Ученица. Предать, чтобы обрести себя

Пролог

Я стою на заброшенном красном железнодорожном вагоне, который примостился возле амбара. Воет ветер, волосы хлещут по лицу, холодок подбирается сквозь расстёгнутый ворот рубашки. Облака стремительно несутся над горой, и кажется, что это дыхание пика. Внизу лежит мирная, уютная долина. А ферма наша танцует медленно раскачиваются тяжёлые ели, полынь и чертополох трепещут склоняясь под каждым порывом ветра. За мной тянутся покатые холмы, подбираясь к основанию горы. А вверху я вижу тёмные очертания Принцессы Индейцев.

Холм сплошь порос дикой полбой. Если ели и полынь - солисты, то полба - кордебалет. Каждый стебелёк вторит движениям, миллион балерин склоняются одна за другой, под сильным ветром, который треплет их золотистые головки. Порыв длится лишь мгновение, и в эту минуту я могу увидеть ветер.

Я поварачиваюсь к нашему дому на склоне холма и вижу какое-то движение. Высокие тени упрямо борются с порывами ветра. Мои братья проснулись и проверяют погоду на дворе. Я представляю, как мама хозяйничает у плиты, переворачивая оладьи с отрубями. Отец согнулся у задней двери - он зашнуровывает ботинки со стальными носами и натягивает на мозолистые руки тяжёлые краги. Внизу на дороге появляется школьный автобус - и проезжает мимо, не останавливаясь.

Мне всего семь, но я понимаю, что именно это делает нашу семью особенной : мы не ходим в школу.
Отец беспокоился, что правительство заставит нас учиться, но оно не может этого сделать, потому что не знает о нас. У моих родителей семеро детей, и у четверых нет свидетельства о рождении. У нас нет медицинских карточек, потому что мы родились дома и никогда не видели ни врача, ни медсестры ( Кроме моей сестры Одри : в детстве она сломала руку и ногу, и ей пришлось наложить гипс.). У нас нет школьных дневников, потому что мы никогда не были в школе. Когда мне исполнится девять, я получу "отсроченное свидетельство о рождении", но сейчас для штата Айдахо и федерального правительства меня не существует.
Конечно, я существовала! Я росла, готовясь к Дням отвращения, наблюдая, как темнеет солнце и поднимается Луна, словно налитая кровью. Летом я собирала персики, а зимой перебирала наши припасы. Когда мир людей погибнет, моя семья этого даже не заметит - мы будем жить дальше, словно ничего не случилось.
Я училась по ритмам горы. Их изменения никогда не были фундаментальными, всего лишь циклическим. То же самое солнце каждое утро поднималось, проходило свой путь над долиной и скрывалось за пиком. Выпавший зимой снег каждую весну таял. Сама наша жизнь была циклом - циклом дня, циклом времён года- кругом вечных изменений, которые, завершаясь, лишь подтверждали, что ничего не изменилось. Я верила, что моя семья - часть этого бессмертного круга, что мы в определённом смысле вечны. Но вечной была только гора.

...

Мне всего семь, но я понимаю,
что именно это делает нашу семью особенной : мы не ходим в школу.

О

тец часто рассказывал нам о горе. Она была огромной и древней - настоящий собор. В горном массиве были и другие вершины, выше и красивее, но Олений пик был самым изысканным. Его основание тянулась на целую милю. Тёмные гора словно выросла из земли и превращалась в безукоризненный шпиль. Издалека она напоминала женскую фигуру : ноги - это огромные расщелены, волосы - сосновый лес, покрывший северный хребет. Женщина-гора была очень сильной - она решительно выставила ногу вперёд : скорее выпал, чем шаг.
Отец называл её Принцессой Индейцев. Она появлялась каждый год, когда начинал таять снег. Лицо её было обращено на юг. Принцесса смотрела, как буйволы возвращаются в долину. Отец говорил, что по её появлению индейцы-кочевники понимали, что пришла весна : снег на горе наченал таять, зима кончалась, можно было возвращаться домой.

Отец говорил только о горе и нашей долине, о нашем крохотном кусочек Айдахо. Он никогда не рассказывал мне, что делать, если я покину гору, пересек океаны и континенты и окажутся в чужой стране, где на горизонте не будет Принцессы. Он никогда не говорил мне, как понять, что настало время возвращаться домой.