"HoyDen GranGer" |драмиона|

Во плоти.

In carne. (лат)

- Привет. Я Драко Малфой, - протянул бледную руку вперед.

- Гермиона Грейнджер, староста класса. Приятно познакомиться.

- И мне приятно, - шатенка мягко улыбнулась, и блондин вернул ей улыбку. Они все еще держали руки друг друга, когда Драко посмотрел куда-то за спину девочки. Улыбка исчезла с его лица, будто ее не было.

- Было. Приятно. Пока я не узнал о твоем лживом языке. Как ты могла?

- Что? О чем ты говоришь?

- Ты знала о болезни дедушки
и молчала. Знала и молчала! Это ты виновата в его смерти.

- Нет ... Я не знала. Я была маленькой девочкой. Я ничего не знала.

- Ты знала! Это ты убила его! Убийца! - слова Драко эхом разносились по всему классу,
а Гермиона замерла, не зная как утихомирить быстрое сердцебиение от ужаса произнесенных слов. Сидящие одноклассники стали выкрикивать обвинения вслед за Малфоем, на лице которого было такое презрение. И казалось, будто тот улыбчивый вначале мальчик был видением.

Не готовая к подобному девочка едва сдерживала слезы и пыталась оправдаться, но ее горло выдавало тихие хрипы и несвязные бормотания. Она, словно загнанная в клетку птичка, которую обвиняли в том, что она не могла выйти на волю. И она не могла. Всхлипы сдавливали горло, не имея возможность что-либо произнести шатенка чувствовала отчаяние. Она была не в силах даже оправдать себя в том, чего не совершала. Слабая, маленькая, глупая девочка. Тем временем, обвинения продолжались и лились огнем, заливая сердце болью. Она боролась, шептала "Я не знала" как какую-то мантру, будто эти три слова все объясняли, а потом...

- Я не знала! - она проснулась.

- Наконец вы очнулись, мисс Грейнджер.

Оказывается рядом с ней у ее кровати стояли две служанки, видимо, пытавшиеся разбудить ее. Она не знала их имен; может знала, но забыла, по крайней мере, сейчас она не знала, как обратиться к ним. Она все еще помнила и ощущала ужасы своего сна на себе. Это было настолько реалистично, что она каждую секунду думала о том, что сейчас это продолжится вновь. Ложные обвинения, которые ей навязывались начали приниматься за ценную монету.