Котёночек, а я ведь только начал...

Сжигая его изнутри

Агрест не понимал самого себя, своего познания, своих стереотипов, давно забытых во мраке этого особняка.

Он знал, что уз­нать на­вер­ня­ка уже не­воз­можно. Как бы мы не ста­рались, мы не в си­лах из­ме­нить прош­лое, од­на­ко у не­го мы мо­жем на­учить­ся ис­прав­лять свои ошиб­ки.

Необузданная тяга притаилась далеко в равномерно бьющемся сердце, словно сторожило уравновешенный, прекрасный и спокойный сон. На губах расплылась давно забытая и насмешливая ухмылка, глаза засветились непрекращаемой скукотой и серостью, а идеальное туловище еле ощущаемо подтянулось.

Усталость захватила его, вероятно, после всех этих утомляющих дел, которые он обязан выполнять до возвращения отца. Он был счастлив, что наконец смог обрести долгожданный покой. Но в данный момент его беспокоило совершенно другое, отвратительные мысли заполняли голову, словно на зло его персоне, заставляло стискивать зубы и рвано выдыхать в свободное пространство. Непроходимо и обескураженно.

Блондин стоял возле расписания, игриво взъерошивая лохматые волосы прямо возле стоящей рядом девушки, дабы обратить на себя хоть капельку заветного внимания. Вот она, желанная цель, упитанный кусочек сладостной конфеты, который так и искушал опустошить на месте.

И он получил. Всего лишь каких-то жалких десять секунд поменяло все его сегодняшние планы на этот день, получая взамен кокетливую, но такую фальшивую улыбку омеги, в данный момент преданно прижавшейся к нему.

Красивая, фигуристая и с нежной кожей. Подстать его интересам и вкусам, но...

Агрест поморщил нос. От неё воняло. Ужасно и омерзительно, словно все запахи поимевших её альф смешались воедино, создавая отвратительную симфонию разных ароматов.

Надоело.

Тогда ему просто надоело.

Надоела вся эта легкомысленная опустошённость и несерьёзность.

Надоели запахи разных омег, которых уже давным-давно трахнули недалёкие молодые альфы, угодившим забрать своё первее всех.

Надоела вся эта предсказуемость.

Надоели животные инстинкты и этот раздражающий драйв.

Но он жил этим. Живёт и по сей день.

И это не давало успокоиться. Он чувствовал вину, но перед кем? Он знал ответ, но и сам не знал, почему не хочет признавать столь правдивого факта.

Агрест обожал провоцировать людей, познавать их слабости, а позже использовать данное оружие против них самих. Он считал это увлекательным занятием. Наблюдать за их раздосадованными взглядами и напряжённым устам, ликовать в душе и безумно улыбаться, когда он оказывался вездесущим победителем.

И тогда, проходя мимо Куртцберга, своего бывшего лучшего друга, он был одержим этим безумием. Его хитрая способность узнавать всё больше и больше никогда не приносила ничего хорошего.

И не стоило ни капельки удивляться, когда одному самоуверенному парню вдруг стало очень плохо.

- До чего же глупо, - не отрывая насмешливых светло-зелёных глаз с предмета своего раздражения и беспристрастной мести, Адриан еле подавил рвущийся наружу грубый смешок.

- Заткнись, ублюдок, - зарычал Куртцберг, невзначай схватив гадко ухмыляющегося блондина за края воротника, чтобы их взоры столкнулись в сильной схватке. Ненависть с неутолимым желанием уничтожить. Прекрасная сочетаемость. - Ещё одно слово, и я убью тебя.

- Какой ты смешной, - парень мило улыбнулся, невинно виснув, а после вдруг толкнул противника в грудь, на что тот зашипел от неимоверно разрастаемой боли и отшатнулся на шаг от большой физической силы. - Думаешь меня запугать? Да ты мне и в подмётки не годишься, трусливый гадёныш.

Его пронзила ярость, но усмешливая, немного зловещая ухмылка портила всё впечатление, в то время как адреналин буквально бурлил в жилах, приготовившись взорваться от предвкушения.

- Я же вижу, как ты смотришь на ту малышку, Куртцберг, мой зоркий глаз невозможно обмануть, - будто задумавшись, Адриан приложил указательный палец к подбородку, звякнув дорогостоящими браслетами на кистях, и ехидно продолжил: - Маринетт, кажется, насколько я помню? Что, попался на её сладкую дырочку и смущённое поведение?

Агрест был похож на сумасшедшего. Казалось, его крепкий настрой никак не уймёшь, или, может, это утверждение? Окрепли, словно доспехи; недостижимая до этого момента самоуверенность, полностью обволакивающая в той идее, которая внезапно пришла ему в голову.

Он не откажется.

- Даже если и так, то что? Это совершенно тебя никаким боком не касается, - словно пёс, готовый разгрызть глотку дворовой шавке, рыкнул рыжий.

Адриан сделает это, ведь таковой будет плата за его запоминающийся поступок, лишивший достоинство любимого Агрестом человека. Задетая гордость была сравнима лишь с обыкновенной игрушкой, которую он готов отдать просто так, но эти воспоминания...

Её слёзы до сих пор припечатались по его болезненно сжимающимся сердце.

Таковой будет его наказание, а также месть Агреста, охватывавшего его всего.

- Интересно, что ты сделаешь, когда я скажу, что хочу сделать её своей?

Насколько же он был высокомерен.

Знал бы, на что сорвался.

Он не противился тем сладким ощущением, когда вдруг начал заглядываться на нетронутый никем плод. Он думал, что её можно сравнить с ангелом. Наблюдал издалека, когда она невзначай проходила мимо него в наполненных коридорах, а он находился в компании разных девушек. Эта синеволосая девчушка чиста, робка и мила со всеми. Эта дурость убивала его, он удивлялся её невинностью всё больше и больше.

Он не противостоял. Поддался, ведь хотел узнать её всю.

И на что пошёл?

Он завороженно играл с огнём, даже не обжигаясь. Он сам состоял из пламени, не потухающего даже в проливной дождь, он горел без перерыва, особенно в компании этой стеснительной омежки.

А что сейчас? Сейчас она у него, в его власти, без всякого остатка находится в крепких руках, хранящаяся, словно бриллиант. Нет... совсем не так. Она дороже бриллианта.

Он помнил их первую встречу.

А также её глаза.

- Прости, пожалуйста! - испугавшись, пискнула девушка и принялась старательно поднимать листы бумаги, которые ей отдал учитель. Адриан со скучающим видом впился взором в пол, где только что опустилась Дюпэн, и с потерявшимся интересом принялся смотреть на её макушку, дальше переходя на плечи и вниз. Бледные руки без особых синяков или ушибов, женские и аккуратные.

Не вынимая рук из карманов джинс, он пытался понять, чем привлекло Куртцберга в этой абсурдной омеге. Ни вкуса, ни роскоши, даже красотой не похвастаться. Ошибка? Он никогда не ошибается.

- Будь осторожной в следующий раз, - безразлично пробасил блондин, с маленьким превосходством усмехнувшись. Как он и думал, самая обычная, скучная, простодушная мы...

- Прости, - подняв голову, Дюпэн неловко улыбнулась и боязливо прижала листовки к груди. Парень поражённо стоял на месте, увлечённо вглядываясь в детское лицо девушки. Самое первое, что он заметил - большие глаза, очень большие. Голубые, словно небо, но такие красивые. Макияжа на ней не присутствовало, разве что немного блеска на пухлых губах, которые очень сильно отсвечивались, но это ничуть не портило картину.

- Да ничего, - ослепительно улыбнувшись, блондин медленно провёл ладонью по волосам, мысленно наступая. - Давай помогу, тебе, наверное, тяжело.

- Ой, нет, не стоит, но огромное спасибо за заботу! - отрицательно покачав головой, девушка уже хотела уйти, но парень только неосознанно нахмурился и схватил её за локоть, останавливая.

Забота?! Что за наивная идиотка? В этот момент Агресту захотелось как следует проучить эту омегу за подобные слова. Настолько глупых и непонимающих девушек он никогда не встречал, они всегда понимали намёки с первого раза, даже если и не понимали, никогда не отказывались.

- Я настаиваю, - достаточно грубо произнёс блондин, не отпуская локоть сжавшейся от страха омеги, и увидел розоватый оттенок на бледноватых щёчках.

- Ничего мне не нужно! Пожалуйста, отпусти, я опаздываю! - тихо пропищала девушка, и альфа от неожиданности ослабил хватку, чем и воспользовалась Дюпэн, дёрнув рукой и ощутив свободу, а после бесследно сбежала по лестнице.

Так он простоял более двух минут, переваривая то, что произошло совсем недавно, и задумавшись. Смешок вырвался с идеальных губ, а после второй, третий...

- Забавно, - рассмеялся Агрест, поблескивая горящими странным огоньком глазами. - А она умеет показывать коготки.

Жалко, что скоро эти коготки придётся отрезать, когда она окутается в пучину незабываемой страсти. Он знал, это произойдёт. Не сегодня, так завтра.

- Я не сдамся, Котёнок, - усмехнулся парень, отворачиваясь и равномерными шагами направляясь в свою аудиторию.

Ка­кая же это не­сус­ветная чушь...

Он сорвался на то, чего не стоило трогать. Он пропал. Угодил в собственную ловушку.

Надвигалась буря.

***

- Здравствуйте, мне нужны подавители запаха, - вежливо обратилась к аптекарше красная от быстрого бега Мари, ожидая своего заказа.

- У Вас скоро течка? - улыбнувшись, спросила женщина и, не задумываясь, отдала омеге требованные препараты.

Дюпэн активно покраснела, на что аптекарша только заливисто хихикнула.

- Просто мой альфа - животное, - смущённо пробормотала синеволосая и, расплатившись, ушла прямиком по направлению домой.

- Молодость, - искренне засмеявшись, мечтательно проговорила женщина ей вслед.

Тем временем девушка быстрыми шагами шла по дороге, безрассудно напевая весёлую песенку себе под нос. На дворе стоял вечер, а омега только сейчас поняла, что с прошлой течки прошло около трёх месяцев, а это значит, что следующая должна быть не за горами. Поэтому и решила предусмотрительно закупиться подавителями, чтобы не страдать от возбуждающих ощущений, как тогда.

Агресту придуманную идею она сказать не решилась, уже зная, что он её никак не одобрит. Пусть лучше думает, что до пробуждения её животных инстинктов осталось ещё очень много. С такими самодовольными мыслями девушка завернула за угол, проходя мимо длинного переулка.

Внезапно на её рту образовалась чья-то ладонь, тем самым закрывая все ходы на спасение и какое-либо отступление, и голубые глаза до краёв наполнились вселенским ужасом.

- Далеко собралась? - он шипит, по­доб­но змее, об­ви­вающей тря­сущи­еся от стра­ха ру­ки, и опаляет горячим дыханием шею девушки.

Не­мой крик зас­тыл в гор­ле, не смея выр­вать­ся на­ружу. Рух­нул за­навес, яв­ляя лишь од­ну прос­тую ис­ти­ну, об­ра­щая её в тре­вож­ную пи­чуж­ку, бь­ющей­ся о клет­ку ско­ван­но­го стра­хом соз­на­ния.

Темнота сковала её, она упала в объятья крепких рук, полностью отключаясь от этого непроизвольного мира.