Бредовое состояние длилось три дня, включая периоды ясного сознания, когда он поддерживал огонь, готовил медвежье мясо, а также кормил девочку и перевязывал детские раны. Страдал он чрезвычайно. Рука, источник пульсирующей боли, раздулась вдвое от естественного размера, а бок постоянно мешал дышать полной грудью. То, что он не обращал внимания боль, объяснялось либо его стойким, вопреки долгому разгулу, организмом, либо некой анти-лихорадочной особенностью медвежьего мяса, или же исход битвы решили закончившиеся виски. Вечером третьего дня он снова разжег огонь последней спичкой и глянул на темнеющий горизонт вокруг него — в ясном сознании, но ослабевший телом и умом.
Если бы тем временем появился парус, он не осознал бы этого, да и не было теперь паруса. Слишком слабый для лазания по склону, он вернулся к шлюпке, где теперь спала девочка, обессиленная бесплодным плачем. Его нехитрая, но довольно смелая манера укутывания, имевшая целью спасение девочки от холода, оказала главную помощь в закрытии ее ран. Ведь тем самым ребенок оставался неподвижным, хотя и ценой лишних страданий. Он быстро глянул на бледное, со следами слез личико с челкой из перепутанных кудрей поверх укутывающей ее парусины и, болезненно наклонившись, нежно ее поцеловал. Но поцелуй разбудил ее, и она стала криком звать свою мать. Он не мог успокоить ее, даже не пытался сделать это. Всем своим сердцем беззвучно прокляв судьбу, он оставил ее, и сел на обломки на небольшом расстоянии.
«Мы, скорее всего, пойдем на поправку», мрачно размышлял он, «если огонь не затухнет. Что будет потом? Мы протянем не дольше айсберга, и не много дольше медведя. Мы должны быть удалены от корабельных маршрутов — мы прошли девятьсот миль перед столкновением. Течение приближается к туманному поясу там — примерно к западо-юго-западу — но это поверхность воды. На глубине тоже есть течения. Тумана нет, и мы должны быть в южной части этого пояса — между Путями. Они, я думаю, направят свои шлюпки по следующему Пути — эти алчные подлецы. Будь они прокляты, если они утопили корабль. Будь они прокляты, с их водонепроницаемыми отсеками и их отчетами наблюдателей. Двадцать четыре шлюпки на три тысячи человек — принайтованных шлюпочными найтовыми — тридцать человек для их обслуживания, и ни одного топора на шлюпочной палубе или охотничьего ножа у матроса. Могла ли она спастись? Если они спустили ту шлюпку, они могли взять ее с лестницы; и помощник знал, что у я был с ее дочерью — он мог сказать ей об этом. Ее имя тоже должно быть Мира; ее голос я слышал в том сне. Это была марихуана. Зачем они одурманивали меня? Но те виски были добрыми. Теперь все кончено, если я не пристану к берегу — пристану ли?»
