уже не леди Виржиния, а ее задыхающаяся, но очень, очень гордая тень.
Крысолов, что характерно, не стал останавливаться и предлагать мне отдохнуть. И за это я была ему весьма благодарна.
Отчего-то мне казалось, что путь наш должен был закончиться в комнате с часовым механизмом. Но мы поднялись выше - по подвесной лестнице, через люк, на открытую всем ветрам площадку над нею. С земли ее не было видно... Зато нам отсюда было видно все.
Город. Огни. Небо...
Некоторое время я просто стояла у края, опираясь на парапет и до рези в глазах вглядываясь в ночную даль. Луна давала достаточно света, чтобы рассмотреть контуры домов, ртутно-блестящую ленту реки, отметить темную громаду парка Черривинд... Кое-где виднелись желтоватые огни - не все горожане спали. В богатых кварталах горели фонари, бедные же были погружены в непроглядный мрак. Бледная луна, окруженная гало, нежилась над городом, как свернувшаяся серебряная змея.
Ветер трепал мою шаль и юбки, норовя сбросить за парапет, но мне было все равно. Я дышала ночью и городом, чувствуя себя невероятно свободной... и, пожалуй, это был лучший из возможных подарков. Какие там звезды!
- Леди Метель, - окликнул меня Крысолов. Я обернулась - он стоял у противоположного края рядом с... телескопом?!
- Помилуйте, Небеса... откуда вы его взяли, сэр Крысолов?
Он шагнул и взял меня за руку.
- Это секрет. Взгляните, леди. Я уже настроил его...
Крысолов позаботился не только о развлечении, но и о комфорте. Разглядывать звезды я должна была сидя на широкой скамье с деревянной спинкой, укрываясь теплым плащом. Впрочем, сразу приступить к занятиям астрономией не получилось - я случайно задела какое-то колесико, и изображение в окуляре стало мутным. Попыталась исправить положение - но сделала только хуже. Крысолов понял все без слов - по одному моему разочарованному вздоху - и предложил:
- Позвольте мне поправить... - а затем без лишних церемоний присел рядышком, на скамью, слегка оттеснив меня к краю.
Тут-то и сказалась усталость, долгий подъем, пьянящее воздействие свежего воздуха... да мало ли что! Поначалу я терпеливо дожидалась, пока Крысолов снова настроит телескоп, и только куталась в толстый шерстяной плащ. Но постепенно голова моя клонилась все ниже и ниже. Тепло волнами распространялось по телу... Последнее, что отложилось в памяти - сонные попытки держаться прямо, а потом - что-то теплое под щекой и чужие руки, удерживающие сползающий плащ.
Я уснула - самым позорным образом, даже не взглянув на звезды.
...на небе ни облачка. Оно невероятно густого, сочного синего цвета - немного похоже на подаренные дядей Рэйвеном сапфиры, только темнее. Луна словно напитана гранатовым соком - смотришь на нее, и на языке даже появляется кисловато-вяжущий привкус. Галохищно шевелит огневидными лепестками - жуткое, похожее на ожившую корону, раскаленную докрасна.
Вокруг бесконечная равнина и снег, искрящийся, колючий, но мне совсем не холодно. Я почему-то облачена в мужской костюм - то ли марсовийский, то ли романский. Воротник оторочен мехом, а на руках медные браслеты с причудливыми подвесками. Трогаю одну - оскаленное солнышко на цепочке - и раздается сюрреалистически нежный и высокий звон.
Пахнет вишневым дымом.
- Ты заигралась, моя милая Гинни. - леди Милдред выдыхает густой ароматный дым, и он черными пятнами оседает на снегу. В узком черном платье с пышным воротником она напоминает мне ферзя. - Везение и легкие успехи заставили тебя поверить в собственную неуязвимость. Но все может пойти прахом в одно мгновение - репутация, доверие близких людей... Твоя жизнь может оказаться под угрозой, - бабушка умолкает, подносит трубку к бледным губам и вновь выдыхает дым. - Зачем ты рискуешь всем? Куда ведет тебя мелодия колдовской флейты, глупая девочка?
Бабушка говорит о Крысолове, и это почему-то задевает меня. Не обвинения в легкомыслии, нет - с ними я втайне согласна. Но намек на то, что Крысолов может оказаться злодеем... Мне хочется защищать его бездумно, как защищают опасную мечту, которой не суждено сбыться - и которой так сладко любоваться.
Медленно кладу руку на эфес шпаги. Движение отработанное, привычное - металл холодит ладонь, костяные пластинки инкрустации отзываются знакомым теплом. Сознание раздваивается - я наблюдаю за собственными действиями с легким удивлением, но точно знаю, что и как буду делать в следующий момент.
Моя тень на снегу - угольно-черный силуэт.
- Я смогу защитить себя. Опасность есть, но она лишь слегка щекочет нервы. Кто-то отправляется в кругосветное путешествие... Кто-то идет на свидание с незнакомцем.
- А если он переступит черту?
На том месте, где у леди Милдред должны быть глаза - размытое темное пятно. Как дым в воздухе или чернильная капля в воде.
- Я ему не позволю.
Она вздыхает и отворачивается.
Молчу.
Запрокидываю голову к небу.
Закрываю глаза и жду ответа.
- Милая, милая Гинни... С ним у тебя еще хватит сил справиться, потому что он сам боится ранить тебя. Теперь боится. Но если ты встретишь противника, который будет счастлив причинить тебе боль - и, по обыкновению, безрассудно кинешься в атаку? Что случится тогда?
- Я справлюсь.
Запах дыма становится сильнее.
- Не будь такой безрассудной. Гинни, Гинни...
На левое веко вдруг капает что-то теплое. Я вздрагиваю, вытираю влагу кончиками пальцев и в неверном свете пытаюсь разглядеть, что это было такое.
По коже расползается темно-красное пятно.
Того же цвета, что злая луна в небе.
Легкая дезориентация после пробуждения была мне не в новинку. Однако вопреки обыкновению, когда неприятное чувство рассеивалось почти сразу, сегодня оно затянулось. Я не могла понять, почему не лежу, а сижу, что это за странная жесткая подушка под щекой и отчего у меня ужасно мерзнут ноги. На талию что-то давило, а одеяло вовсе не было похоже на одеяло...
- Ох... Святая Генриетта...
- Ее здесь нет.
Воспоминания о вчерашнем дне возвращались ко мне стремительно - вместе со стыдом и досадой. Да, приготовления к празднику, сам званый ужин, покушение - все это выбивало из колеи и подталкивало к неразумным поступкам, но куда подевалась моя обычная осторожность? Как можно было убежать ночью на свидание с незнакомцем, да еще после столь горячего «привета» от Финолы Дилейни, страстно желающей увидеть меня на кладбище, причем не в качестве гостьи?
«Ты заигралась, милая Гинни», - тревожным колокольчиком звучали бабушкины слова из сна.
Так или иначе, показывать сейчас смущение было бы неразумно. Поэтому я постаралась успокоить заполошное сердцебиение и медленно, абсолютно естественно, отстраниться от Крысолова, на чьем плече меня угораздило задремать. Плащ, служивший одеялом, сполз, и глаза ожег свет - неяркий, но после пробуждения воспринимающийся несколько болезненно.
- Который час?
- Семь с четвертью, - ответил Крысолов и деликатно подвинул ко мне теплый плащ, а сам отвернулся. Шляпа была низко надвинута на лоб, маска тускло блестела в холодном предрассветном сумраке. - Вот-вот взойдет солнце. Дождетесь первого луча?
- Зачем? - в первое мгновение искренне удивилась я, а потом вспомнила: - Ах, желание... У меня сейчас одно желание - вовремя и без приключений добраться до особняка. И к тому же небо в тучах, так что солнца мы не увидим... К слову, жаль, что на звезды я так и не посмотрела. Верно, и вы сожалеете о впустую потраченном времени, сэр Крысолов?
Бромли внизу кутался в покрывало тумана. Оттого звуки были приглушены, но кое-что доносилось и до вершины башни. Скрежет часового механизма этажом ниже, перестук лошадиных копыт на площади, звон колокольчика на телеге молочника в дальнем проулке, смутное эхо голосов, глухой рев мотора где-то далеко-далеко...
Я вздохнула сыроватый воздух и украдкой расправила замявшиеся юбки. Спешить куда-либо не хотелось совершенно, но делать было нечего - если б мое отсутствие обнаружили, то это обернулось бы нешуточными проблемами. Конечно, сперва слуги подумали бы, что я уехала в приют, взяв кэб, но Лайзо вскоре развеял бы все сомнения - еще накануне мы согласовали расписание.
- Сожалею? Ничуть, - невесело усмехнулся Крысолов и тронул рукою телескоп. Движение смуглых пальцев показалось мне знакомым, но потом я обратила внимание на кольцо на указательном пальце - серебряное, с чернением и с крупным зеленым камнем, и засомневалась. Редкое украшение, запоминающееся... Однако прежде я точно его не встречала. Значит, и не была знакома с обладателем? - Не скрою, ночь прошла совсем не так, как мне виделось... Но все же она была наполнена волшебством. Когда вы спите, леди, то вовсе не похожи на холодную Метель. Вы становитесь Виржинией.
Мое собственное имя - обыденное сочетание звуков, детская привычка, отцовский каприз - обожгло разум, как искра обжигает ладонь.
- Вам... не стоит звать меня по имени, - в смятении я сначала дернула за шляпную ленту, чуть не распустила узел и только потом опомнилась. - Это звучит... неприлично.
- Что неприличного может быть в имени? - с сомнением качнул он головой и подтянул полу своего старинного плаща жестом, выдающим растерянность. В голосе, искаженном отрывистым алманским акцентом и металлическим эхом, проскальзывали насмешливо-снисходительные нотки, и вновь я готова была поклясться, что где-то уже слышала их. - Тем более в таком красивом.
- Не в имени. В обстоятельствах, при которых оно произнесено, и в самой манере... Впрочем, сошлемся лучше на правила этикета, - улыбнулась я в лучших традициях «Старого гнезда», дружелюбно, но отстраненно. - Боюсь, сэр Крысолов, мне придется вас покинуть.
Он гулко вздохнул и машинально притронулся к маске, будто хотел провести пальцем вдоль брови, изгоняя головную боль.
«Интересно, болит ли голова у волшебных существ?»
- Что ж, если таково ваше желание - карета ждет, леди Метель. Мой слуга отвезет вас туда же, откуда забрал...
- Нет, не стоит, - прервала я его. - Лучше возьму обычный кэб и попрошу остановиться в конце улицы. За моим домом могут следить. И если обычного у кэбмена никто ничего выведать не сможет хотя бы потому, что тот ничего и не знает, то в вашем «слуге» я не столь уверена. Поэтому ради моей репутации... - я вспомнила дядю Рэйвена и, после нервного смешка, продолжила: - ... и вашей безопасности мне лучше ехать одной. Не извольте беспокоиться, раньше я частенько пользовалась кэбами и омнибусами, да и инкогнито путешествовала. Так правда будет лучше.
- Позвольте хотя бы проводить вас и остановить кэб! - Крысолов поднялся и протянул мне руку. Я охотно оперлась на нее - онемевшие ноги все еще слушались плохо. Они не столько замерзли, сколько затекли от неудобного положения, но жаловаться было стыдно.
- О, так вы готовы снять маску? - улыбнулась я весело. - Или проводите меня прямо в ней? Поверьте, нет лучшего способа привлечь нежелательное внимание, чем сопровождать загадочную даму в вуали, будучи одетым в маскарадный костюм.
...но как я ни упрямилась, Крысолов все же настоял на своем. Он довел меня до края площади - к счастью, случайных прохожих мы не встретили. Затем коротко попросил: «Ждите». И - растаял в бромлинском тумане. Прошло пять минут, десять... Я, признаться, слегка заволновалась, но вскоре послышалось урчание мотора, и подкатил новенький газолиновый кэб.
- Оплачено до Спэрроу-плэйс, - хмуро сообщил мне возница. Я поспешила занять место и только тогда с огорчением вспомнила, что розы, чудесные белые розы, так и остались наверху, в башне.
Было немного обидно, но затем я подумала, что это даже к лучшему. Если кто-то заметит мое возвращение, то букет цветов, несомненно, вызовет ненужные подозрения... А так - на все воля небес.
Возвращаться домой почему-то не хотелось.
Подумав, я приплатила вознице пару рейнов и попросила проехать сперва мимо станции Найтсгейт, а затем - Эйвонского Горба. Вид просыпающегося города оказывал умиротворяющее воздействие. Женщины с необъятными корзинами, спешащие на центральный рынок; торговцы уличной едой, занимающие привычные места у оживленных перекрестков; хозяева мелких лавочек, раскрывающие витрины и готовящиеся к долгому дню... Хватало и бездельников. Группка молодых людей богемно-студенческого вида обсуждала что-то на углу Хермсвит-гарден, недалеко от улицы с самыми дешевыми булочными в Бромли; две неряшливые женщины громко бранились из-за опрокинутого бидона с молоком; дюжий пьяница тащил своего приятеля-коротышку на плече, покачиваясь, а невысокая женщина в старомодной траурной шляпке бегала вокруг них, то отставая, то обгоняя, и заунывно причитала. Когда кэб поравнялся с ними, я с удивлением обнаружила, что длинный, неопрятный плащ «коротышки» ввел меня в заблуждение, и мужчина тащит не собутыльника, а мальчишку - видимо, сына. У женщины же лицо было искажено то ли страхом, то ли горем... Мне стало не по себе. Вдруг мальчик ранен или болен, и эти бедолаги несут его в госпиталь.
Я сделала знак вознице и, когда кэб остановился, высунулась из окошка и крикнула:
- Простите, вам не нужна помощь?
Как правило, люди не слишком любезно отвечают, когда незнакомцы вмешиваются в их жизнь. Я ожидала грубоватого «Не твое дело» или, скорее, равнодушия... Но только не того, что мужчина, едва заслышав мой оклик, ткнет в бок жену и побежит вдоль по улице...
...по направлению к станции Найтсгейт?
Все рассуждения Эллиса вмиг промелькнули у меня в голове. Убийца похищает детей; жертвы - светловолосые мальчики; жертвы доверяют преступнику; слухи о нервной даме с лиловыми лентами на шляпке - или выцветшими серыми, траурными?
- Это они! - выдохнула я хрипло. Возница недоуменно воззрился на меня. - Душители с Лиловой лентой!
- Святые небеса! - охнул возница, нервно дергая себя за ус. - Святые небеса! А вдруг и впрямь?..
- Нужно позвать гусей, - решительно сказала я и высунулась из окошка почти по пояс, до рези в глазах вглядываясь в туман, в котором скрылась резвая парочка. К счастью, деревянный стук женских каблуков все еще был слышен. - Пусть проверят. Поезжайте на станцию, сейчас же! Там должны быть дежурные... - Я машинально дотронулась до полей шляпки - и вспомнила о револьвере. За несколько часов тяжесть стала почти привычной, незаметной... Но все же я была вооружена! - Нет, постойте, я выйду и попробую их нагнать. А вы езжайте к станции. Расскажите все - и велите звать детектива Эллиса!
Не раздумывая ни секунды, я выскочила из кэба, уже начавшего разворачиваться. Возница крикнул мне вслед что-то вроде «да куда ж ты побежала-то?!», но я едва-едва это расслышала. Было не до того. Кровь словно вскипела, и я различала каждую нотку в городском запахе, каждый звук в слитном шуме необычайно ясно.
...странная парочка бежала к станции - да не совсем.
Они свернули в какой-то проулок. Я на мгновение замерла у тесного проема между домами, колеблясь. Да, преследовать вероятных преступников опасно. Но у меня револьвер, а у них... у них - ребенок. И если я сейчас опоздаю, а газеты потом напишут о новой жертве - никогда себе не прощу.
Проулок оказался даже слишком коротким, но ужасно грязным.
А после него была подворотня, череда ветхих домов и - тупик.
Точнее, так померещилось сначала. Но потом я заметила, что часть досок в заборе оторвана. С острого угла этого не было видно - дерево заслоняло, и пришлось подойти почти вплотную, чтобы заметить лазейку. А за забором тянулись рельсы, исчезающие в темном туннеле.
Другой дороги не было.
Я нервно ощупала шляпку и сверток с револьвером под ней, бессильно сжала кулаки - некогда разматывать ткань и откалывать булавки, некогда, я ведь только посмотрю - и вернусь, не соваться же в туннели без Эллиса и гусей! - решительно направилась к темнеющему входу.
Пахло гарью, гнилью и еще чем-то медицинским, похожим на запах больнице - или в комнате доктора Брэдфорда в доме на Плам-стрит.
Сглотнув от волнения, я медленно и осторожно сделала шаг, другой, переступая через шпалы и вслушиваясь. Деревянный стук каблуков стих - либо та женщина затаилась где-то, либо убежала слишком далеко вперед, пока я колебалась. Эта мысль придала мне решимости. С отчаянно колотящимся сердцем я ступила в полумрак туннеля, прошла вперед с десяток шагов - и вновь замерла. Дальше идти было неразумно. Да и не обязательно те люди были преступниками, а если были - они могли спрятаться не в туннеле, а в одном из тех полуразвалившихся домов.
Еще некоторое время поглядев в жутковатую темноту туннеля, я собралась разворачиваться.
И тут кто-то резко дернул меня назад, а к носу и рту прижалась отвратительно, химически пахнущая тряпка. Я инстинктивно вдохнула, попыталась закричать, махнула наугад рукой... а потом сознание отчего-то начало уплывать.
«Запах... - догадалась я, вспомнив версии Эллиса. - Медицинский запах... Хлороформ?»
Но было уже поздно.
Сознание ко мне вернулось раньше, чем возможность двигаться, и в этом была моя удача.
Первые секунды все словно в тумане плавало. Не поймешь, где верх, где низ, тепло ли, холодно ли... Воспоминания о произошедшем были отрывочными, но и их хватило, чтобы испугаться до испарины. Меня бросили валяться в туннеле? Похитили? Со мной что-то... сделали?
Давний рассказ Эллиса об убийце, охотившемся за честью бромлинских красавиц, вспомнился как нельзя более некстати.
Разум прояснялся постепенно; я будто выныривала из тяжелого, болезненного сна. И вот уже могла различать явь и бред, собственные мысли - и обрывки какого-то разговора.
- ...поешь, пожалуйста, Джим.
- Да какой я тебе Джим?!
- Не спорь, пожалуйста, Джим. Ради твоей маменьки...
- Да к бесам через кочерыжку и тебя, и «маменьку»! Пусти меня!
- Не забудь поесть, Джим. Доброй ночи.
Что-то хлопнуло, лязгнуло железо.
«Это ключ провернули в двери?» - пронеслась в голове догадка.
Чувство реальности вернулось ко мне уже полностью, хотя мысли еще плавали как в тумане. Кажется, я лежала на какой-то деревяшке, укрытая пыльным отрезом шерсти. Вроде бы целая, невредимая - и одетая. У меня как камень с души свалился. Значит, никто не покушался ни на мою честь... ни на оружие.
А значит, у меня есть шанс.
- Эй?
Голос был определенно мальчишеский и чем-то знакомый.
Что-то скрипнуло, потом зашуршало. Я замерла, стараясь дышать неглубоко и размеренно, на всякий случай притворяясь спящей.
- Ты как там? - чуть громче окликнул меня мальчишка и вдруг тихонько взмолился: - Ох, Небеса и все святые заступники, пускай она живехонька будет!
Я испугалась, что мальчишка сейчас расплачется, и наш тюремщик вернется с проверкой, а потому поспешила откликнуться:
- Все в порядке... кажется, - и осторожно села.
Голова закружилась, к горлу подступило, и я дернула туго завязанные шляпные ленточки, чтобы вздохнуть поглубже. Револьвер, слава небесам, был на месте; сверток с ним тяжело стукнул мне по ногам, и я едва успела ухватить шляпку за приколотую вуаль, чтобы он не свалился на пол.
Судьба и собственная глупость завели меня в комнату без окон, освещенную одной-единственной тусклой свечой в железном фонарике под потолком. В углу стояло жестяное ведро, судя по запаху, заменяющее ночную вазу; на широкой доске у двери курились паром две миски с горячей похлебкой или кашей, накрытые сверху ломтями хлеба; в углу валялся матрас, застеленный на удивление чистеньким шерстяным одеялом. Мне же служил ложем сбитый из деревяшек щит - занозистый, но тоже не слишком грязный. С краю на него присел щуплый светловолосый мальчишка лет тринадцати на вид, вглядывающийся в мое лицо с недоверием.
- Так ты ж... это... Она самая! - выдохнул он изумленно, встретившись со мной взглядом. - Которая к нам в приют ездила! А я, это... - он смутился не на шутку и потупил взор. - Ну, крысу дохлую тогда притащил. Но я не нарочно!
Тут и я вспомнила - и не сдержала улыбки.
- Да, тебе Кир Святой самолично подсказал. Ты ведь Лиам, верно?
Он подполз ко мне поближе и судорожно вцепился пальцами в мои юбки.
- Лиам О'Тул. А ты, это... ну, как сюда... того?
Мальчишка взглянул на меня с таким отчаянием, что я поняла - надо врать.
- Мы с Эллисом вели расследование. Я решила проникнуть в логово преступников, чтобы узнать все наверняка. А Эллис скоро придет за нами... А раз уж мы здесь, Лиам, расскажи мне, что с тобой случилось.
Он насупился и почесал в затылке.
- Ну... Мы тоже, это, расследовали. Как Эллис. Ну, ходили у станции, где Джер пропал, смотрели. Я вот утром до завтрака побежал, в обед Нора с девчонками тут прошла б... Дошел до станции, а там под деревом стоит женщина и плачет. Тихо-тихо, но очень сильно. И приговаривает - «Куда он делся, куда он делся». Я к ней подошел, а она как вцепилась в меня - Джим, говорит, иди к маменьке. А потом - не помню.
«Скорее всего, мальчика тоже усыпили хлороформом», - подумала я, а вслух спросила:
- Много ли времени прошло с тех пор?
- Ну... - он замялся. Голос его дрогнул. - Как я тута проснулся - ну, с полдня где-то. А что?
Я представила, осмыслила, прислушалась к своим ощущениям... Ведро в углу обрело необыкновенную, магическую притягательность. Ох, как не вовремя!
- Ничего, - улыбнулась я нарочито бодро. - Все хорошо. Значит, Эллис уже скоро придет нас спасать.
- Скоро, да? - растерянно отозвался мальчишка. Я невольно потянулась к нему - обнять, утешить, сделать хоть что-то. - А я шапку в углу нашел. Как у Джера была. Совсем похожа, но это ж не она?
У меня кольнуло сердце.
- Будем молиться, что не она. Лиам... - сказала я тихо и ласково погладила мальчишку по голове, а он доверчиво ко мне прильнул. Его била крупная дрожь - то ли от озноба, то ли от переполняющих сердце чувств. Страшно подумать, что пришлось перенести самоуверенному и дикому приютскому зверьку, чтобы он стал так тянуться к чужому человеку, лишь однажды сделавшему ему добро. - Все будет хорошо, правда.
- Эллис... - начал было он, но дыхание у него прервалось всхлипом. - Эллис их уже с осени и-и... и-ищет. А все без толку... И Джер пропал, и Том, Риз с площади... А мы?
- Если Эллис не придет - мы выберемся сами, - твердо сказала я, нащупывая сквозь слои ткани револьвер. - Лиам, как выглядел человек, который приносил еду? Была ли с ним женщина? Он что-то говорил?
Мальчишка разом напрягся, закаменел. Я как наяву почувствовала волну суеверного ужаса, исходящего от него.
- Б-была. Приходила сюда. Она... она меня Джимом зовет. И она страшная... - тут голос у него сел окончательно. - Глаза такие... пустые, как стекляшки, руки холодные. Взяла меня за шею, а я двинуться не могу, такая жуть. И опять - «Джим, Джим, не уходи, куда ты все время уходишь?». П-поцеловала в лоб... как покойника, - закончил он еле слышно.
«Значит, Джим, - у меня мелькнула страшноватая догадка. - А не был ли он первым? Тем, с кого все началось?»
- Лиам О'Тул, сэр, будьте мужчиной, - вслух пожурила я его шутливо, не переставая ерошить спутанные светлые волосы, а потом склонилась и шепнула на ухо: - Лиам, у меня есть план. Но одна я не справлюсь. Могу я на тебя положиться?
Он кивнул, стукнувшись лбом об мое плечо, и ойкнул. Я улыбнулась:
- Вот и славно.
После более тщательного осмотра комнаты выяснилось, что положение не столь легкое, как мне показалось сначала. Лиам был накрепко привязан к кольцу в стене веревкой - в три витка вокруг пояса и по ногам. Причем не дешевой, пеньковой, а прочной и гладкой - на вид вроде бы шелковистой. Разорвать ее не смогли бы и десять матросов из сказки про морских силачей; к счастью, мой костяной ножик никто не тронул, а уж он-то с веревкой справлялся прекрасно. Правда, до конца дорезать узлы мы не стали, чтобы не раскрывать свои возможности раньше времени; распутали их так, чтоб освободиться одним движением, но создали видимость целостности узлов.
Я тоже была связана - такой же веревкой. Правда, меня похититель отчего-то пощадил и только слабенько обвязал ее вокруг пояса, да и на кольце затянул не слишком усердно. Пожалуй, мои узлы можно было распутать и голыми руками.
Разобравшись с путами, мы перебрались на лежанку Лиама - от сидения на моей деревяшке ноги затекали. Я рассказала о револьвере и взяла с мальчика слово ничего не делать без моей команды. Еще полезет под выстрел... Лиам спорить не стал. Так же молчаливо и внимательно он выслушал и рассказ о хлороформе - чем опасно это вещество и как оно действует. Я мысленно поблагодарила доктора Брэдфорда за просвещение. А ведь, помнится, в тот момент, когда он описывал действие хлороформа впервые, мне подумалось, что это не лучшая тема для застольной беседы... Воистину, не знаешь, как повернется жизнь и что может пригодиться!
Еду мы, подумав, и пробовать не стали. Эллис упоминал, что преступник держал своих жертв в полусонном состоянии с помощью вытяжек из трав. Кто знает, что могло быть намешано в аппетитной с виду похлебке?
Лиам после всех этих приготовлений немного повеселел. Он уже не заговаривал о Джере - видимо, о том самом Джеральде, об исчезновении которого упоминал Эллис. Мальчик постепенно входил в роль защитника хрупкой леди и даже разок спас меня - от жирного паука, свесившегося с потолка на ниточке.
К несчастью, преступник не собирался предоставлять нам достаточно свободного времени, чтоб мы освоились окончательно.
- Мисс, вы проснулись?
Хрипловатый бас я узнала сразу.
- Как видите, - кивнула я холодно. - Не потрудитесь ли объяснить, что происходит?
Как только наш тюремщик отпер дверь и вошел в камеру, стало ясно - план с оглушением доской, связыванием и последующим допросом несостоятелен. Преступник был ростом, пожалуй, даже повыше дяди Рэйвена, а в плечах - как два Лайзо. Держался мужчина нервно - отводил глаза в сторону, дергал то ворот, то полы своего плаща, до хруста сжимал мощные кулаки. Похоже, он был немного не в себе - и от этого становилось жутковато.
- Сэр, извольте объясниться! - тем не менее, повторила я громче. Лиам под моей рукой замер испуганным волчонком, разом растеряв всю свою решительность.
Не то чтоб я его не понимала... Но выбора - быть или не быть храброй - у меня не стояло. Если не я, то кто?
- Сожалею, мисс, - ответил наконец громила. - Но так надо. Моя жена... - он умолк.
Я будто бы смягчилась:
- Что с вашей женой? Ей... нужна помощь?
Он поднял взгляд на меня:
- Вы ведь уже все поняли, мисс?
И тут я осознала - надо идти на риск.
- Вы - Душитель с лиловой лентой, о котором писали газеты?
Мужчина рывком развернулся ко мне, опрокидывая доску с мисками и рявкнул:
- Это все она! - голос был похож на рычание в начале фразы и на жалобный вой - в конце: - Но она просто болеет, мисс. А так она очень хорошая, моя Корнелия. Понимаете, мисс, наш сын умер. А у нас даже не было денег на толковые похороны. Корнелия ничего не пила, не ела... Я нашел для нее лекарства, и вроде бы стало полегче. А через год Корнелия привела мальчика, и... и... Она его задушила. Но, мисс, она сама не поняла, что сделала! - выдохнул он с отчаянием едва ли не в лицо мне.
Лиам сжался в комок.
По виску у меня скатилась капелька пота.
Я уставилась на светлый дверной проем за плечом у громилы и, досчитав до трех, постаралась совладать со своим страхом. Револьвер в руке, готовый к стрельбе и лишь прикрытый шляпкой, усмирял заполошное сердцебиение и заставлял меня тщательнее взвешивать слова.
«Сила на нашей стороне. Он просто этого не знает».
- Сочувствую вам, сэр. Но, честно, я сперва подумала, что мальчик - ваш сын и ему просто стало плохо... Почему вы не убили меня сразу?
Мой палец удобно лег на спусковой крючок. Дуло револьвера глядело прямо в живот громиле, и от этого становилось немного легче дышать.
«Спокойнее, Гинни. Выжидай».
Мужчина ответил неожиданно тихо и проникновенно.
- Потому что я не убийца, мисс. Мне эти мальчики ночью снятся... Я просто хочу, чтобы моя Корнелия обрела покой. Знаете, после этого... после того, что она делает... Она потом несколько месяцев ничего не помнит. И живет, как до рождения Джима. Только потом она начинает метаться по дому и искать нашего сына... Она думает, что ему уже тринадцать, он взрослый мальчик и просто прячется от нее. Играет, да... И я готов душу отдать за то, чтобы Корнелия стала бы спокойной и веселой навсегда, - он медленно встал, слегка пошатываясь, и теперь глядел на нас с Лиамом со всей подавляющей высоты своего роста. - Там, в туннеле, я подумал - может, ей просто нужна подруга. Ну, выговориться, пожить по-человечески... Корнелия ведь даже не говорила толком ни с кем эти три года. Но теперь думаю - зря это все. Чем вы помочь можете? Но не душить же вас, а? - переспросил он как-то жалобно.
Я сглотнула.
Горло свело судорогой.
- Нет, душить не надо, - ответила я хрипло, сама себе напоминая простуженную ворону. - Где мы, сэр?
- Под землей. В пещерах рядом с туннелями метро, - неожиданно охотно рассказал он. - Отсюда в жизни не выбраться, если не знать дороги. Корнелия сейчас в лавке, отдыхает. Того мальчика мы похоронили вчера... Или сегодня? Уже не знаю... Но теперь она долго будет спокойная. А вы, мисс, просто побудьте здесь. Я решу, что с вами делать... Да, решу...
И тут я поняла, что если этот мужчина и был в своем уме год или два назад, то теперь он такой же сумасшедший, как и его супруга. Не важно, что стало последней соломинкой, почему и как умер мальчик по имени Джим и при чем здесь лиловая лента.
Если мы не выберемся сейчас - возможно, не выберемся уже никогда.
С этого... обломка мужчины станется подсыпать мне яду в питье, и тогда Лиам останется беззащитным.
- Простите меня, сэр, - тихо сказала я, когда громила был уже в дверях. - У меня нет выбора. Это ради Лиама... и вашей души.
- Что?
Он недоуменно обернулся.
- Говорят, тем, кто погиб насильственной смертью, прощаются грехи.
Я навела револьвер, зажмурилась и спустила курок. Раз, два, три.
Уши заложило.
Лиам заорал.
- Ар-р-х... - это уже громила.
Проморгавшись, я поднялась на ноги и, не выпуская корчащегося на полу громилу из прицела, подошла ближе. Мне повезло - два выстрела попали в живот, один - в ногу. Однако переступать через еще живого убийцу я боялась.
Лиам дрожал на одеялах - бледнее смерти.
- Не бойся, - постаралась я улыбнуться, хотя губы у меня как будто онемели. Интересно... а такое убийство считается грехом? Или мы сейчас как на войне, а солдатам прощается? - Не бойся, Лиам. Эллис научил меня стрелять. А сейчас мы выйдем отсюда и отправимся на поверхность. Остальное - дело «гусей». Ты меня слышишь?
- Ага... - растерянно согласился он, посмотрел на меня исподлобья и нервно хехекнул. - Эм... леди, а у вас руки дрожат.
- Да? - удивилась я. - Действительно. Тогда присяду на минуточку.
Кое-как обезвредив револьвер, чтоб не стрельнул сам по себе, я буквально упала на жесткий матрас. Лиам ползком-ползком подобрался ко мне и крепко обнял. Руки у него были горячие, как у больного лихорадкой.
Хрипы нашего несостоявшегося убийцы становились все тише.
Каменный пол блестел от крови.
Что делать дальше, я не представляла...
Не знаю, сколько прошло времени, когда Лиам тронул меня за плечо и тихо спросил:
- А теперь-то можно попить?
- Попить? - эхом откликнулась я. Пересохшие от волнения губы едва шевелились. - Ах, да. Подмешанные травы... Думаю, нам надо выйти отсюда, Лиам, и найти какое-нибудь питье снаружи. Только я иду первой, ладно? У меня револьвер.
Мальчишка глянул на меня воинственно и подскочил.
- Я тоже раздобуду себе оружие! Какое-нибудь, - добавил он уже тише.
Это не было особенно смешной шуткой... сказать откровенно, я вообще не должна была смеяться над искренними порывами Лиама ни в коем случае. Но губы сами собою растянулись в улыбке. Я едва успела проглотить рвущийся с языка смешок - больше нервный, чем веселый.
Но почему-то стало легче.
Решительно подобрав юбки, крепко сжимая револьвер, я медленно направилась к дверям. Громила вроде бы лежал неподвижно; скудное освещение не позволяло распознать, правда ли вздымается его грудная клетка или мне лишь мерещится это. Однако ни времени, ни сил на раздумья уже не было. Затаив дыхание, я сделала шаг, другой, переступила черную в полумраке лужу крови... и тут что-то с такой силой дернуло мою ногу, что я рухнула на пол как подкошенная, не в состоянии даже пискнуть, врезавшись второй ногой в дверной косяк.
Боль прострелила от щиколотки и до бедра.
- Х-р-р... Х-р-р... - ослепленная и оглушенная, я не сразу осознала, что жуткие звуки - это хриплое дыхание Душителя. - Почему... они смотрят на меня... это она... она их... я не... Не смотрите! - рявкнул он. - Не забирайте... меня... возьмите... возьмите... другого!
Меня сковало оцепенение - от внезапного, леденящего прозрения.
Душитель держал меня за ногу - умирая, корчась от жуткой боли, едва ли пребывая в сознании... он хотел предложить им вместо себя... меня?
- Пусти ее!
Что-то шваркнуло по полу, раз, другой - а потом раздался чавкающий звук и сразу же грохот.
Хватка на моей щиколотке ослабла.
Я медленно обернулась.
Лиам стоял над Душителем - уже совершенно, очевидно мертвым, ибо никто не сможет жить с размозженным черепом. Тяжеленный деревянный щит, служивший мне временным ложем, валялся рядом.
Край его был весь в крови.
- Леди... - у Лиама дрожали губы, а взгляд был устремлен в никуда. - Я ведь все правильно сделал?
- Да, - тихо сказала я. - Конечно, да. Ты герой, Лиам.
Все же перед смертью Душитель сумел отомстить мне напоследок.
После того, что случилось, я еще нашла в себе силы выползти в следующую комнату и отодвинуться подальше от мертвого тела. Туда, где даже запах крови чувствовался приглушенно. Лиам следовал за мной след в след; теперь он уже не трясся, а в глазах его появилось отчаянно-злое выражение, которое - я знала это по себе - обещает крупные неприятности всем возможным врагам. Спустя четверть часа мы поняли, что чем дольше остаемся вблизи от поверженного Душителя, тем хуже себя чувствуем. И - решили уходить.
Но как только я попыталась встать, то поняла, что охромела - ушибленная во время падения нога отекла так, что даже касаться ее было больно.
- Все хорошо, правда! - я стиснула зубы и, опираясь на стенку, все же поднялась. Лиам помогал мне, как мог. - Нужно найти какую-нибудь палку... Святые небеса, как жаль, что моя трость где-то потерялась!
- А у вас и трость есть, леди? - наивно удивился Лиам, и я, не выдержав, фыркнула, и по-простому встрепала его и без того перепутанные волосы. На ощупь они были как шелк.
- Конечно, Лиам. Есть трость, шляпка, автомобиль... красивое платье... - опираясь на плечо мальчишки и на стену, я попыталась сделать еще шаг, и еще, однако нога слишком болела, и к тому же мне страшно было навредить Лиаму. Он ведь такой хрупкий, маленький, как и все, кто жил в приюте! - ...моя кофейня... У меня много чего есть, Лиам.
- И родители?
Вопрос был настолько непосредственным и жадным, что я мгновение растерялась.
Не ждала.
Хотя следовало бы.
- Нет, Лиам, - ответила я после запинки. - Родителей у меня нет. Они... умерли. Уже давно. Была бабушка, леди Милдред, но она... она покинула нас год назад.
- Получается, что где-то вы - как я, да?
- Получается, что так.
Медленно мы преодолели еще одну комнату. В ней не было ни следа человеческого присутствия - пустой и пыльный склеп. Лиам, собрав в кулак свою храбрость, вернулся назад и принес из нашей камеры фонарь керосиновый фонарь - тот, что раньше был в руке у Душителя. В тусклом свете мы смогли немного оглядеться; я заметила в углу нечто похожее на полуразвалившуюся бочку и присела на нее отдохнуть. Доски опасно поскрипывали, но вроде бы выдерживали мой вес.
- Куда теперь, леди?
Я подняла фонарь выше и прищурилась.
- Сейчас решим, Лиам.
Теперь, когда боль и шок отступили, я смогла мыслить более рационально.
Эти «пещеры», в которых мы оказались, не были похожи на естественное образование. Слишком правильная форма, слишком гладкий пол; на дальней стене виднелось что-то отдаленно напоминающее то ли роспись, то ли насечку - угловатые человеческие фигурки, круг, волнистые линии...
Спокойнее было думать, что это всего лишь игра теней.
Из комнаты расходились в разные стороны два «коридора». Один, насколько я могла судить, достаточно просторный - с высоким сводом, широкий. Другой - узкий, темный, страшный... Но именно от него отчетливо тянуло холодком.
Я перевела дух и, натянуто улыбнувшись, подытожила.
- Итак, Лиам, у нас с тобой два пути. Первый - мы сидим здесь, ждем помощи Эллиса и попутно стараемся освоить окрестности. Например, мы можем перетащить сюда, в эту комнату, деревянный щит и одеяла, сделать из деревяшек костер для обогрева и освещения. Возможно, поискать логово Душителя - ведь где-то он здесь должен был обустроить угол для себя, верно? А там наверняка найдется и вода, и еда. Другой путь... - губы у меня снова пересохли. Нога болела уже сама по себе, даже без прикосновений. Что-то глухо пульсировало в ней, словно второе сердце. - Другой путь - попытаться выбраться отсюда самостоятельно. Учитывая мое... мое увечье, это будет не самый легкий путь. И, конечно, сперва мы оглядимся вокруг, поищем припасы, воду, свечи или что-то в этом духе. И какой-нибудь уголь, чтобы отмечать свой путь.
- Ну, зачем? - Лиам напряженно всматривался в широкое ответвление «пещеры». Не знаю, почему, но мне этот путь не нравился категорически.
- Уголь? Если мы захотим вернуться сюда, то всегда будем знать, как это сделать, - пожала я плечами как можно беспечнее. Меня почему-то начинало потряхивать.
«Святые небеса, только бы не лихорадка!»
- Ну... тогда пойдем, - тихо и неожиданно упрямо сказал Лиам. - Не могу тут быть. Если надо, я вас, леди, хоть волоком потащу, хоть бы подальше от этого клятого места.
Я рассмеялась, скрывая волнение:
- Надеюсь, тащить меня никуда не придется. Главное - найти какую-нибудь палку, чтоб я могла опереться... Да хотя бы доску отломить от этой бочки, - я похлопала ладонью по «сиденью». - Попробуем?
- Сделаем, а не попробуем, леди! - твердо, явно цитируя кого-то, ответил Лиам. Я невольно улыбнулась:
«Отец Александр, вы хорошо воспитали своих мальчишек...»
На то, чтобы выломать доску из бочки, ушло, пожалуй, не меньше часа. Если б кто-то до нас не разбил обручи, то вряд ли бы что-нибудь вообще вышло. Да и костыль из доски вышел скверный - слишком маленький. Однако это было лучше, чем совсем ничего. И так, где подпрыгивая на одной ноге, где повисая на Лиаме, я сделала попытку обследовать окрестности.
Чем дольше мы шли, тем яснее становилось, что эти «пещеры» - дело рук человеческих. То там, то здесь попадались следы настенной росписи; она была выполнена в странной технике - выдолбленные в камне бороздки, заполненные красновато-коричневой краской. Рисунки казались очень старыми. Кое-где они были почти совсем стерты или испорчены трещинами, кое-где - заросли грязью... Но один фрагмент накрепко засел в памяти - схематичный человечек, держащий руки на загривках двух тщательно прорисованных волков. А над ними - три луны.
Белая, серповидная и черная.
- Эй, леди... - прохрипел Лиам, и я спохватившись, перенесла вес с хрупкого мальчишечьего плеча на «костыль». - Ну, э-э... Вы что-то заприметили, да?
- Нет, - качнула я головой. - Ничего. Идем дальше.
Через некоторое время стало ясно, что мы заблудились, а логово Душителя так и не нашли. Мне понадобилась вся моя смелость, чтобы сказать об этом Лиаму, но он неожиданно улыбнулся:
- Ну и славно. Нипочем бы к нему не вернулся, бр-р... Даже и к дохлому. А на свет как-нибудь выберемся, да? Нас же Эллис ищет.
- Да, - выдохнула я. - Конечно, выберемся.
Лихорадочную дрожь уже с трудом удавалось сдерживать.
Мне было холодно.
Вскоре идти стало слишком тяжело. Я, пытаясь сохранять уверенный вид, предложила немного передохнуть. Лиам, кажется, заметил мое состояние, но смолчал. Он скинул с плеча какую-то тряпку и расстелил ее на камнях, затем помог мне сесть. Я пригляделась к подстилке с удивлением:
- Это ведь из нашей камеры, да, Лиам? Одеяло, верно? А когда ты его забрал?
- Когда вы к ковырялке своей привыкали и по коридору взад-вперед ходили, а потом в закуточке, это, юбки от пыли встряхивали, - буркнул Лиам, а я слегка покраснела - юбки были ни при чем. Святые небеса, я и не представляла, как много значат для человека обычные, повседневные удобства... Отдала бы сейчас, наверно, сто хайрейнов... нет, даже сто пятьдесят - за одну возможность поспать в кровати, искупаться в ванной и выпить чашку кофе. Хорошего кофе, сваренного Георгом... - Эй, леди, вы спите, что ли?
Я упрямо выпрямилась.
- Нет... Ты храбрый, Лиам. Тебе пришлось возвращаться за одеялом туда, где...
- Тс-с, - испуганно шикнул он. Глаза его блестели в тусклом свете фонаря, как у кошки. - Ну их, покойников... Не к ночи будь помянуты. И так мерещится всякое.
- Что? - с трудом переспросила я. Сознание уплывало, и колоссальные силы требовались хотя бы просто для того, чтоб не путать... не путать явь и бред.
- Ну, стуки. Шепоты, - совсем тихо ответил Лиам и подполз мне под бок. Я обняла мальчишку и прижала к себе - вдвоем и теплее, и спокойней. - Леди, а когда фонарь догорит - что будет?
Я зажмурилась.
- Будет темно, Лиам. Но ты ведь не боишься темноты, да?
Он не ответил.
В наступившей тишине мне отчетливо послышался стук... да, такой, как говорил Лиам... и... собачий лай?
Снова стук... тишина... крик?!
Свое имя, даже едва различимое из-за толщи камня, я бы распознала даже в лихорадке.
- ...Виржиния!
Я встрепенулась. В крови будто в одну секунду вскипела надежда - и растворила и страх, и боль, и жар, и, увы последние силы.
- Лиам, - тихо попросила я, чувствуя, как темнеет в глазах. В памяти всплыл один из рассказов Лайзо - о том, как шахту, где он вроде бы работал, завалило. Или то завалило его друга? Не могу вспомнить... - Нас ищут, слышишь? Они нас ищут. Стук, тишина, потом крики. Мое имя... и... Лиам, они нарочно молчат после условного стука, чтоб услышать, как мы зовем их!
И тут голос у меня сел совершенно.
От волнения, не иначе.
Все прочее осталось как в тумане.
Кажется, Лиам кричал, звал, пока сам не охрип - Эллиса, отца Александра, даже Святого Кира; кажется, кто-то кричал в ответ и звал нас. Меня накрыла страшная слабость, а потом фонарь погас - или это потемнело в моих глазах? Становилось то жарко, то холодно, страшно хотелось пить, а еще - мерещилось, что волки спрыгнули с рисунка на стене и кусают мою ногу.
А потом кто-то окликнул меня по имени. Голос был знаком, но я никак не могла вспомнить его обладателя.
Но я пыталась.
- Сэр... Крысолов?
Он поднялся, прижимая меня к груди. В глаза ударил свет лампы. Я зажмурилась.
- Нет. Не Крысолов. Но я найду тебя где угодно. Обещаю.
Я улыбнулась.
«Узнала».
- Очень хорошо, мистер Маноле... А у меня потерялась шляпка, - пожаловалась я. - Где-то там...
Лиам испуганно вскрикнул, и мир растворился в этом вскрике.
Меня поглотило беспамятство - и лихорадочный жар.
Следующие три дня прошли очень скверно.
Почти сутки я провела в лихорадке. Доктор Хэмптон сказал, что всему виной нервное потрясение, слабость после отравления хлороформом и сырость подземелий. Также он сообщил, что боль в ноге была вызвана не растяжением или ушибом, а самым настоящим переломом.
- Но ведь я ходила! - слабо возмутилась я, услышав вердикт доктора. - Как бы я могла наступить на ногу, будь она сломана, скажите на милость?
Хэмптон вздохнул и сокрушенно покачал головой.
- Вас подвел безымянный палец на правой ноге, леди. Такая маленькая-маленькая косточка, не самая хрупкая, надо сказать. Но, увы, обстоятельства сложились неблагоприятным образом, и от удара произошел перелом. Людей всегда подводят маленькие-маленькие детали и неблагоприятные обстоятельства. А потому - не откажите скромному вашему слуге в нижайшей просьбе: будьте осмотрительней. Не надейтесь на удачу и...
- Доктор Хэмптон, - начала я было, угрожающе выпрямляясь на подушках. Отек на ступне все еще не спал, от всякого неловкого движения боль простреливала по костям, кажется, до самого позвоночника. - Доктор Хэмптон, позвольте мне...
- Нет, позвольте мне, - упрямо перебил меня он и снова вздохнул, снимая с носа очки в тонкой серебряной оправе. - Имею честь доложить вам, леди Виржиния, что я заботился о трех поколениях вашей семьи - о леди Милдред, затем о молодом лорде Эверсане, а теперь и о вас. И, боюсь, мои нескромные мечты простираются на то, чтобы позаботиться и о четвертом поколении. Надеюсь, что небеса даруют мне достаточно долгий жизненный путь, а вам - осторожность и предусмотрительность, дабы не оборвать раньше времени свой. Катакомбы весьма вредны для здоровья. С вашего позволения, я откланяюсь.
Оглушенная этой тихой, но прочувствованной тирадой, я не сразу нашлась с ответом и лишь спустя несколько секунд откликнулась растерянно:
- Доктор Хэмптон... вы сердитесь?
Он посмотрел на меня пристально, неотрывно - светлыми почти до прозрачности глазами; пожалуй, такой взгляд мог бы и напугать, если б я не знала доктора так хорошо.
- С вашего позволения, я не сержусь, леди Виржиния. Я всего лишь волнуюсь за вас. К слову, я запретил все и всяческие посещения по меньшей мере до завтра - у вас будет время подумать, что рассказать о случившемся тем, кто непременно захочет задать вопросы. А сегодня рекомендую притвориться спящей. Доброго вечера, леди Виржиния.
- Спасибо, - тихо ответила я.
Мне действительно надо было многое обдумать. И пауза пришлась весьма кстати.
Во-первых и в-главных, дядя Рэйвен. Вряд ли бы он удовлетворился ложью, даже самой искусной - куда мне тягаться с таким мастером интриг! А ведь дядя будет задавать вопросы. О том, как я оказалась недалеко от станции Найтсгейт в такое время, например... И почему не предупредила о своих планах его, своего жениха и - до вчерашнего дня - опекуна.
Во-вторых, Лиам. Сейчас мальчик отдыхал после всего пережитого в одной из гостевых комнат. Но что с ним делать потом? Просто вернуть в приют? Сама мысль об этом была мне отвратительна. Чувствовалось в ней что-то... предательское? Подлое? Сердце подсказывало, что делать - один предельно честный и правильный вариант, но я боялась принять окончательное решение. Слишком рискованно - и для общества, и для самого Лиама, и для меня.
В-третьих, Эллис и расследование. В сердце огнем горела необходимость знать наверняка, что обезврежены оба Душителя - не только мужчина, с которым мы разделались в подземелье, но и его безумная жена.
Весь вечер я промучилась, пытаясь составить хоть сколько-нибудь логичный план действий. Однако любые попытки обвести вокруг пальца дядю Рэйвена казались заведомо обреченными на провал. Кроме того, решение, к которому я склонялась в отношении Лиама, требовало поддержки со стороны... А значит, у маркиза появлялись дополнительные рычаги воздействия на меня. И я была не настолько глупа, чтоб надеяться на его благородство и то, что он не воспользуется ими.
В надежде отвлечься от тягостных размышлений, я попросила Магду принести мне скопившуюся почту. Запоздалые поздравления сразу отправились в коробку с маловажными бумагами, а вот очередной отчет по аренде, подготовленный мистером Спенсером, изрядно поднял настроение. Мне подумалось - насколько же легче порою с цифрами, чем с людьми! И пусть говорят, что деловые бумаги - не женская забота... но сухие цифры не лгут, не поучают и не плетут интриги; они не подвержены общественному мнению и не боятся осуждения. Чтоб совладать с ними, нужно лишь внимание и усидчивость.
Жаль, что не все трудности в жизни можно преодолеть так же...
Не знаю, что меня усыпило, подробные финансовые отчеты или лекарство доктора Хэмптона, но задремала я непозволительно рано - в одиннадцатом часу. Наверно, поэтому и снилась всякая ерунда. Крысы, оборачивающиеся мальчишками-гипси; бледно-лиловые, похожие на шелковые ленты, змеи, обвивающие руки очень красивой женщины с пустыми глазницами; дядя Рэйвен, почему-то совсем юный - долговязый и нескладный мальчишка, удерживающий на плечах небесный свод над Бромли; и, наконец, странный человек в зеленой шляпе из храма святого Кира Эйвонского. Мы сидели на крыше; он курил трубку и снисходительно поглядывал на меня, а потом вдруг сказал:
- И что тут думать, деточка? Есть же народная мудрость: дают - бери, бьют - беги. От оплеухи, кою тебе судьба отвесила, ты убежать не успела, так хоть с даром не оплошай! - и подмигнул мне.
Я проснулась.
Решение было принято.
Вспомнив старую истину, что лучшая защита - это нападение, я отправила дяде Рэйвену приглашение. К встрече подготовилась тщательно: надела скромное блекло-зеленое домашнее платье, в котором выглядела хрупкой и болезненной; сделала себе трагические тени под глазами - еле заметные, но намекающие на скверное самочувствие; наконец, обложилась отчетами, делая вид, будто погребена под огромным валом работы - дева в беде, классический образ, столь нелюбимый мной в жизни, но иногда очень полезный.
...дядя задержался на четверть часа.
Это был очень, очень дурной знак.
- Виржиния, моя леди. Счастлив видеть вас.
Я с трудом удержалась от того, чтоб виновато вжать голову в плечи - так многозначительно это прозвучало - и бледно улыбнулась:
- Добрый день, дядя Рэйвен, - я встала, стараясь не опираться на больную ногу. Маркиз замер на пороге, облаченный сегодня во все черное и оттого кажущийся еще более подавляющим, высоким и мрачным, чем обычно. Видно, не мне одной пришла в голову мысль подкрепить свою позицию соответствующими декорациями. - Благодарю за то, что вы откликнулись на приглашение. Мне... мне нужно о многом поговорить с вами.
- Как и мне, - маркиз не тронулся с места. Выражение глаз за синими стеклышками очков было нечитаемым. - Полагаю, это ваше?
Только тут я заметила, что в руке он держит мою трость - ту самую, которой мне так не хватало в подземелье.
- О... Да, мое. Где вы ее обнаружили?
Стоять, выпрямив спину и сохраняя улыбку на лице, было все сложнее, Я старалась опираться на стол незаметно, но постепенно наваливалась на него.
- В техническом туннеле недалеко от станции Найтсгейт. - Маркиз наконец отмер и сделал шаг вперед, затем другой - очень медленно. В комнате будто стало темнее. - Там же была обнаружена пропитанная хлороформом тряпица. И скажите мне на милость, дорогая невеста, что я должен был подумать? К дежурным по станции подбегает возница, крича, что он якобы видел Душителя с очередной жертвой, и передает загадочное «послание для детектива Эллиса». А в полдень упомянутый детектив бесстрашно заявляется ко мне с сообщением, что вас, Виржиния, скорее всего, похитили или даже убили - и передает мне вот эту трость. Вы представляете, какого труда мне стоило не свернуть ему шею в ту же минуту?
Я опустила взгляд.
- Эллис тут ни при чем. Он не виноват.
Шаг, другой, третий, и трость с глухим, обреченным стуком легла на стол - как крышка на гроб. От неожиданности я прикусила губу.
- Вот именно, Виржиния, - без всякого выражения произнес дядя Рэйвен. - В этом случае виноваты были вы и только вы. Необдуманный риск всегда влечет за собой трагические последствия. И не только для вас, Виржиния, но и для тех, кто так или иначе связан с вами, - он так же неторопливо обогнул стол, направляясь ко мне. - Рискуя собой, вы несете ответственность за благополучие тех, кому вы дороги. За их жизни... и чувства, - дядя Рэйвен стоял уже вплотную ко мне, и никакими правилами этикета нельзя было это оправдать. - Если бы вы знали, что я пережил за эти два дня...
Я не выдержала и обернулась:
- Дядя Рэйвен, я действительно очень сожалею, что... - и потеряла равновесие. Пошатнулась, наступила на больную ногу, не смогла сдержать вскрик - но дядя Рэйвен успел поймать меня до того, как я упала.
Поймал - да так и прижал к себе, стиснув так, что едва можно было вздохнуть.
- Что вы там делали, Виржиния? - спросил он тихо. - Рано утром, одетая, как провинциальная вдовушка. Если кто-то вас шантажирует, принуждает к чему-либо...
- Нет! - испугалась я и поспешила опровергнуть догадку. - Клянусь, меня никто не вынуждал никуда ехать, я сама решила.
- Тогда почему?
Я не видела выражение его лица, но от одних мучительно-напряженных ноток в голосе у меня сжималось сердце. Дядин сюртук источал слабый запах бхаратских благовоний - пыльно-пряный, щекочущий. Щеку царапала грубоватая вышивка; черное на черном, практически неразличимый узор, разглядеть который можно лишь с расстояния вздоха - или кончиками пальцев.
Так же, как и истинные чувства маркиза.
- Я не могу сказать, дядя.
- Вы не собирались никуда ехать, когда я покидал особняк.
Он уже даже не спрашивал.
- Нет.
- Эта встреча была назначена на утро?
- Нет, - я запнулась, но все же ответила честно. - Не спрашивайте, прошу вас.
- Могла ли эта встреча нанести ущерб вашей чести и репутации?
- Дядя Рэйвен! - не выдержала я и оттолкнула его, буквально рухнув в кресло. Ногу прострелило резкой болью.
Маркиз глядел на меня сверху вниз, но в глазах его было столько мучительного понимания, словно это он стоял коленопреклоненный, а я прижигала протянутую руку раскаленной кочергой.
- Значит, могла, - криво улыбнулся он. - Виржиния, скажите мне откровенно - вы влюблены?
В первую секунду я даже не сумела полностью осознать смысл вопроса, а потом испытала огромное облегчение.
Лгать не придется. Можно сказать правду, и дяде эта правда понравится.
- Нет, клянусь вам. Если мной и овладела какая-либо страсть, то это... - я запнулась, соображая, как лучше выразиться. - ...пожалуй, наследие леди Милдред.
Незримая тень, омрачавшая взгляд дяди Рэйвена, растаяла, как снег под летним солнцем.
- Любопытство и авантюризм.
- Верно, - согласилась я и коснулась его руки, холодной, как лед. - Конечно, это был рискованный и неразумный поступок, нашептанный жаждой перемен, романтичностью, усталостью от официоза... Небеса знают чем! Пожалуй, среди белого дня я не отважилась бы - голос разума не молчит, но тогда, после случая со змеей и долгого, долгого дня на меня как помрачение нашло. Я осознавала, что поступаю неосторожно. И слава святой Роберте, что мне хватило предусмотрительности захватить с собою нож и револьвер, - холодея, произнесла я и поймала взгляд дяди Рэйвена, чувствуя необъяснимую вину. - И, боюсь, не жалею о том, что поступила именно так. Ведь если б я не попросила возницу проехать мимо станции, как поступала всякий раз в последнее время, то кто знает, сколько бы еще Душитель убивал безнаказанно? А тот мальчик... тот, что живет сейчас в этом доме, в гостевой комнате... Его могли бы и не успеть спасти.
- Ваша жизнь, Виржиния, важнее для меня, чем жизни десятка таких мальчишек, - сухо откликнулся дядя Рэйвен. Кажется, мой сбивчивый монолог не только развеял тревоги... но и парадоксальным образом рассердил его. - Вижу, вы всеми путями пытаетесь увести меня от главного - куда и зачем вы ездили той ночью. Возница рассказал, что кэб нанял высокий мужчина с иностранным акцентом, скрывавший свое лицо. Полагаю, что я как ваш жених, моя леди, имею все права знать о других мужчинах в вашей жизни.
Я вспыхнула.
- Дядя Рэйвен, ваши шутки уже перешли грань!
Маркиз снял очки и склонился надо мною. Его прямой взгляд было выдержать труднее, чем путь по туннелям на сломанной ноге.
- А я не шучу, драгоценная моя невеста. Вы действительно недооценили риски. Кое-что о вашем участии в финальной части расследования просочилось в прессу. Еще немного, и люди начали бы задавать вопросы. Те же, что и я - что вы делали в семь утра у станции метро, будучи одетой неподобающим для вашего положения образом? К счастью - к счастью для вас, Виржиния, - глаза у него стали как темный лед, - возница уже не сможет проболтаться кому-то из репортеров о загадочном мужчине, нанявшем кэб. Джордж О'Генри был уже далеко не молод и - вот беда! - у него стало плохо с сердцем прямо на допросе в Управлении спокойствия. Не правда ли, удачная случайность?
У меня по спине пробежали мурашки.
Дневной свет будто бы померк.
- Это ведь вы его убили.
- Устранять угрозу до того, как она станет очевидной - моя работа, Виржиния, - без улыбки ответил маркиз. - И, поверьте, я использую все возможности для того, чтобы вы жили в покое и безопасности. Даже если вы этого не желаете. И даже если вы станете испытывать ко мне отнюдь не теплые чувства.
- Но это... неправильно!
Маркиз молчал.
Слова «репутация» и «благополучие» незримо витали в воздухе.
Меня охватило странное беспокойство. Захотелось срочно что-то сделать - раздернуть шире портьеры на окне, переложить бумаги из стопки в стопку, переломить сургучную печать на письме от баронессы Оукленд, терпеливо дожидающемся своего часа в стопке для непрочитанной корреспонденции... Слова дяди Рэйвена должны были вызвать у меня злость или даже ярость - но почему-то лишь усиливали чувство вины.
Из-за моей беспечности погиб ни в чем неповинный человек - возница кэба, которому не посчастливилось откликнуться на просьбу Крысолова.
Из-за моей беспечности дяде Рэйвену пришлось запачкать руки в крови.
- Я понимаю, что вы по-своему правы, - наконец произнесла я. Губы слушались плохо, словно они замерзли. - Но не стоило заходить так далеко.
- Стоило, - коротко ответил он, и мне стало жутковато. - Что же касается репортеров, не извольте волноваться. Мистер ла Рон получил уникальное интервью от одного из следователей. И сегодня весь Бромли, прежде терявшийся в догадках, узнал, что вы всего лишь совершали запланированный визит в приют имени святого Кира Эйвонского дабы обсудить размер очередного пожертвования, когда увидели у станции громилу, волокущего к туннелю мальчишку. Мистер ла Рон оказался весьма понятливым человеком и построил свою статью на сравнении со схожим поступком леди Милдред. Если вы помните, когда-то она лично застрелила одного из грабителей, напавших на нее и других пассажиров «Аксонского Восточного Экспресса». Так что многие теперь считают вас героиней, леди... - маркиз замолчал ненадолго. В воздухе словно повисло зловещее «но», и продолжение, увы, не заставило себя долго ждать. - ...но вы не героиня, Виржиния. Вы взбалмошная, беспечная и слишком засидевшаяся на одном месте молодая женщина. Я считаю, что смена обстановки пойдет на пользу и вам, и вашей репутации, а также убережет от встреч с посторонними мужчинами, назначающими свидания у Часовой башни.
Тут я наконец рассердилась. Незримый лед, до того будто бы сковавший мои губы и язык, наполнил сердце.
- Вы выбрали неправильный тон, маркиз, - четко произнесла я и посмотрела ему в глаза фамильным Валтеровским взглядом. Дядю Рэйвена это, разумеется, не смутило - наоборот, развеселило.
- Прошу принять мои извинения, - опасно улыбнулся он. - А вместе с извинениями - приглашение посетить особняк в Серениссиме. Вы обязаны непременно осмотреть подарок, полученный на совершеннолетие. И вот возражения, увы, не принимаются.
- Увы для вас - вам придется их услышать. В моих планах на ближайший год нет никаких путешествий.
Дядя Рэйвен вновь надел очки и механически одернул рукава сюртука.
- О, какой холодный голос. Смею напомнить, что ваше упрямство, Виржиния, может дорого стоить одному детективу, имевшему наглость втравить вас в расследование.
Это был подлый удар.
К счастью, я слишком хорошо знала дядю Рэйвена, чтобы подготовиться заранее.
Говорят, что в дипломатии есть хитрая тактика - вынудить соперника к некрасивым шагам, в ответ пригрозить разрушительными последствиями и прежде, чем соперник осознает, что это блеф - предложить альтернативу, которая и была с самого начала целью переговоров.
Мой отец, Иден, любил дипломатию больше других наук; а я, перечитывая его пометки на полях классических сочинений, со временем поняла, что те же законы работают и в торговле, и в управлении, и в простых человеческих отношениях.
- Значит, шантаж? - констатировала я и задумчиво прикрыла глаза, молясь про себя, чтобы все прошло удачно. - Не думала, что вы опуститесь до подобного. Не зря отец говорил, что... - тут маркиз разом напрягся, и я, будто бы спохватившись, оборвала себя: - Впрочем, неважно. Если вы действительно попытаетесь шантажировать меня благополучием друзей, то мне придется расторгнуть помолвку. Я никогда не стану женою подлого человека; и, конечно, не буду иметь с ним никаких отношений. Дядя Рэйвен... нет, маркиз Рокпорт, - твердо исправилась я. - Мой отец когда-то доверился вам. Но он и помыслить тогда не мог, что однажды вы предадите его и то, во что он верил, во что издавна верили Эверсаны - Честь.
Я умолкла, и когда дядя Рэйвен заговорил, было видно, что слова даются ему с трудом.
- Вы еще слишком юны, Виржиния...
- У меня не было возможности оставаться юной, - прервала я его. - И довольно об этом. Будем искренны друг с другом - подобного расклада я желаю еще меньше, чем вы. Из всей семьи, из по-настоящему близких людей у меня остались только вы. И я не хочу вас терять, дядя. Если придется - я пойду на этот шаг...
- ...Виржиния...
- ...однако всей душой стремлюсь его избежать, - твердо закончила я. - Давайте договоримся так, дядя Рэйвен. Я поеду в Серениссиму. Но только вместе с вами - это раз. Вы не станете вновь расспрашивать меня о том, что за встреча была той ночью у Часовой башни и поверите моему слову, что ни честь, ни репутация, ни даже здоровье у меня не пострадали - это два. И вы поможете совершить все необходимые действия для усыновления Лиама О'Тула - это три.
Маркиз резко выдохнул. Глаза у него округлились.
Похоже, мне выпала редчайшая возможность - понаблюдать за удивленным главой Особой службы.
- Помочь вам совершить что?
- Действия, необходимые для усыновления Лиама О'Тула, - спокойно повторила я. - Этот мальчик сражался за меня так же, как я за него. Ему пришлось запачкать свои руки кровью убийцы, когда тот покусился на меня. Если бы не Лиам, кто знает, когда бы мы выбрались из туннелей? Без него я не сделала бы и шагу из логова Душителя, ведь у меня был перелом ноги. И это Лиам первым услышал спасателей, а затем откликнулся на зов и помог им отыскать нас... Если бы не он, кто знает, как все могло повернуться? И наименьшее, что я могу сделать - принять Лиама в свою семью... - «...если он того пожелает», вертелось у меня на языке, но этого я говорить не стала. Что-то подсказывало, что Лиам согласится. - Таковы мои условия. Вы согласны на них, дядя Рэйвен?
Он молчал долго - смотрел в сторону, не желая встречаться взглядом. Я ждала и слушала, как часы отсчитывают время. На улице постепенно светлело - это небо расчищалось, и солнечные лучи ласкали черные ветви яблонь за окном, словно утешая их: весна недалеко, потерпите еще немного...
- Да, Виржиния. Я принимаю ваши условия.
Я сдержала улыбку.
Конечно, мой отец не был человеком без недостатков. Но кое в чем он разбирался превосходно - в том числе и в дипломатии.
Когда дядя Рэйвен ушел, я срочно приказала Магде принести горячего шоколада - мучительно хотелось пить, причем что-то сладкое, горячее и успокаивающее. Все же разговор не прошел для меня бесследно - руки тряслись, а сердце стучало, как сумасшедшее. Но две чашки шоколада с корицей и мускатным орехом и нежнейшие слоеные пирожные от миссис Хат сделали свое дело. Я даже нашла в себе силы исполнить перед ужином еще один обязательный пункт из планов на ближайшие дни - и вызвала для беседы Лайзо.
Он, в отличие от дяди Рэйвена, явился без опозданий и едва ли не светясь от радости.
- Леди, вы уже здоровы... - Лайзо сделал шаг, другой, будто собирался пройти через весь кабинет и обнять меня, но потом, видно, вспомнил о своем статусе - и почтительно остановился. Впрочем, улыбка с его губ никуда не делась. - Ох, ведь правду говорят - кто рискует, тех небо любит.
- Если б я пользовалась расположением небес, то счастливо избежала бы перелома, - пошутила я и указала Лайзо на кресло напротив. - Мистер Маноле, я почти ничего не помню о том, как нас нашли и вывели из туннелей... Однако Магда прояснила по моей просьбе кое-какие подробности. Ведь это вы рассказали о том, как спасают людей, потерявшихся в шахтах? И вы привели собак-ищеек?
Он отвел взгляд и ответил, как мне показалось, нарочно коверкая слова на простонародный манер:
- Рассказал - отчего ж не рассказать, коли знаю? Большой заслуги в том нет - вона, вас и гуси искали, и слуги из дому, и Эллис с маркизом под землей носились, как бешеной лисой покусанные...
- Тем не менее, способ, оказавшийся спасительным, предложили именно вы, - невольно улыбнулась я. Лайзо, похоже, был несколько смущен столь явно поощряющим тоном. Неужели я зарекомендовала себя настолько строгой хозяйкой, что простое проявление теплоты воспринималось теперь так остро? - И именно вы в конечном итоге отыскали меня и вынесли на поверхность.
- Ну, маркиз ваш, как меня увидел, вас и отобрал враз... - Лайзо увидел, как у меня поднялась бровь, и поперхнулся. - То есть я сказать хочу - рад, что, нашел вас, леди, а еще больше рад, что вы живы-здоровы. Нога вот подживет - совсем хорошо будет. Но я-то все сделал не потому, что героем хотел прослыть... а потому, что у меня сердце за вас болело, - просто и искренне сказал он. Я зарделась, сама не понимая, отчего, и поспешила перейти к главному:
- Я знаю это, мистер Маноле. И, поверьте, очень ценю то, что вы сделали... - слова звучали слишком официально, а потому неуместно, и я поправилась: - Словом, спасибо. Я действительно очень благодарна вам за все, - я замолчала ненадолго, а потом придвинула ближе заранее приготовленную шкатулку и продолжила: - Я расскажу вам одну короткую историю, и, может, тогда вы поймете... Когда-то давно семье Валтер служил человек по имени Грэм Хантер. Он был егерем и жил поблизости от нашего замка. Однажды, когда леди Сибилл, моя прапрабабка, каталась на лошади вдоль леса, на нее напала стая волков. Лошадь испугалась и сбросила седока, и быть бы беде, если б не Грэм Хантер. Он отогнал волков и спас леди Сибилл, но сам был тяжело ранен. Граф Валтер в память о его поступке заказал серебряные часы и приказал выгравировать на них надпись - «Долг не будет забыт». К сожалению, Грэм Хантер так и не смог оправиться от ран; он погиб той же зимою. А часы остались в нашей семье как напоминание. Они до вчерашнего дня хранились в старом кабинете Фредерика, моего деда, здесь, в особняке Валтеров. И сейчас я вручаю их вам... Вы второй раз спасаете мою жизнь, мистер Маноле. В первый раз - заслонив от пули собою; теперь - спустившись за мною под землю, - я немного поколебалась, но все же продолжила. - Откровенно говоря, в первые месяцы нашего знакомства я была о вас невысокого мнения. Но позже вы сказали, что каждый человек может ошибиться и главное не то, каким он был, а каким он стал. Не хочу думать о том, кем был авантюрист по имени Лайзо Маноле. Но тот Лайзо Маноле, которого я вижу сейчас - человек, заслуживающий уважения и благодарности.
Я открыла шкатулку и подвинула ее к Лайзо. Конечно, серебряные часы в ней не отличались изяществом, но это была... реликвия. И я надеялась, что Лайзо все поймет и оценит правильно.
Он понял.
- Видно, придется мне нынче от вашего маркиза по углам прятаться, - усмехнулся Лайзо. Но глаза у него были серьезными - зеленые, как малахит, как тинистый пруд, как бутылочное стеклышко на просвет в пасмурную погоду; никакой лукавости, как в зелени альбийских холмов, под которыми живет колдовской народ ши, или коварства зеленой полынной настойки. - Но пусть-ка он у меня эти часы забрать попробует - вместе с шеей рубить придется, верно.
У меня вырвался смешок.
- Часы, мистер Маноле, не носят на шее.
Лайзо напоказ поскреб в затылке, изображая деревенскую непосредственность.
- А это была, как ее... Метафора!
Тут мы рассмеялись уже вдвоем. Потом Лайзо еще раз поблагодарил меня, уже без шуток, и спрятал часы во внутренний карман. А я обратила внимание на вышивку по краю рукавов - в стиле гипси, выполненную контрастными нитками. Она изображала стилизованные волчьи силуэты, и внезапно мне вспомнилось кое-что из скитаний по подземельям.
- Мистер Маноле, - после недолгих колебаний окликнула я гипси. - Вы ведь разбираетесь в сказках, верно?
- Ну, что-то вроде того, - подтвердил он и сощурился: - А вы чего знать хотите, леди?
- М-м... Простое любопытство, не подумайте чего... Но что может означать изображение человека, держащего руки на загривках у двух рычащих волков? О, еще вспомнила - над волками черный и белый кружки, а над человеком - месяц.
Лайзо, напряженно слушавший мой вопрос, с облегчением вздохнул и разулыбался:
- Ну, это просто, леди. Волк под черной луной - дурные желания. Волк под белой - хорошие. А человек, как ни крути, любым своим желаниям хозяин - за шкирки их держит. И чем сильней воля, тем прочней держит. Ну, а если вырвутся волки из человечьей хватки... Как есть сгрызут.
- Даже доброе желание? - удивилась я.
Лайзо отчего-то отвел взгляд.
- Иногда добрые желания дурными путями идут, леди. Поверьте...
- Хорошо, - кивнула я. - Благодарю за ответ... и ступайте.
Уже собираясь уходить, Лайзо обернулся на пороге - и неуверенно спросил:
- Леди, я вот еще узнать хотел... Вы тогда насчет шляпки всерьез просили? А то я ее нашел, почистил да дырку от пули заштопал. Так возьмете?
- Конечно, возьму, - ответила я совершенно серьезно. - И повешу на стену. Как трофей. А рядом можно повесить в рамке нож мистера Зелински - тоже памятный предмет. У деда была своя коллекция - чем я хуже?
После этого разговора силы у меня иссякли.
Я проспала весь вечер, ночь и утро, проснувшись уже далеко за полдень, но уже полностью здоровой - за исключением ноги. Впрочем, привыкнуть к костылю было делом недолгим. Сложнее оказалось вновь войти в колею повседневных забот - кофейня, письма, визиты знакомых... «Старое гнездо» вообще пришлось закрыть до конца недели - Мэдди ни с того ни с сего приболела, да и миссис Хат после всех переживаний чувствовала себя не лучшим образом. После статьи ла Рона о моем «героическом» поступке поток корреспонденции увеличился в несколько раз, и это тоже сказывалось и на настроении, и на самочувствии...

Ролдугина Софья.7:Кофе со льдомМесто, где живут истории. Откройте их для себя