Дневник военного летчика

III

1943 год

25 января. Живу с 28/ХII в Любинском гарнизоне — это в 4 км от Омска на северо-запад. Живем также в землянке, которую сами же и выстроили. Мне работать на постройке нового местожительства не пришлось. В тот день, когда наш отряд уезжал работать из Каланчовки, я был болен. Болел я почти половину месяца, а начал болеть 6 ноября.

Жизненные условия здесь в Любино немножко лучше. Землянка оборудована лучше. Выстланы полы, спим на кроватях. В столовой, нами же выстроенной, тоже холодно. В наряд ходим через 3 дня на 4-й. Занимаемся теорией. В связи с выходом приказа № 56, а также с введением погонов и новой формы, дисциплинка малость покрепчала.

С каждым днём всё радостнее и радостнее доходят к нам вести с фронта. Сегодня нашими войсками занят г. Старобельск.

В Любино я познакомился с некоторыми девушками. Одним словом, всё это дрянь. Девушки сами на шею вешаются. Но моё сердце и не ворохнется. С нетерпением жду, когда можно будет написать письмо в Рубежное и узнать о брате, маме и о Галке. Её я не забываю. В октябре нам выпало счастье полетать на самолете P-5. Я сделал 2 полёта строем и 7 по кругу, 3 из которых самостоятельных.

Настроение — будничное. Здоровье — так себе. Время проходит медленно и томительно. Мой товарищ Яков Васильев отчислен из школы за отказ от работы и недисциплинированность. Яков глубоко и явно не прав в своих поступках, но томленье этой жизни формальностью, муштровкой — фактически бездельем мне тоже надоели без конца.

Письма получаю только из Уфы и то в 3 м-ца одно.

11 мая. 5 мая получил письмо из дому от мамы и Васи. Они живы и здоровы. Фронт проходит по Донцу. Рубежное на передовой линии. Сегодня во сне я видел свой родной город, мать и брата. Они предстали передо мной суровыми, молчаливыми, исстрадавшимися. Я видел свой поселок горелый, разрушенный, а жителей — привыкшими к лишеньям, несчастиям и постоянному грохоту грома войны.

И я, пред всем этим, чувствовал своё ничтожество. Скован путами дисциплины, боялся даже к матери уйти, не мог ничем им помочь.

Все сновидение произвело на меня потрясающее впечатление. Моё сердце сжималось: стыд — мать, брат, родина терпят столько беды и нищеты и несчастий, а я сижу, сижу… Эх, чёрт возьми, когда же конец этой мучительной жизни! И мне, когда я проснулся, хотелось закричать: "Мама, братишка, я не виноват, я хочу к вам, но приказ есть приказ!"