Пересечение параллелей

-1-

Гермиона Грейнджер была его личным наваждением. Гордая, заносчивая, неправильная до мозга костей волшебница. Смотревшая на него, как на таракана. Улыбавшаяся всем, кроме него. Говорившая со всеми, кроме него. Временами для нее существовали все, кроме него.

Они с Гарри никогда не ладили. Вечное соперничество с первого курса.

— То, что твой отец — директор Хогвартса, не значит, что тебе все позволено, Снейп, — шипела она ему в коридорах, классах, в Большом Зале, на квиддичном поле.

Она постоянно одаривала его презрительным взглядом, никогда не оставляла без внимания его присутствие в общей гостиной.

А он молча смотрел на нее, внимательно рассматривал каждую черточку её лица, стараясь запомнить, унести в своей памяти, чтобы воспроизвести этот молочно-призрачный образ перед сном в своей голове. Он чувствовал себя гребаным извращенцем, совершая привычный ритуал перед сном.

И вот сейчас, сидя в Большом Зале за столом своего факультета, он ловил её взгляды. И если бы с помощью одного только взгляда можно было убить, он бы тысячу раз уже был мертв.

— Грейнджер сейчас в тебе дырку прожжет, — подметил сидящий рядом Забини. — Никак не успокоится, что ты обошел её по результатам тестов.

Гарри пожал плечами, в душе надеясь, что внимание Гермионы обусловлено далеко не результатами тестов. Девушка бросила на него последний взгляд, полный презрения, и отвернулась, что-то быстро отвечая младшей Уизли. Гарри видел, как двигались ее губы, сбивчиво произнося слова, как она комкала салфетку в левой руке, сжимала правой вилку. Он был почти уверен, что она представляла, как воткнет ее ему в глаз.

Под потолком закружились совы, изредка перекрикиваясь между собой. Гарри всегда казалось, что они таким образом обмениваются последними новостями. Он заметил, что одна из сов резко спикировала вниз, к столу Когтеврана, опустив на обеденный стол газету прямо перед Гермионой. Девушка распустила ленту на ноге птицы, махнула рукой в воздухе, будто бы отгоняя надоедливую мошкару, и сова взмахнула крыльями. Гермиона развернула газету, быстро пробежалась глазами по заголовкам. Гарри готов был поклясться, что в ее глазах промелькнуло нечто похожее на торжество.

Тугой рулон типографской бумаги упал и перед ним, и ему пришлось перевести свое внимание на последние новости магического мира.

«Очередное нападение банды «борцов» на детский магический приют вызвало бурю недовольств в Министерстве. Общественность требует усиления охраны», — прочитал Гарри вслух.

— Что-то эти борцы совсем разошлись, — прокомментировал Блейз, заглядывая в газету через плечо друга. — Беспредел какой-то творят.

Гарри согласно кивнул и бросил взгляд на отца, сидевшего за преподавательским столом между Минервой Макгонагалл, его заместительницей и первой помощницей, и Горацием Слизнортом, преподавателем Зельеварения и деканом факультета Слизерин. Северус, нахмурив густые брови, тоже читал свежую газету.

— Интересно, министр что-нибудь собирается делать с этим? — спросил Теодор Нотт, сидевший недалеко от Гарри. — А, Снейп? Или твой дед только чужие деньги в свой кошелек умеет складывать?

Гарри сжал кулаки под столом. Боль от впившихся в ладони ногтей немного отрезвила его, сделала мысли яснее.

— Хочу напомнить тебе, Нотт, что твой папочка тоже занимает министерскую должность. Не буду спрашивать, скольких людей он успел обмануть за все эти годы, это же не вежливо. Поэтому хочу и тебе напомнить о правилах приличия и советую заткнуться.

Теодор сжал челюсть, на его лице задвигались желваки. Но он ничего не сказал. Решил, что мудрее будет смолчать. Молчание в данной ситуации было самым верным решением. Ученики, находившиеся в Большом зале, перешептывались между собой. Кто-то украдкой бросал взгляды на стол Слизерина, кто-то кивал в сторону когтевранцев. Грейнджер стойко игнорировала все слухи и сплетни, связанные с ее якобы причастностью к группе «борцов», на все вопросы отвечала сложным лицом и оттопыренным средним пальцем.

Гарри поднял глаза от газетной статьи авторства Риты Скиттер. Эту дамочку он, к своему собственному сожалению, знал лично и считал, что имеет полное право называть ее мерзкой писакой. После того, как она в своем интервью с «внуком самого Министра Магии» намекнула на то, что его отец ему вовсе не отец, Гарри решил игнорировать всех журналистов, совавших нос в их семейные дела, и не читать газет вовсе. Но связь с внешним миром поддерживать нужно было. И тогда Северус сказал ему, что прессу — любую, что бульварную, что проверенную — нужно читать, используя критический взгляд на вещи. Никогда нельзя воспринимать все, что написано на бумаге, как данное. Даже учебники, говорил Северус. Написать можно все, что угодно. Но вот правдиво ли это можно выяснить только с помощью собственного опыта и наблюдательности.

И Гарри навсегда усвоил: на мир нужно смотреть не через призму розовых очков, а через толстый слой дерьма.

И вот сейчас он смотрел на Гермиону Грейнджер, читавшую статью на первой странице, под тем самым заголовком, кричавшем о неправомерности действий «борцов».

— Если их поймают, то дадут пожизненное, если вообще казнь не назначат, — глубокомысленно изрек Блейз, уставившись в свой бокал с тыквенным соком, будто бы силясь найти в плававшей там мякоти тыквины смысл бытия.

— Общественность будет в гневе, — пожал плечами сидевший напротив них и молчавший до этого Невилл.

— Почему это? — Теодор будто бы уже позабыл о недавней перепалке и снова присоединился к разговору.

— Их считают героями.

— Они сжигают приюты, — Теодор скривился. — Они убивают больных, стариков и детей. Если это и есть пресловутый героизм, то я разочаровался в этом мире окончательно. Сейчас они для них герои, а что потом? Потом они перестанут быть для них таковыми. А когда это произойдет? Тогда, когда эти «борцы, — он сделал свободной рукой кавычки в воздухе, — доберутся до их семей. Вот и все. На этом и закончится всенародная любовь, которой сейчас живет эта революция.

— Революция нужна кому? Правильно, народу. Пока народ активно поддерживает революционеров, революция живет. Позволь только огню общественной активности угаснуть, угаснет и революционное пламя.

— А не довольна происходящим только элита магического мира, большую часть которого составляют полукровки и магглорожденные, которых как будто бы все устраивает, — сказал Гарри.

— Ты, твой отец и твой дед — полукровки, а твоя мать... — Грегори не успел закончить фразу, как ему по лицу прилетело газетой.

— Закрой свой рот, — Блейз свернул бумагу в более тугой рулон. — Или я ударю сильнее.
Гойл поднял обе руки в знак примирения.

— Я прекрасно знаю, кто мои родители. Но если ты забыл, какой пост занимает мой дед, то я тебе напомню, — Гарри, кажется, совершенно не обиделся, говорил спокойно, не собираясь кидаться ломать носы и выбивать зубы. — Мы тоже часть элиты, несмотря на наше происхождение. Я сейчас говорю о тех, кто считает себя притесненным. Кто якобы скрывается в тени, потому что боится собственного происхождения. Кто вынужден «якшаться», — Гарри сделал пальцами кавычки в воздухе, — с отбросами общества.

— Но мы в этом не виноваты, — Теодор развел руками.

— В этом-то все и дело, Тео, — Невилл чуть повернул к нему голову. — Во всех бедах, конечно же, винят нас. Где-то родился сквиб? Виноваты мы. В семье магглов родился — о боже мой! — не чистокровный? Виноваты мы.

— Не утрируй, Долгопупс, — Блейз скривился. Невилл снова пожал плечами.

— Они считают, что это мы виноваты в том, что они полукровки, грязнокровки или сквибы.

— И поэтому они жгут приюты? Убивают людей? Просто потому что типа хотят отомстить нам? — Теодор вскинул брови. — Это же бессмысленно. Не обоснованно.

— Ты это им скажи, ладно? — Забини сделал глоток из своей стакана. — При встрече. Прям вот выскажи им все, что только думаешь. Можешь еще и от нас привет передать. Напомни, что у Гаррика батя в директорах, а дед — сам Министр, чтоб его. Еще передай, что нас в этой задрипанной школе не херне какой-нибудь учат, а магии! И что мы вообще-то не пальцем деланные.

Нотт скривился. Гарри захохотал.

— А вот с этого момента, Блейз, пожалуйста, поподробней. Ты даже не представляешь, как сильно я хочу узнать, чем ты там у нас деланный, если не пальцем, — Невилл прыснул, Гойл подавился яичницей и тоже захохотал.

— Да иди ты, — беззлобно отозвался Забини и в несколько больших глотков допил сок. — Я тебе потом могу еще и на практике показать, чтоб наверняка.

Громче всех смеялся Теодор. Его не успокоил даже удар газетой по макушке. Невилл держал в руках рулон, косясь на смотрящих на них учеников.

— Заткнись уже, идиот. Всю школу соберешь, — подошедшая Дафна попыталась закрыть своей маленькой ладошкой ему рот. Но ничего не вышло.

— Чтоб сова над тобой пролетела, и ты ее дерьмом поперхнулся, мудила, — Блейз поднялся из-за стола. — Звиняйте, дорогие мои, у меня пара у старухи МакКошки. Если увидите Винсента, передайте ему, что он мудак.

Гарри махнул ему на прощание рукой, посмотрел на стол преподавателей, где его отец с самым хмурым видом перешептывался о чем-то с Горацием. Рядом с не менее хмурым видом сидела Макгонагалл, не отрывавшая своего взгляда от тарелки, на которой лежал нетронутый завтрак.

Разговор на политическую тему быстро перетек в обсуждение последней игры между Пушками Педдл и Холихедскими гарпиями.

Как же сильно Гарри не любил рыжих. Он ненавидел всю семью Уизли. Джинни и Рона за то, что постоянно крутились рядом с Гермионой, уменьшая угол обзора. Фреда и Джорджа за то, что умели рассмешить девушку так, как никогда не сумеет он. Перси — за то, что тот изо всех сил лизал задницу его деду, стараясь выслужиться. Чарли Уизли — за то, что никогда не видел его и не мог оценить способностей этого парня. Билла — за то, что тот был безмерно крут со своим шрамом на лице, весь такой полный брутальности преподаватель Ухода за магическими животными. Он не раз слышал, как девчонки с его факультета шептались о том, «какое классное у него тело». А еще он ненавидел Артура и Молли Уизли. Их — особенно сильно, за то, что после третьего ребенка не потрудились изучить контрацепционную магию и наплодили кучу рыжих детишек, которые у него уже в печенках сидят.

До невозможности рыжая Джинни что-то на пальцах объясняла Гермионе. Вдруг она повернула голову и посмотрела Гарри прямо в глаза. Оставила на его лице след от своего нечитаемого взгляда, который тут же захотелось расчесать до крови, выжечь его раскаленной кочергой, запустить в себя самого Аваду через зеркало. Лишь бы только не чувствовать этот влажный, противный, не стирающийся след на себе. Уберитеуберитеуберите. Девушка нахмурилась, снова повернулась к Гермионе, что-то быстро сказала. Грейнджер кивнула, даже не потрудившись повернуться к нему, посмотреть на него. Сделать, мать ее, хоть что-то, чтобы он не чувствовал себя лишним даже на таком, блять, расстоянии. Уизли вскочила из-за стола, чуть не перевернув скамейку, словила несколько недовольных взглядов от однокурсников, ответила средним пальцем, развернулась на каблуках и почти выбежала из Большого зала.

Гарри видел, как Грейнджер глубоко вдохнула, прикрыла на несколько секунд глаза, сглотнула. Она о чем-то думала. О чем-то нехорошем, о чем-то, что заставляло ее грызть себя, ворочать в сердце плохие воспоминания, поднимая на поверхность дерьмо, которому суждено было остаться на дне душевной канализации.

Наверное, было бы гораздо проще, если бы он не пялился на нее постоянно, если бы она не занимала почти все его мысли, если бы она не была в каждом его блядском сне. Возможно. Но не точно.

Гермиона открыла глаза, встретившись с ним взглядом. И, наверное, впервые за всю их совместную учебу она не скривилась, не поморщилась, не произнесла (хотя бы одними губами) какую-нибудь гадость о его семье или о нем самом. Она просто смотрела. Не сквозь него, не мимо него. А на него.

Громкий и гулкий звон колокола, отражаясь от стен замка, разнесся по залу. Дафна случайно пихнула его в бок локтем, доставая свою сумку из-под скамейки, что-то произнесла. Гарри пришлось разорвать зрительный контакт, больше похожий на наваждение, чтобы переспросить, ответить, тоже встать из-за стола. Но когда он снова посмотрел на стол Когтеврана, ее уже не было.

Испарилась, исчезла, растворилась. Вот бы так она ушла из его жизни. Тихо, незаметно и навсегда.

— Ты идешь? — голос Дафны.

— Д-да, — Гарри встал из-за стола, задев рукавом вилку и уронив ее на пол. Он изо всех сил старался скрыть дрожь в руках, пальцы не слушались, пока он пытался схватить сумку.

— Что с тобой? — от всевидящего ока Гринграсс не скрылось его странное, почти рассеянное состояние, не свойственное для него от слова совсем.

— Ничего. Что у нас сейчас?

— Защита, — Дафна нахмурила свои тонкие брови.

— Пойдем скорее. Малфой просто обожает снимать очки за опоздания.

Быстрый бег по коридору почти позволил ему собрать мысли воедино, и сердце вроде бы как начало быстро биться из-за физической нагрузки. Но врать он мог кому угодно — друзьям, семье, Грейнджер. Но не себе, черт возьми. Можно было хоть до посинения повторять, что ему плевать, что его не волнует. Но ему было до этого дело, его это волновало. Каждое утро и каждый вечер. Во время завтрака, обеда и ужина. На занятиях, в библиотеке и на тренировках.

И ему как будто бы это нравилось.

Уроки Люциуса Малфоя Гарри любил. Не за то, что ему материал ЗоТИ давался в разы легче, чем остальным. А за то, что на них можно было расслабиться, выплеснуть в учебных дуэлях всю накопившуюся агрессию. А проводить дуэли в целях практического усвоения материала Люциус любил. На первых двух курсах он сам с удовольствием швырял в них простенькие заклинания. А с третьего курса стал ставить в пары учеников с разных факультетов.

«Противостояние — лучшее условие, при котором можно показать все свои возможности. В разумных пределах, конечно», — любил повторять он.

И Гарри с самого начала усвоил это как свой девиз по жизни. Он умудрялся видеть соперничество и рвение к победе во всем. Он, как говорил Блейз, жопу рвал ради того, чтобы обойти ту же Грейнджер по всем пунктам. Лучший игрок в команде, лучший ученик Слизерина, лучший ученик Хогвартса, лучший сын, лучший внук, лучший друг.

Вот только чем старше он становился, тем меньше видел в этом смысл. Отец учил его просчитывать результаты каждого поступка наперед. И Гарри не видел абсолютного будущего у своих «побед». В сборную страны по квиддичу он пробоваться точно не собирался. Становиться ученым или горбатиться в Министерстве на своего деда — тоже.

Вот так люди и теряют смысл жизни, думал он. Просто перестают видеть будущие результаты своих трудов. Кто-то пишет книги, чтобы донести свои правильные мысли до остальных. Кто-то совершает невероятные открытия в науке, чтобы оставить свое наследие потомкам. Кто-то борется со злом и висит на доске почета «Лучший мракоборец», чтобы сделать мир белее и чище, что в принципе невозможно.

А он своего призвания не видел от слова совсем.

Наверное, в его будущем за туманной пеленой и было нечто такое, чем ему предстояло заниматься до конца своей жизни. Но это было точно не то, к чему лежала его душа.

Отец предлагал посвятить себя учительству. Заменить его на посту директора, пройдя сначала, конечно, несколько лет обычной преподавательской практики. Дед говорил, что можно получить должность Министра Магии, помучив себя с десяток лет на месте канцелярской крысы, начав с самого низшего уровня.

Гарри на это только кивал, как бы говоря «да, конечно, я рассмотрю ваши предложения, но не обещаю, что соглашусь». А когда он подходил с вопросом о своем будущем к матери, та только улыбалась и говорила, что все будет так, как решит дед или отец.

Он никогда не видел в своей матери человека. Бесцветная кукла, умеющая улыбаться своей безжизненной, но красивой улыбкой, показывая белоснежные зубы. Рыжие волосы всегда идеально уложены, на лице ни единой морщинки. Даже когда она улыбалась, на щеках и под глазами кожа не собиралась маленькими складочками. От этого ее эмоции казались еще более искусственными.

О Мерлин, как же он ненавидел рыжих.

Он редко следовал общему семейному правилу — ужинать всем вместе: сидеть за одним столом, поглощать одну и ту же пищу, говорить на отстраненные темы, молчать всем вместе. Большую часть года он проводил в Хогвартсе вместе с отцом. И даже знать не хотел, чем занималась все это время мать. Сидела ли она безвылазно все это время в особняке, прожигала ли деньги с подругами в бутиках. Он не знал, были ли у нее подруги вообще. На приемах она почти ни с кем не общалась, ходила от одного гостя к другому, вежливо улыбалась, а под конец вечера, ссылаясь на сильную головную боль и усталость, уходила в свою спальню.

Они с отцом даже спали в разных комнатах. В разных концах дома. И за столом сидели напротив друг друга, и между ними было несколько метров деревянного пространства, покрытого скатертью.

Его семья казалась ему безжизненной.

Отец говорил, что им это удобно. Мать что-то бормотала о любви. Гарри же видел лишь отстраненность.

И самым отвратительным примером всепоглощающего счастья для него были Уизли, которых он имел возможность видеть на вокзале, на министерских приемах. Они были слишком счастливыми. Слишком любящими.

И Уизли просто светились, блять, этой любовью. Сестра и куча братьев, готовых за нее порвать любого на британский флаг. И Гермиона была частью этой семьи. Часть этой любви.

Гарри ненавидел рыжих.

— Я надеялся, что кто-нибудь из вас опоздает на мое занятие и станет сегодня нашим подопытным, — Люциус обвел цепким взглядом присутствующих в классе учеников. — Но раз уж все добрались в целости и сохранности, то попробуем найти добровольца.

Гарри, на его счастье, влетел в кабинет до того, как дверь захлопнулась при одном лишь взмахе палочки Люциуса Малфоя. После этого никто уже не мог зайти в кабинет. Он поспешил занять свое место, замечая, как ученики инстинктивно сползают по стульям, изо всех сил стараясь спрятаться под партой, слиться с окружающей средой, исчезнуть навсегда, лишь бы не чувствовать внимательного, цепкого взгляда преподавателя, возвыщающегося за кафедрой.

Его длинные платиновые волосы, по которым, как ни странно, вздыхали не только девчонки, были собраны в низкий хвост. Он носил такую прическу постоянно. С распущенными волосами его можно было застать, если только поздно вечером постучаться в дверь его спальни.

— Кто-нибудь желает выйти к нам сюда и продемонстрировать свои способности? Ввергнуть нас в праведный ужас от своего могущества? Никто? — его брови взлетели вверх.

— Какая жалость. Значит, понадеемся на случайность.

Он вытянул руку с палочкой вперед, указывая на Рона Уизли.

— Мистер Уизли, не желаете ли вы сегодня подсобить нам в отработке блокирующих заклинаний?

— Уверен, что нет, — ответил Рон, быстро помотав головой.

Люциус изобразил притворное огорчение на лице.

Иногда он напоминал Гарри его тетку Беллу, у которой после смерти её мужа шарики окончательно заехали за ролики. Она бродила по дому, словно кентервильское приведение, безумно улыбалась во все свои оставшиеся зубы, размахивала руками и с кем-то громко разговаривала. Иногда останавливалась перед портретами и начинала беседу с ними. Нарисованные люди давно перестали её бояться и даже отвечали ей. Мать замечала, что ей недолго осталось. Замечала она это каждый год. А Беллатриса словно смеялась над ней и всеми её прогнозами. И жила в свое безумное удовольствие в пустом крыле их особняка.

— Может быть, тогда мисс Гринграсс желает оказать помощь своим однокурсникам?

Дафна покачала своей хорошенькой головкой, скосила глаза на Симуса Финнигана, который подперев щеку кулаком, мирно посапывал на последней парте. Люциус улыбнулся. Гарри лишь успел подумать о том, как много нехорошего предвещала эта улыбка.

— Мистер Финниган!

Громкий голос разнесся по всему классу. Ученики синхронно вздрогнули. Симус подскочил, свалился со стула и заозирался, силясь понять, что происходит и где он находится.

— Прошу к барьеру, — профессор Малфой оскалился. Новая жертва — это всегда интересно. — А мистер Гойл нам поможет.

Грегори, что-то недовольно и чуть слышно бормоча под нос, поднялся из-за парты и протопал к кафедре, крепко сжимая палочку в руках, словно ее вот-вот могли у него отнять. Лицо его выражало вселенскую скорбь, будто бы он не к доске выходил, а шел на казнь к дементорам.

Симус поднялся с пола, с надеждой глядя на однокурсников. Но никто и с места не сдвинулся, чтобы заменить его собой. Всем хотелось жить.

Гарри подпер кулаком щеку, как Финниган несколькими минутами ранее, и уставился на доску, ограждая себя от всего происходящего.

Почему «борцы» убивали беззащитных? Они жгли приюты, кидали Авады налево и направо, как малые дети раскидывают игрушки, так же и они разбрасывали смертельные зеленые лучи. Но что ими движет? Ясное дело — некая идеология. Но какие принципы позволяют бороться за мнимое равенство, убивая таких же людей, как ты сам? Эти вопросы мучили его давно. Гарри не переставал перебирать в голове возможные ответы, но никакого рационального объяснения найти не мог. Если только слепая ненависть ко всему живому. Это было единственным ответом на все вопросы. Ненависть ко всему, что их окружает.

Ненависть — это плохо. Особенно ненависть к себе подобным. Какой-то локальный расизм. Кровавый расизм, как это называл Блейз. Пока все стремились к равенству и процветанию, они убивали людей просто так. Забавы ради.

Гарри просто не мог уложить в своей голове, что такое возможно. Блейз называл его неисправимым пацифистом и дураком.

«Войны никогда не закончатся. Ни в нашем мире, ни в мире магглов. Мы все — идиоты, которые думают, что могут подчинить мир своим правилам. Каждый борется за что-то свое, но никто — за что-то целое».

И Гарри был с ним в чем-то согласен.

— Мистер Снейп, вы с нами?

Он услышал голос Люциуса совсем рядом с собой. Тот стоял около его парты и внимательно смотрел на своего ученика.

— Да, профессор, я с вами.

— Хорошо. Тогда прошу вас к барьеру. Продемонстрируйте все, на что вы способны.

Только сейчас Снейп заметил Симуса Финнигана, который шел к своему месту с видом побитой собаки. Гойл уже сидел за своей партой и способен был ослепить своей улыбкой победителя.

Да, хоть Грегори и был несколько туповат в теории, он был способным учеником в плане практики. Иногда, когда у него было плохое настроение, даже Гарри побаивался вставать с ним в пару в дуэли. Не ровен час еще швырнет Авадой, и поминай как звали.

Снейп поднялся со своего места, глубоко вздохнул, подумал о том, как круто было бы сейчас сидеть в общей гостиной, болтать с кем-нибудь из ребят, пусть даже с Грейнджер, пить чай и не думать ни о чем.

— Мистер Уизли, вы все же очень нужны нам, — Люциус передвигался по классу тихо и быстро. Он незаметно для других учеников оказался у парты предпоследнегоУизли. — Мы без вас не справимся.

Гарри только мысленно позлорадствовал. Хоть где-то он может законно отделать Уизли. А то даже в каком-нибудь темном коридоре ему морду не набить — его отец директор школы, это только испортит его репутацию. Вот в чем минус иметь звездную семейку — нужно быть действительно образцовым сыном, чтобы не запятнать честь и достоинство своей фамилии.

Рыжий шел к доске с лицом великого мученика. А Гарри с каждым его шагом только сильнее сжимал палочку, грозясь сломать ее пополам.

— Вы готовы, мистер Снейп? — Люциус повернулся к нему. Гарри кивнул. — А вы, мистер Уизли? — Рон изобразил нечто отдаленно напоминающее кивок. — Отлично, начинаем.

Первое же заклинание, полетевшее в Гарри, он отбил на раз. Его не запугать или удивить обычным Петрификусом. Дед иногда любил испытывать на нем Империо или Круцию. Забавы ради. Миссионер хренов.

В ответ Снейп швырнул Арестомоментум, с удовольствием наблюдая, как Уизли замедляется. Словно герой маггловского фильма. Как медленно на его лице проявляется удивление, как секунда за секундой тянутся его движения.

— Инкарцеро.

Веревки опутали Рона, крепко связав его. Он повалился на пол. Гарри даже показалось, что он услышал хруст ломающегося носа.

— Браво, мистер Уизли! — Люциус демонстративно похлопал в ладоши. — Сегодня вы превзошли самого себя. Продержались на две минуты дольше, чем в прошлый раз.

По классу прокатился смешок. Гарри хмыкнул и посмотрел на преподавателя. Тот кивнул, разрешая ученику вернуться на свое место. Снейп в несколько больших шагов достиг своей третьей парты, словил веселый взгляд Дафны и подумал, что, может быть, все не так уж и плохо.

Малфой взмахом своей палочки отменил действия всех заклинаний Гарри, освободив тем самым Уизли.

— Минус тридцать очков с Гриффиндора, мистер Финниган и мистер Уизли. Думаю, ваш факультет будет очень признателен вам.

Рон скривился, но ничего не сказал, видимо, боясь, что за «дерзкий ответ» снимут еще баллы.

Звон колокола раздался неожиданно. Гарри даже сам не заметил, как расслабленно выдохнул. Следующими были Зелья — там он встретится с Блейзом. И увидит Грейнджер.

— Он каждый раз ставит тебе в пару каких-то слабаков, — сказала Дафна, когда они вышли из кабинета ЗоТи. — Хоть бы раз дал тебе стоящего противника.

— Уж не на себя ли ты намекаешь? — Гарри скосил на нее взгляд. — Я девочек не бью.
Гринграсс фыркнула.

— Уверена, при все при этом в Грейнджер ты бы с удовольствием пошвырял Петрификусы.

Гарри пожал плечами, не зная, что можно на это ответить. В Гермиону хотелось швырять не Петрификусы, а Авады и Круцио. И смотреть, как она корчится от боли, как умирает раз за разом. Снова и снова.

— Я думал, старуха нас никогда не выпустит, — из-за угла вывернул Блейз, тут же присоединившись к ним. — Мы теорию сдавали, и она просто всех завалить решила. Помимо основных вопросов, решила еще и дополнительные задавать.

Забини не забывал во время разговора еще и возмущенно размахивать руками.

— Как будто нам больше всех надо!

— Ну, как бы да, — заметила Дафна. — Это же нам экзамены сдавать, а не ей.

— Попробовала бы сама их сдать, — пробурчал Блейз. — А у вас что было?

— Опять практика, — ответил Гарри.

— Ага, Грегори завалил Финнигана, а Гарри отделал Уизли, — Дафна шла, помахивая своей сумкой в такт шагу.

— И почему я не удивлен?

Конечно, ничего удивительного, друг, тут нет, подумал Гарри. Я же лучший. Лучший во всем, черт возьми. Соответствую ожидания отца и деда. И радую иногда своими успехами мать. Например, в те дни, когда она делает вид, будто ей не все равно. Наверное, стоит написать ей письмо. Рассказать о том, что тут происходит. Передать новости об отце, а то он сам ей никогда не напишет.

А писал ли он ей письма хоть раз? Рассказывал ли он ей про то, что происходит тут?

Ладно, перестань обманывать себя и пытаться скрыть правду от себя. Задай себе вопрос, которого так сильно боишься.

Любит ли отец маму?

Да, вот так. Будь честен, блять, хотя бы с самим собой. Потому что если не будешь ты, то никто не будет.

Гарри резко остановился, глубоко вдыхая. Холодный воздух подземелий, где располагался класс Зельеварения, коснулся глотки, лег на легкие.

— Гарри? — Дафна стояла в нескольких метрах от него, смотрела на него, нахмурив свои брови. Кожа на ее лбу собралась складочками. — Ты идешь?

Нет. Не иду. Никуда не иду. Никогда. Потому что незачем.

Мир рушился на глазах, рассыпаясь пылью. Как будто кто-то перетряхнул все старые гобелены Хогвартса разом. И столп пыли, оседающий на слизистой глаза.

— Что-то случилось? — и голос, слышимый словно сквозь толщу воды.

Да, Даф, случилось. Эта жизнь случилась. Случились его родители, дед, Хогвартс, «борцы» и Грейнджер. Грейнджер, которая, блять, почти везде.

— Встань еще посреди коридора, Снейп, — вспомнишь лучик... — Тебе же ведь места мало.

Он почувствовал сильный толчок в плечо, прежде чем понял, что произошло. Голос, который был способен пробить его голову насквозь, добраться до основания мозга, расчесать его сердце, разворотить весь внутренний мир, пробираясь к самой душе.

Грейнджер не посмотрела на него, не обернулась. Прошла мимо, заставив Дафну и Блейза резко отскочить в сторону.

— Не обращай внимания, — сказал Забини, когда Гермиона завернула за угол. — Она сегодня на всех кидается. Даже на Трансфигурации словила от МакКошки за «хамство».

— Ей лишь бы достать кого-нибудь, — Дафна сморщила нос.

О, если бы она просто его доставала. Просто грубила, просто обзывала, а не сидела прочно в мозгу. Было бы куда проще, Даф, ты даже не представляешь.

Иногда Гарри пытался вспомнить, в какой именно момент Гермиона основательно и бесповоротно засела в его голове. Он надеялся отыскать эту точку невозврата, с которой и началось его бесконечное падение. А куда, он и сам не знал. Но даже если бы он ее нашел, эту точку, то что-то поменялось бы? Он, конечно, взял бы маховик времени, отмотал все назад, к моменту начала. И что дальше?

Ничего.

Потому что факт времени не изменить, факт события не устранить. Можно только поменять субъект и объект местами в процессе. Объект действия и объект воздействия. Но кем они являлись, было не ясно.

В класс они зашли самыми последними.

Горация Слизнорта в пределах помещения не наблюдалось, ученики были заняты своими делами: кто-то просматривал конспекты, кто-то со скучающим видом листал учебник, некоторые кидались друг в друга несложными заклинаниями.

Взгляд Гарри упал на Грейнджер, сидевшую за последней партой. Она смотрела в окно, подперев голову рукой. Снейп проследил за очередным упавшим желтым листом, пока он не скрылся за нижней границей оконной рамы.

Гермиона Грейнджер была его личным наваждением. Только его.

— Ты не говорил на счет этого с отцом? — спросил его за ужином Блейз.

— О чем?

— О том, что происходит. О «борцах», например, — Забини развел руками.

— Нет, не говорил. Не было времени.

— Но ты же ведь поговоришь? — вклинилась в разговор Дафна.

— Зачем? Что нам обсуждать? — Гарри начинал раздражаться.

— Он по любому что-то знает.

Снейп вздохнул.

— Ладно, я... я зайду к нему вечером, — он бросил взгляд на отца, сидящего за столом и внимательно слушающего Минерву. — Поспрашиваю.

Блейз облегченно выдохнул, перестал сжимать в ладони вилку. Обстановка за столом как-то разом поменялась: с разных сторон послышались разговоры, смех, словесные перепалки.

Гарри не мог оторвать взгляда от стола Когтеврана, где Грейнджер, закрыв лицо своими волосами, не видавшими расчески со вчерашнего вечера, слушала Уизли. Снова эта рыжая крутилась вокруг нее. Как и утром, как и в обед, как после каждого гребаного урока.

После Зелий он хотел подойти к ней, даже не представляя, что скажет, о чем будет спрашивать. Он следил за ней взглядом. Она убирала учебники в сумку, сметала со стола в ладонь поломанные за лекцию перья, вжикнула молния на ее сумке. И последний ученик покинул класс. Блейз, остановившись в дверях, бросил на него непонимающий взгляд, нахмурился, а, когда Гарри махнул ему рукой, мол иди, догоню, пожал плечами и вышел, прикрыв за собой дверь.

Гермиона обернулась, посмотрела на него и ничего не сказала. И Гарри испытал чувство дежавю, словно он снова сидел на завтраке, и они с Грейнджер смотрели друг на друга. Прямо друг на друга, черт возьми. Когда такое было? Чтобы они просто смотрели друг другу в глаза, ни разу не обменявшись оскорблениями или подколками.

Она молчала, и он не проронил ни звука. Она снова смотрела не мимо него, не сквозь него. А прямо на него. Как будто что-то увидела в нем, чего не видела никогда раньше. И сейчас смотрела, прожигала своим взглядом, но не так, как обычно, как будто хотела испепелить всего разом. Нет. Она смотрела так, словно изучала и запоминала. Так смотрят на новых знакомых, на интересных или просто необычных людей.

В своей голове Гарри лихорадочно перебирал все возможные варианты тем для разговора. Погода, спорт, гребаный квиддич, Зелья, недавний зачет по Травологии, на котором он снова отличился. Все не то. Ничто не подходило для их почти первогонормального разговора.

Дверь открылась, пропуская в кабинет тусклый свет факелов из коридора. Первой, конечно же, показалась пылающая праведным огнем голова Джинни Уизли.

Кажется, в тот момент Гарри возненавидел ее еще сильнее. Хотя это казалось почти невозможным. Всепоглощающая ненависть просто не может стать еще сильнее.

Уизли посмотрела сначала на Гермиону, все еще стоящую к ней спиной, затем перевела взгляд на Гарри, скривилась, будто бы ей на тарелке преподнесли разрезанного флоббер-червя. Он видел, что она хотела ему что-то сказать, что-то, что зрело в ее маленькой головке очень давно, но что она не решалась озвучить, памятуя о его непростом положении в этой школе. Она открыла рот, набрав в грудь побольше воздуха, но почти сразу же его закрыла, передумав что-либо говорить. Джинни снова посмотрела на Гермиону, которая, заметив, что внимание Гарри обращено на кого-то другого, тут же обернулась.

— Ты идешь? — видимо, это было совсем не то, что Джинни хотела сказать, потому что она тут же громко клацнула зубами от досады. Ей мешало присутствие Снейпа.

— Да, иду, — отозвалась Гермиона. Она бросила на Гарри взгляд через плечо. Этот взгляд он знал очень хорошо. Хорошо знакомый с самого первого курса взгляд аля-не-путайся-под-ногами. Видит Мерлин, он ждал, что она что-нибудь ему скажет. Хоть что-нибудь. Оскорбление, насмешку, пусть даже пошлет его к черту. Лишь бы только не молчала.

Он остался один в оглушающей тишине кабинета Зельеварения, которая накрыла его сразу же, как только закрылась за девушками дверь. Гарри выдохнул через нос, расслабляясь, чувствуя, как спадает напряжение со спины, как разжимаются кулаки, как успокаивается бешено бьющееся в груди сердце. И кровь в мозгу перестает стучать в пределах висков.

Как будто бы вся Вселенная разом перестала давить на его плечи. Будто бы с плеч атланта сняли непосильную ношу, которую он много лет был вынужден держать.

Лямка сумки больно оттягивала плечо. Сколько раз он зарекался носить учебники на все расписание сразу. Но каждый раз мотаться в подземелья, чтобы поменять книги, было лень. И приходилось терпеть тяжесть знаний на своих плечах. Это, конечно, было не тяжелее ноши атланта. По сравнению со всей вселенной книги были пушинкой.

— Я уж думал, что Грейнджер тебя убила, а Уизли помогла ей спрятать твой хладный труп, — Блейз стоял, прислонившись спиной к стене, скрестив руки на груди. Он ждал Гарри за двумя поворотами коридора от кабинета, зайдя в небольшую нишу, чтобы скрыться от любопытных глаз. — Они прошли тут. Уизли орала как резаная. Думал, еще немного и швырнет в Грейнджер Аваду.

— Чего она орала? — Гарри поправил сползшую с плеча сумку, одернул мантию, ткань которой неудобно собралась на спине.

— Что-то про чистокровных снобов и про их миссию, — Блейз пожал плечами. — Я особо не вслушивался.

— Миссию? — Гарри удивленно посмотрел на друга.

— Ага. Говорила, что Грейнджер нужно сосредоточиться на их задании, миссии, которая превыше всего, — Забини скривился, Гарри почти отзеркалил его мимику, ощутив, как пафос и трагизм последней фразы хрустит на зубых речным песком.

— Бред.

— Вот и я о том же. Ладно, пошли, Нумерология сама себя не посетит.

Профессор Вектор, как и многие преподаватели, опоздавших не любила, опоздания не поощряла и любила давать контрольные срезы, сваливая их на головы бедных учеников неожиданно и с садистским удовольствием. А ее фанатичная любовь к своему предмету могла вогнать в праведный ужас. Септима Вектор возвышалась за кафедрой, с болезненным торжеством в глазах взирала на учеников и могла часами вещать о значимости цифр, о великом открытии нумеролога Бриджит Венлок, совершенно не замечая естественного хода времени. Она была одной из тех, кто болел своей наукой.

Гарри и Блейз почувствовали неладное, как только вошли в класс. На доске зачарованный мел выписывал кренделя, складывавшиеся в слова. Забини прищурился и задумчиво прочитал с доски:

— Влияние Числа Пути на систему отсчета, методы естественного сложения, Пифагор как основоположник теории чисел... Что за хрень?

— Это, дорогой мой, не хрень, — профессор Вектор возникла за его спиной неожиданно, заставив вздрогнуть, ее длинная тень упала на них, закрыв от дневного света, проникавшего сквозь распахнутые окна. — Это темы для ваших исследований. Нововведение в учебной системе, которое я поддержала с большим удовольствием.

— Чего? — Гарри переводил взгляд с доски на профессора и обратно. Двадцать тем уже красовались на доске, написанные волшебным мелом, а сколько еще должно было появиться — неизвестно. И все они были одна круче другой. Математико-магическая теория относительности, наука Пифагора, маггловская математика как основа для магических исследований. Он и до этого не особо любил Нумерологию, но сейчас этот предмет хотелось ненавидеть еще сильнее.

— Директор Снейп предложил ввести в Хогвартсе некое подобие маггловских основ исследований, чтобы приспособить вас к будущему взаимодействию с магглами и их науками, — Септима широко улыбнулась, быстрым шагом поднялась на кафедру, перехватила мел и сама дописала последнюю тему. — Я, как и многие учителя, поддержала его. Ведь проводить исследования по Нумерологии так интересно!

Гарри сильно захотелось хлопнуть себя по лбу. Этого еще не хватало. Мало у него забот, так отец еще подкинул. Он даже смог ощутить «благодарные» взгляды других учеников на себе.

— А позвольте узнать, кто эту идею не поддержал? — спросил Забини. Гарри мысленно поаплодировал ему. Нужно же знать учителей, которых стоит благодарить.

— Профессор Макгонагалл, например, — профессор Вектор чуть сморщила нос. — Она посчитала, что школа должна сохранять консервативные методы обучения. Профессор Малфой, он так вообще против маггловских методов.

Гарри был уверен, что если бы не звон колокола, оповестивший всех о начале урока, она бы много еще чего рассказала, высказала бы свое недовольство современной системой образования, поохала бы на счет законсервированного в своих старых устоях общества. Может быть, так бы и урок прошел. Да и вся жизнь.

— Думаю, что вам будет сложно по одиночке работать над своими проектами, — сказала она, широко взмахнув руками, когда все ученики расселись по своим местам. — Поэтому мы поступим так: каждый из вас напишет на листке свое имя и тему, которую он хотел бы выбрать. А я разделю вас на группы по интересам.

— Её энтузиазм пугает, — прошептал Блейз. — Того и гляди начнет швырять Авады в тех, кто откажется работать.

— Думаешь, такие самоубийцы найдутся? — так же шепотом ответил ему Гарри. Забини усмехнулся.

— Ну, кто ж их знает, — сказал Блейз.

По воздуху летали листы пергамента, на которых ученикам предстояло написать выбранные темы. Кто-то уже увлеченно строчил что-то, хрустя пером, кто-то задумчиво пялился в потолок.

Дверь в класс открылась. Ученики обернулись на шум. В дверном проеме стоял Уизли, сразу же за ним виднелась запыхавшаяся, видимо от быстрого бега, Грейнджер. Ее красное лицо почти сливалось с рыжими волосами Рона.

— Извините за опоздание, можно войти? — подал голос Уизли, чтобы обратить на себя внимание профессора Вектор, увлеченно перебиравшей бумажки на своем столе.

Женщина обернулась, удивленно посмотрев на опоздавших учеников. Гарри с какой-то злой радостью предвкушал снятие баллов сразу с двух факультетов — Гриффиндора и Когтеврана.

— Ах да, конечно, проходите! Занимайте свои места скорее! Выбирайте темы для будущего исследования!

Снейп и сам не заметил, как скривился от обилия восторженных фраз. Септима всплескивала руками почти при каждом слове.

— Теперь мне действительно страшно, — сказал Блейз. Гарри кивнул ему, не отрывая взгляда от оторопевших Грейнджер и Уизли, застывших в дверях.

— Ну, что же вы стоите? Скорее! Не задерживайте класс!

Гермиона опомнилась первой, схватила Рона за руку и, не глядя по сторонам, потащила его между рядами к свободной парте. Тот безвольно шел за ней, еле-еле перебирая ногами.

— Кто-то опоздал, потому что развлекался в туалете? — прошептал Блейз, подергав для драматичности бровями. — Жаль, что не позвали.

— Ты хотел понаблюдать за ними? — Гарри с притворным ужасом посмотрел на него, проигнорировав екнувшее сердце.

— Ну-у...

Сидевший впереди них Теодор повернулся и шикнул, приложив палец к губам. Гарри отмахнулся от него, словно от назойливой мухи, памятуя еще об утреннем разговоре.

Все же из его головы не выходили вопросы относительно мотивов борцов. Чем они руководствовались? Какой идеологии придерживались? К чему стремились?

Иногда все происходящее напоминало ему антиутопию. Когда некая группа людей стремится к свержению нынешней власти, желает создать идеальный мир, чтобы все были равны. Или наоборот — не были. Большой Брат следит за тобой. Почти что оруэлловский роман.

— Итак, все определились с темами? — голос профессора Вектор вырвал Гарри из размышлений. Он посмотрел на свой пустой лист, скосил глаза на пергамент Блейза. Снова посмотрел на свой и вывел ровным почерком в две строчки: Гарри Снейп, матрица квадрата Пифагора. Перечитал написанное, подумал о том, каким бредом это кажется.

— Прошу сдать свои листы, чтобы я могла отсортировать их и объединить вас в группы, — Септима взмахнула палочкой, пергаменты поднялись в воздух и сами разделились на несколько стопок на столе профессора.

— Сейчас окажется еще, что я в одной группе с Гойлом, — усмехнулся Блейз. — Или с Уизли. Вот весело нам с ним будет.

Гарри лишь пожал плечами.

— Дафна Гринграсс, Симус Финниган, Чжоу Чанг, Терри Бут и Теодор Нотт, — перечисляла Вектор, перебирая бумажки. — Вы работаете вместе.

Где-то сзади, на предпоследней парте, фыркнула Дафна. Сидящий впереди Нотт громко вздохнул.

— Гарри Снейп, Блейз Забини, Дин Томас, Гермиона Грейнджер и Невилл Долгопупс, — Гарри готов был поклясться, что услышал, как Грейнджер чертыхнулась, рядом обессиленно застонал Блейз. — Надеюсь, вы справитесь?

— Уверен, из нас выйдет отличная команда, — проворчал Невилл, — если мы только не поубиваем друг друга, — это было сказано гораздо тише, но ученики услышали. По классу раздались смешки. Профессор Вектор укоризненно посмотрела на него, вздохнула, мол что с вами поделать, и вернулась к спискам.

— Кормак Маклагген, Рон Уизли, Грейгори Гойл, Парвати Патил и Демельза Роббинс, вы — вместе.

Гарри краем глаза видел, как Грейнджер сочувственно похлопала Уизли по плечу. Тот сморщился, аки гриб сморчок.

За дальнейшим распределением учеников на группы Гарри не следил, начав отмечать на чистом листе возможные пути развития их исследования. Вот только чем больше он записывал, тем глупее и бредовее ему все это казалось. Хотелось швырнуть чернильницу в сторону и громко крикнуть: «Абсурд!», как иногда делал отец, когда не мог добраться до истины, кроющейся где-то совсем рядом, путем логических цепочек. Тогда, говорил Северус, нужно устроить мозговой штурм. Записывать все идеи, какие только приходят на ум, даже если они кажутся невозможными, странными, глупыми.

И сейчас такой вот глупой, странной и невозможной идеей была Гермиона Грейнджер.