I don't say strange things

4

  Хосок едва заканчивает утренний обход, который не обходится без происшествий. Таких, как, например, звонок заведующего отделением с гневным негодованием сообщившего лучшему кардиохирургу о дисциплинарном заседании в его честь завтра в двенадцать часов дня. До завтра ещё уйма времени свалить из страны, прикончить эту пиявку Кан Сыльги, сменить внешность самому себе же (не зря же он всё-таки хирург в первую очередь), но вместо этого у него назначена операция Ким Чонын, и её он пропустить не может, даже если начнётся апокалипсис или за ним уже выехали кто нужно. Он ко всем своим пациентам относится слишком внимательно, забивая на сон, еду, личную жизнь и своё же собственное здоровье. Несмотря на отпуск в прошлом году в разгар Нового года, у Хосока ничего особенно не поменялось, даже загореть толком не успел.

Он заходит в свой кабинет, садится и долго смотрит на шкаф, за дверцами которого притаилась целая полочка с подарками от пациентов. Там и пятизвёздочный коньяк, и виски, и чего только нет. Сейчас бы бухнуть в компании с друзьями на свежем воздухе, да шашлыки пожарить, да отоспаться как следует, игнорируя наступление пары суток. Но у него нет такой роскоши и не будет ещё месяцев семь-восемь по расчётам, если действительно не случится апокалипсис в лице юной мисс, возомнившей себя мерилом справедливости в этой больнице. Да кто она такая вообще и какое право имеет?

— Хорс, — перед его глазами щёлкают пальцами, и он приходит в себя, оторвавшись от созерцания недостижимого. В кресле напротив сидит Юнги, такой же потрёпанный, видать, с Намджуном всю ночь над аппаратурой и сочинением песен просидели. — Ты как? Выглядишь заёбанным.

— В душе так и есть, — но Чон натягивает дежурную улыбку и возвращается к журналу операционной, чтобы проверить, всё ли готово к операции, которая начнётся уже через несколько часов.

— Что-то произошло, пока меня не было? — Юнги достаёт из рюкзака энергетик и протягивает Чону, но тот отмахивается.

— Нельзя, я же на операцию через три часа.

— А, точно, извини. Кофе тоже нельзя?

— Суточную норму я уже выпил, — он протирает глаза. Не то, чтобы Хосок прям совсем не выспался, нет, у него был целый выходной два дня назад, а потом он ещё проспал полдежурства, потому что никаких экстренных пациентов не привозили и отдел скорой помощи справлялся прекрасно. — К Чонын заходил уже? — старается врач сменить тему. И это срабатывает, потому что Хосок знает, что по факту Мина сейчас может волновать только одно.

— Сидит и подумывает, как избежать охраны, чтобы незаметно улизнуть, — Юнги посмеивается, но Чон и без того видит, что тот нервничает не меньше. — Не сможет, там маман её и отец мой приехал.

— Что у них за напряжные отношения с родительницей? — хмурится Чон.

— Ну, — Юнги отпивает из банки газированную жидкость, — если вкратце, то мелкая очень часто лежала в больницах, а маман в это время устраивала свою личную жизнь. Так, наверное, с отцом сошлась.

— Ну пиздец, — доктор даже ругается, не ожидав такого рассказа, и делает ошибку в заполнении документа. — Не думал, что такая милая женщина внутри с такой сучностью.

— Точно подмечено.

— Ты бы, кстати, на эту дрянь не налегал, она на нервную систему очень действует.

— Да похер уже.

— Тебе, может, и да, а мне потом тебя ещё с того света вытаскивать с сердечным приступом.

Друзья улыбаются друг другу и Юнги обещает, что эта банка — последняя.

— Сколько длится операция? — немного поразмыслив и дав Хосоку закончить заполнение журнала в тишине, наблюдая, как тот вполне понятным почерком для врача заполняет страницы, спрашивает Мин.

— От двух до шести часов стандартно, — на автомате отвечает тот. — Сложные случаи до двенадцати, но это не про нас, к счастью. В целом, я думаю, всё будет хорошо, а тебе, если удастся, лучше в это время поспать. Нервяком никак не поможет, сам ведь знаешь.

— Да кто ж мне спать даст? — усмехается мужчина, выбрасывая пустую банку в урну, стоящую у выхода из кабинета. — Маман Чонын мне взбучку устроит. Вот бы сбагрить их куда-нибудь, чтобы не маячили мне перед глазами. Терпеть не могу всей этот ненужной суеты и нервотрёпки. Я сам прекрасно справляюсь довести себя до нервного срыва, если понадобится. И тогда, — Юнги очень громко вздохнул, что не укрылось от слуха сидящего напротив друга, — тогда меня прорвёт и я выскажу этой женщине всё, что о ней думаю. Не просто же так я свинтил десять лет назад, чтобы не видеть всего этого.

— Постарайся никого не убить во время операции, — только и может добавить Хосок, поднимаясь и намекая Юнги, что пора выходить.