Не в письмах скрыта дружба.

«Здравствуй, Сакамото, пишет тебе Юко. Надеюсь ты меня ещё не забыл. Я хотела бы попросить у тебя прощения за то, что на протяжении стольких лет не писала. Вероятность того, что ты даже не вспоминал о моих письмах, которые я столь старательно выводила на ломаном английском, довольно велика.

Так зачем я решила дать знать о себе после стольких лет затишья? Если честно, не знаю, просто вспомнила, что где-то за океаном у меня есть друг, возможно, ждущий откликов прошлого, пусть и мимолётного. Никого из наших одноклассников практически по близости не осталось – разъехались кто куда, у кого семья, у кого-то появилось желание поведать мир, а некоторым просто надоело лицезреть серые стены домов. Надеюсь Коботу ты тоже не позабыл. Мы общаемся с ним в редкой недельной переодичности, кстати он, как и обещал, открыл свою булочную, и, должна признаться, у него хорошо выходит, а жена его отличный собеседник и, под стать самому Коботе, немного пухловата, но это никоим образом не делает Юмико хуже, скорее украшает и рядом с ней как-то уютно.»

Первые пару обзацев будущего письма меня не порадовали, а, впрочем к чему вся эта важность? Всё-таки пишу другу своей юности. Жаль, конечно, что всё вот так сложилось и он уехал, всё равно не мне было решать за этого очкастого. В дверях мелькнула мелькнула блондинистая макушка Сатори.

– Шо, про шапку не забудь! – крикнула я блондину, возвращаясь к письму.

На экране мобильного телефона замелькало сообщение от Юмико, сообщающей об их приезде. Видимо за эти годы многое переменилось, хотя ранее я совсем не обращала на это внимания и жизнь текла своим чередом. Шо крикнул мне что-то неразборчивое в ответ и, под недовольные бурчания Сатори, покинул дом, ведя сына за собой.

«Если тебе интересно, то моя жизнь всё также, в привычном ей ритме, идёт своим чередом, лишь проказы нашего с Шо сына порой выбивают из колеи. Да, не удивляйся сему скурпулёзному факту, сама первое время не могла понять того, что я замужем и постоянно убегала куда-то далеко от дома, с сочувствием глядя на те же, ставшие родными мне, стены, но а после всё, само по себе, влилось в круговорот моей жизни.

Признаться, я очень скучаю по тем временам, когда всё было так легко и непринужденно, подобно опавшим с Сакуры лепесткам. Знаешь, Сакамото, видимо, было бы странно если бы ты не улетел в Соединённые Штаты, оставив нас одних на произвол судьбы.»

К горлу подступал ком, всё, что я пережила более пяти лет назад, отражалось в памяти, навевая некую тоску, поселившуюся в моей душе, после утраты очкастого. Тянусь к ящищку, что всё это время стоял за книжной полкой, доставая оттуда смятую пачку сигарет, когда-то давно утерянных в убранстве нашего дома. Печаль настигает меня довольно быстро, утирая внезапно пробившуюся прозрачную слезу, поджигаю сигарету слабым огоньком зажигалки, изжившей себя ещё несколько лет тому назад.

Сигаретный дым обжигает лёгкие, заполняя их изнутри, на душе становится легче, все невзгоды, как и дым, будто бы, испаряются, позывая какую-то приятную тоску по тем далёким годам ушедшей юности. На меня, с немым вопросом, в янтарных глазах, глядит чёрный кот, появившийся в дверном проёме.

– Эй, Куро, иди сюда, – подзываю, казалось, плюшевого кота к себе, поглаживая его по голове и тихо нашёптываю слова знакомой мне песни.

– Мама! – звонкий голос Сатори нарушает тишину, до этого момента, стоящую в комнате.

Улыбаясь, тушу сигарету, выкидывая следом за ней и старую пачку. Всё-таки, живя одним прошлым и дальше мне не дано будет познать счастье иметь семью, которая, теперь, стала единственной  поддержкой и опорой, являясь самым важным в моей, пока ещё, имеющей лишь только начало, жизни.

– Юко, выйди на улицу, пожалуйста. – просит меня Шо, уводя сына на кухню.

Не колеблясь, исполняю просьбу мужа, перебирая варианты того, зачем он меня об этом попросил.

– Ты всё такая же рассеянная, Юко. – слышится знакомый мне голос.

Разворачиваясь, крепко обнимаю друга, заливаясь слезами счастья и какой-то неописуемой благодарности ко всем, в особенности нему, просто за то, что я не оказалась забыта. Сакамото улыбается и, заливаясь смехом, прижимает моё, малость озябнувшее на мартовском морозе, тело к себе. Сквозь слёзы и на моих губах пробивается несколько горькая, зато полная счастья, улыбка, несущая в себе начало чего-то нового или же конец старого.

– Сакамото, какой же ты, всё же, болван. – глядя на него, произношу я, запуская ладони тому в аккуратно уложенные волосы.

С цветущей Сакуры сорвалось пару лепестков, приземлившихся на футон, постеленный на пороге дома, чай, уже порядком подостывший, опрокинул Куро, на что я не обратила внимания, поняв одно – дружба, она никогда не была скрыта в тех длинных письмах, написанных на ломанной английском, она всегда скрывалась в одном – счастье, закрепившемся за нами ещё задолго до этого дня.

Юко Моримэ
20 марта