Под стеклянным колпаком

19

Первый снегопад прошел над клиникой и вокруг нее. Не та жалкая россыпь, какая выпадает на Рождество, а добротный январский снег толщиной в человеческий рост — снегопад того сорта, что на день или два одевает наши школы, конторы, и церкви, и ветви деревьев своей пеленой, превращая блокноты для заметок, записные книжки с отмеченными в них свиданиями и календари в белую и чистую простыню.

Через неделю, если я выдержу собеседование с советом врачей, огромный черный лимузин Филомены Гвинеа унесет меня на запад и подвезет в аккурат к чугунным воротам моего колледжа.

Самый разгар зимы!

Массачусетс сейчас, должно быть, погружен в белое безмолвие. Я представила себе покрытые снегом деревни, заболоченную почву, шуршащую под ногой, как кошачий мех, пруды, в которых лягушки и жабы стынут под ледяной коркой, дрожащие от холода леса.

Но под маскирующе ровной снежной гладью топография тамошних мест оставалась той же самой — и вместо Сан-Франциско, или Европы, или Марса я вновь попаду в знакомые мне края, со знакомыми ручьями, холмами и деревьями. И все же это казалось меньшим злом по сравнению с тем, что мне после полугодичного отсутствия предстояло вернуться туда, откуда я с таким треском вылетела.

Ведь, разумеется, всем все обо мне прекрасно известно.

Доктор Нолан сказала мне, хотя и как бы вскользь, что значительное число людей будет обращаться со мной настороженно, даже избегать меня, словно прокаженную с ее трещоткой. Передо мной всплывало лицо моей матери — бледная и скорбная луна — в ее первый и последний визит в клинику с тех пор, как мне стукнуло двадцать. Дочь в сумасшедшем доме! Вот ведь как я ее опозорила. И все же она явно намеревалась простить меня.

— Мы с тобой начнем, Эстер, с того места, на котором остановились, — сказала она со своей нежнейшей, прямо-таки мученической улыбочкой. — И будем вести себя так, словно все это было только дурным сном.

Дурным сном!

Для человека под стеклянным колпаком, бледного и обреченного на неподвижность, как мертвый младенец, дурным сном был весь мир.

Дурным сном!

И тут я кое о чем вспомнила.

Я вспомнила о трупах, и о Дорин, и об истории насчет смоковницы, и о бриллианте Марко, и о матросике с Коммонуэлс-авеню, и об ассистентке доктора Гордона, глаза у которой были как стена, и о разбитых градусниках, и о негре с его бобами и горошком, и о двадцати лишних фунтах, которые я набрала в ходе лечения инсулином, и о скале, восставшей между небом и морем, как череп.