Погрузить мир во тьму

Воспоминания

Яркое дневное солнце вмиг ослепило бы любого друкая, больно обжигая глаза, но Элван был не таким как все, не таким как остальные темные эльфы. Его глаза отличались от ему подобных. Обычно, у друкаев ярко-красные либо ярко-серые глаза, но цвет глаз Элвана был ярко-лавандовым, что нередко удивляло всех жителей Малдоура. Он прекрасно видел в темноте, как другие темные эльфы, но, что самое странное - почти безболезненно воспринимал любой свет, будь то свеча или лучи солнца, иногда попадающие в пещеры Наггарота.

Вылетев из ущелья Наггарота - единственного известного друкаям выхода в Мальтиирас, Элван и его гиппогриф оказались на опушке когда-то родного дома бурых эльфов - Темного леса. Элван вспомнил рассказы  древних старейшин о красоте этого места. В чаще леса темно. Но вот солнце пробивается сквозь листья и освещает лесной мир. Эльф слез с гиппогрифа и принялся осматривать окрестности, в надежде найти хоть какой то намек на жизнь в чаще этого леса, но все было тщетно. В этих краях давно уже никого не было. Лесные жители покинули эти земли, не желая оставаться наедине с остатками темной магии, которая впиталась в каждую ветвь растущего здесь дерева.

Оглядевшись, Элван нашел место для ночлега - огромный дуб со входом. Размеры не радовали - внутри могла поместится только кровать, не оставляя места для прохода, но Элвана и его друга радовал даже такой расклад событий.

"Возможно, когда здесь жил кто-то из моих предков..." - подумал темный эльф

К счастью, высота "спальни" Элвана была просто потрясающей. Здесь, с легкостью, можно было возвести еще несколько этажей, поэтому друкай мог спокойно вытянутся во весь рост и позволить гиппогрифу ночевать вместе с ним:

- Берданди, будешь спать вместе со мной. - обратился Элван к гиппогрифу, на что тот радостно запрыгал на месте. 

Гиппогриф удобно свернулся "калачиком" внутри старого древа, не обращая внимания на то, что ему немного не хватало места в области копыт. Элван же, улегся головой сверху, поджав ноги. В это мгновение его голову посетили тысячи мыслей и сомнений, которые друкай попытался выкинуть из своей бурой головы, но результаты это дало минимальные:

- Когда-то у меня была семья, но теперь они в прошлом. Я не знаю живы ли они теперь, а даже если живы, то чувства – это роскошь, которую я ныне не могу себе позволить.

Элван говорил в пустоту или, возможно, с Берданди, который давно уже спал и тихо сопел эльфу на заостренное ушко, или сам с собой. Он довольно часто так делал. В Малдоуре ему не с кем было поговорить, излить раненую душу. Понятие "друг" со временем перестало существовать в словарном запасе друкаем, верить нельзя было никому, даже самым "вежливым". Как однажды сказал Элвану Дразд, его старший брат: "Уж в чем, в чем, а в вежливости эльфам не откажешь. Вначале пожелают тебе bwael elamshin, а уж потом перережут горло". Семейные узы также не приносили ничего хорошего, особенно благородным семьям, которые всегда были расположены к богине Шиллен. Традиции, почитаемые в таких домах, обычно приводили к жертвоприношению третьего ребенка либо убийству более сильных семей, с целью завладеть большим почетом в кругу Малдоурских домов. 

К несчастью, хотя Элван иногда думал наоборот, именно он был третьим ребенком в собственной семье и от неминуемой смерти его спасло лишь то, что его дом совершил переворот в ночь его рождения и его старшая сестра Ламора была обезглавлена на главной площади Тхаск. Семья приняла это, как принятие жертвы от Шиллен и новорожденного младенца было решено помиловать.

- Когда-то, наверное, в другой жизни, я жил в другом мире. Берданди, возможно, я имел свой дом, семью и белобрысого ребенка, который был плодом моей любви к какой-нибудь лесной эльфийке. Возможно, тогда не было Лютой войны и все жили в мире как прежде. Возможно...

Элвана охватила грусть.  Грусть, от того, что он ничего не мог изменить. Он Проклятье. С самого своего рождения он был и есть им. Не он был причиной лютой ненависти друкаев к Светлым эльфам с Мальтиираса. И никто из его сверстников. Но за них было все решено и оставалось лишь принять сею участь. Друкаи, те, кем они стали - это само зло, страх в своей чистейшей форме

- Берданди, меня все не покидает мысль о истинной причине моего ухода. Я вечно твержу себе, что это ради спасения, ведь мы с тобой знаем, что поджидает Малдоур. Резня, убийства, кровь. Так много крови! Улицы зальют реки бордовой жидкости, а в воздухе повиснет сильный смрад смерти. И все таки, глубоко внутри я знаю, что не боюсь смерти, ведь она ходит за мной с самого моего появления на свет и тьму. Могу ли я ее назвать своим другом? Она давно могла забрать меня, но не стала. Это так благородно с ее стороны!  

Элван горько усмехнулся после сказанной последней фразы. Поднявшись, легко как перышко, стараясь не разбудить гиппогрифа, эльф вышел на улицу и тут же вдохнул "верхний" ночной запах, который он ощущал впервые. Легкий осенний ветерок обдул его пепельные волосы, откинув их с  длинных эльфийских ушей. Друкай поднял свой взгляд на небо, осматривая каждую звездочку, что до этого он видел так редко и произнес:

- У нас существует поверье, что, когда эльф умирает в бою, на небе загорается новая звезда. Надеюсь, это правда и когда-нибудь я стану светом, а не непроглядной тьмой.