Горчичный цвет

16/26

    Минхён рад вернуться в родной город. За шесть лет он во многом преуспел: выучился, нашёл работу в Канаде (но сейчас будет искать её в родном городе, так как родителей бросать не хочет, а они не хотят в Канаду), обеспечил родителей, которые приезжали к нему на каждый новый год. Юкхей встречает его радушно, крепко сжимая в медвежьих объятиях. Рассказывает, что тоже выучился, нашёл работу и спутника жизни. Нет, Минхён не удивлён, потому что в Канаде это нормально (он даже присутствовал на свадьбе своих друзей). Они слоняются по городу, вспоминая подростковые годы, а после расходятся возле фонтана в парке, где когда-то Минхён любил сидеть часами и думать.

    Сейчас он решил просто отдохнуть от суетливого дня. Летняя прохлада расслабляла, а шум вечернего города давал понять, что город обитаем. Почему-то сейчас он вспомнил про Донхёка. Ему уже шестнадцать, Марк уверен, что он не изменился, возможно, подрос ещё на несколько сантиметров. Вспоминая несуразного подростка, что когда-то вызывал в нём и раздражение и умиление одновременно, он не услышал шаги позади себя. Из воспоминаний его вывел голос, произносящий чуть насмешливо:

— Эта горчичная куртка до сих пор тебе не идёт, хён.
— Это красный, Донхёк, — на автомате отвечает Марк, а потом к нему приходит осознание.

    Перед ним стоит не мальчишка, а подросток. Минхён смотрит растерянно, у него сбой в системе. Он помнит пухлого школьника с шоколадными волосами и низким ростом, а сейчас парень похудел, выкрасил волосы в персиковый и, кажется, чуть выше самого Марка. На губах у него усмешка, в глазах не то тоска, не то радость; он не бежит обниматься, как это было раньше, стоит на расстоянии и смотрит глазами-омутами на хёна, ждёт его действий. А Марк не может пошевелиться, в голову лезут совсем не те мысли. Красивый, думает Минхён. Старший боится слово сказать, потому что не знает: обижен Донхёк или нет? Марк бы обиделся. Младший смотрит ещё несколько секунд, а потом подходит лёгкой походкой и обнимает крепко, чуть сдавливая рёбра. Заслужил, подметил Марк, аккуратно обнимая в ответ. Почему-то объятия совсем не раздражают его (раньше он просто испытывал дискомфорт), и старший ловит себя на мысли, что не против парня обнимать каждый день.

    Они видятся чаще, только теперь Минхён не ходит на свидания, но зато натыкается на Донхёка и какого-то парня, что постоянно держит его за руку. Он совсем не ревнует, потому что даже не испытывает к нему что-то большее, чем дружеские чувства, но в сердце каждый раз отдаёт неприятной болью, когда младший улыбается не ему и хватает за предплечье не его. Однажды они встречаются в кафе, и Донхёк заводит непринуждённый разговор, в ходе которого Минхён не узнаёт ничего нового. У него на языке крутится вопрос, задать который он не может осмелиться, потому что мало ли он не так подумает. Но младший сам всё рассказывает: что они часто с Ренчжун-хёном ходят гулять в последнее время, потому что у них совместный план по «захвату одного идиота, который ничего не видит». После этих слов на сердце стало легче, хотя он не мог дать рационального объяснения этому феномену. Минхён просто был рад, что Донхёк до сих пор свободен.

    Это был субботний вечер, Юкхей с Чону (тот самый спутник жизни) пригласили его в клуб, который построили совсем недавно, но он уже успел зарекомендовать себя как один из самых крутых клубов в городе. Ли не был завсегдатаем таких мест, но не прочь оторваться и расслабиться. Парень не стал заморачиваться с одеждой, поэтому выбор пал на обычные джинсы и футболку зелёного цвета. В полночь народу было ещё немного, Минхён решил выпить, чтобы потом танцевать на полную катушку. Юкхей и Чону куда-то подевались (не сложно догадаться куда), так что у него было время понаблюдать за небольшим количеством народа. Потягивая третью порцию коктейля, он не заметил, что людей стало больше, и все они собрались на танцполе. Мысли стали немного путаться, но в целом, он был ещё трезв, поэтому четвёртая порция коктейля должна была стать последней, если бы он не заметил одну фигуру, что приближалась к бару.

    Он не исключал вероятности встречи Донхёка в клубе, но всё равно это было неожиданно. К тому же, его внешний вид вновь дал понять, что того малыша, которого он помнит, уже давно нет. Узкие джинсы, свободная майка, кожанка, подведённые глаза — всё это точно не клеилось с образом десятилетнего мальчика, которого Минхён когда-то оставил здесь. Он шёл уверенной походкой, заказал слабоалкогольный напиток, когда сел за барную стойку и посмотрел на Марка. От этого изучающего взгляда (по большей части слишком он был ... развратным?) у старшего загорелось странное чувство обладать им. Конечно же, такие мысли были пресечены на корню.

— Горчичный цвет тебе не идёт, хён, — говорит Донхёк, потягивая коктейль.
— Это зелёный, Донхёк, — парирует Минхён, смотря на губы, покрытые вишнёвым тинтом (он не сомневается в этом) и обхватывающие трубочку.

    Донхёк ничего не говорит на это, только улыбается и по-лисьи щурится, отчего взгляд кажется соблазнительным вкупе с подводкой. Марку становится нехорошо. Слишком жарко, душно, а ещё тянет внизу живота, но он делает вид, будто с ним всё замечательно. Но Донхёк прекрасно видит его состояние, проклинает японца-бармена, который любит иногда поиздеваться над клиентами и уводит Марка в туалет, чтобы немного привести его в чувства. Минхёна ведёт, когда младший берёт его за предплечье, где теперь всё горит, но он сопротивляется искушению прижать Донхёка к стенке и просто наслаждаться им.

    Туалет был очень даже приличным, а не клишированным. Марку было слишком плохо (хотя это не правда, ему было хорошо), поэтому Донхёк примостил хёна к стеночке возле раковины и, смочив руку в холодной воде, прошёлся пальцами по лицу старшего. Капли воды немного помогли, скатываясь по лицу и скрываясь за воротом футболки. Подросток проделал так ещё несколько раз, потому что Марк был не в состоянии сделать это сам. Старший выглядел слишком возбуждённым и растерянным от непонимания ситуации; капли воды очень красиво смотрелись на его чуть обветренных губах; дыхание было горячим и глубоким, словно Марк пробежал марафон.

— Видимо, ты выглядел слишком одиноким, раз Юта-хён захотел тебе помочь, — произносит Донхёк, пытаясь не смотреть на лицо Минхёна.
— Что? — не понимает Марк, он пытается хоть как-то сконцентрироваться, но вид на открытые ключицы этого не даёт.
— Юта-хён — бармен, который иногда добавляет афродизиак в коктейли, чтобы посетители могли скрасить своё одиночество с кем-то.
— Ты такой красивый, — чуть севшим голосом говорит Минхён, а Донхёк мгновенно краснеет.
— Это не твои мысли, хён, ты так не думаешь на самом деле. За тебя думает алкоголь и препарат, — пытается оправдать слова старшего тонсен.

    Вообще-то Марку всё кажется неправильным, потому что он пытается совратить несовершеннолетнего, но он знает Донхёка почти с детства. Да, может, они не всегда были так близки, но именно сейчас он понял, почему тонсен срывал ему свидания — он выполнил своё обещание. У Марка пик возбуждения и мысли всё ещё путаются, но он чётко понимает свои желания, картинки, что сейчас проецируются в его голове, и они далеко не детские. Ему стыдно от своих мыслей, а тут ещё Донхёк так доверчиво жмётся, проводит холодной рукой по шее, к ключицам и попутно говорит о «пьяном хёне, который чуть не натворил дел». На секунду их взгляды пересекаются и старший хочет поблагодарить за спасение, но тонсен не даёт.

    Прижимается к губам, целует аккуратно и трепетно, поочерёдно, проводит по нижней языком, шепча в перерывах о «любви». В Канаде у Минхёна не было серьёзных отношений, но были девочки помладше (в пределах закона, конечно). Но их он не знал в детстве, а Донхёка помнит и ему кажется, что они совершают самую большую ошибку в своей жизни. Именно поэтому Марк отвечает с отдачей, перехватывает инициативу и готов зайти дальше. Усаживает младшего на подоконник, ставит засосы на шее, ключицах, за ушком, на линии челюсти; изучает тело под этой чёртовой майкой (она явно ему велика), ведёт по коленкам, возвращается к красным (он исправляет себя на «горчичным») губам и останавливается, когда слышит первый стон, потому что реальность бьёт неоновыми буквами «совершеннолетний и несовершеннолетний».

    Он отрывается от Донхёка еле дышащего, смотрит на его распухшие губы и шею, что покрыта красными следами, и пытается придумать правдоподобное объяснение своим действиям. Но взгляд цепляется за красное от стыда лицо тонсена и на ум приходит лишь:

— У тебя лицо горчичного цвета.
— Красного, хён, — отвечает сиплым от возбуждения голосом Донхёк.

    Они долго смеются, а потом списывают всё на афродизиак, но в голове у Минхёна чёткое «люблю» между поцелуями. На следующий день ему с утра пораньше прилетает от Тэёна, который приехал следить за братьями вместо родителей. Он думал, что с братьями проблем не будет, но обнаруживает Донхёка в засосах. Тогда он долго пытал младшего на этот счёт, и младший признался, хотя умолял брата не лезть в это дело. Сидя за столом между Тэёном и Донхёком, он прикладывал лёд к лицу и клятвенно заявил, что они «встречаются достаточно долго, просто скрывали свои отношения». Тэён скептически (со злостью) смотрит на одного, потом на второго и всем своим видом даёт понять: «обидишь — умрёшь». Когда старший (а ему уже тридцать один) уходит, Донхёк извиняется за брата и спрашивает о том, почему он соврал. Минхён пожимает плечами и отвечает:

— Я не врал, мы ведь встречаемся уже довольно давно, просто вчера перешли к активным действиям.

    Донхёк его несильно бьёт в плечо, а потом целует в уголок губ и убегает домой. Минхён искренне рад, что бармен-японец не дал ему быть одному.