Tomorrow || Avengers

1. in the face of danger

Здание Верховного суда блеклым пятном располагалось на фоне оживленной Национальной Аллеи, невольно приковывая к себе внимание всепоглощающих туристов с дешевой фотокамерой, свисающей с шеи, и оставаясь вне зоны видимости для местного населения — величественные колонны, облицованные искусственным мрамором, и поразительный орнамент, украшающий фасад здания, не могли скрыть того ужаса, что происходил в стенах Верховного суда. Здесь пачками останавливались патрульные машины, не оставляя ни единого парковочного места; здесь ежедневно вершились судьбы злоумышленников, призывая к правосудию. Словно из крови и костей воздвигнутое в самом сердце Вашингтона это место было сопоставимо с площадью Отель-де-Виль с пропитанными кровью каменными плитами, по которым люди шагают с неизмеримым спокойствием и глубочайшим умиротворением — однако стоило бы только взглянуть правде в глаза и осознать, что мы живем в окружении жесткости и неповиновения, и всякая достопримечательность внезапно превратится в Лобное место на Красной Площади.

Я ненавидела Вашингтон. Я могла часами обсуждать и восхвалять архитектуру Капитолия, восторгаться красотами неестественного зеленого газона на Национальной Аллее и чувствовать себя самым счастливым человеком, рассекая каменистые тропы Меридиан Парка и наслаждаясь успокоительным щебетом птиц, и в то же время я испытывала непередаваемое отвращение, вдыхая в себя пропахший гнилым лицемерием воздух. Вглядываясь в вынужденно натянутые уголки губ на лицах официантов. Всякий раз пошатываясь на высоких каблуках, когда меня вновь заденет плечом пробегающая мимо женщина. Я ненавидела всякую секунду, проведенную в этом месте, каждой клеточкой своего тела. И с этим острым чувством я постоянно переступала порог Верховного суда.

Стрелка на циферблате моих наручных часов, кожаный ремешок которых неприятно стягивал запястье и оставлял красные следы на тонкой бледной коже, стремительно близилась к полудню, сокращая самую мучительную и напрягающую часть в судебном разбирательстве — я ненавидела ждать, и нужда в терпении была сравнима с падающей каждые десять секунд каплей на темечко. Я нервно покусывала нижнюю губу; мой взгляд скользнул на небольшие окна в зале заседания, сквозь которые едва пробивался дневной свет, служащий единственным источником освещения в этот пасмурный дождливый день, а затем на низко свисающую хрустальную люстру, отливающую радугой в солнечных бликах в любой другой день, и я едва смогла сдержать зевоту, прикрыв свой рот ладонью. Вне стен здания было по-прежнему душно, но не так, как три дня назад — сегодня, по крайней мере, с полной уверенностью прогнозировали кратковременные осадки по центральному каналу во время утренней передачи. Тогда на экране плазменного подвесного телевизора в гостиной мелькало размытое из-за надоедливых помех изображение телеведущего, в то время как я сонно пережевывала кислое яблоко и закидывала в портфель папки с документами, чтобы не забыть про них позже.

По обеим сторонам от скамьи подсудимых уже разместилась куча юристов, оживленно обсуждающих предстоящий процесс в свойственной им тишине; на втором ярусе просторного помещения протянулся ряд студентов-практикантов из Джорджтаунского университета. Молодым специалистам не терпелось взглянуть на судебный процесс собственными глазами, но я знала, что как только прокурор Хэтчерсон, обладающий удивительной способностью вызывать отвращение у других своим вызывающим и смехотворным поведением, начнет давать показания, ученики юридического факультета возьмутся за блокнот и карандаш, делая для себя важные пометки. Наверное, они напишут, что Хэтчерсон — мудак, как это сделала я, впервые встретившись с испепеляющим взглядом изумрудных глаз, принадлежащий высокому и худощавому мужчине под именем Брайан; наверное, десятая часть действительно занесет в ежедневник что-то важное. Затем я повернула голову и обнаружила, что судебный пристав, обличенный в полицейскую форму, как это обычно и полагалось, также находился за своим почетным лакированным столом из темного дерева, стоящего напротив всего зала. Я облегченно вздохнула, потому что это означало скорейшее начало судебного процесса и появление самого судьи.

— Когда я нанимал тебя, ты сказала, что дело не дойдет до суда, — неуверенным и слегка озлобленным голосом пробормотал Джордж Уилсон, наклонившись к моему уху, чтобы сохранить нашу беседу в строжайшем секрете. Я едва не вздрогнула от неожиданности, вынужденная прерваться от своих рассуждений и вернуться в суровую реальность, резко повернувшись к мужчине.

Меня мало интересовали административные правонарушения, а гражданские дела и вовсе не вызывали никакого восторга, и Джордж Уилсон об это знал еще с первой нашей встречи. Тогда я только покинула стены юридической школы в Гарварде с богатым багажом практики и двумя годами параллельной стажировки с отличной хвалебной рекомендацией, и в дальнейшем мне выпала возможность провести самостоятельное расследование дела, связанное с владельцем страховой компании. Я была словно едва вылупившийся из скорлупы птенчик, не разлепивший до конца свои большие глазки и остро реагирующий на внешние раздражители, может, поэтому я и не имела той уверенности, какую наблюдала у адвоката Стивена Брауна во время своей первой практики, чтобы умело прикрыть толстую задницу Уилсона, стабильно не выплачивающую налоги. Казалось бы, проще некуда — опытный защитник знает, как необходимо действовать в таких случаях. Однако ломать голову над решением головоломки долго не приходилось, потому что ситуация удивительным образом переменилась и удача оказалась на нашей стороне. Стоило только понаблюдать за самодовольным выражением лица Джорджа, вознаградившего меня щедрой оплатой и, между нами по секрету, сообщившего мне, что я отличный зародыш для специалиста по разрешению уголовных дел — я ничем не лучше преступников. Однако прошло четыре года, и мы снова оказываемся в Верховном Суде с гораздо проблемным обвинением — мошенничество в особо крупном размере.

За это время я прекрасно освоила множество мелочей судебного процесса. За моими плечами множество закрытых дел, заслоняющих собой неприметные для клиента неудачи. Их не интересовало, что я никогда не гарантировала победу в разбирательстве и удачном закрытии дела, они также не задумывались о том, что адвокат не везде всесилен. Но Джордж Уилсон свято верил, что я, как и пару лет назад, способна возвратить ему честь и достоинство.

Я не сомневалась в том, что мои нервы походили на натянутые гитарные струны на данный момент, и я была взволнована не меньше, чем сам Джордж, но я не могла обнажить свои истинные чувства, прикрывая их маской львиной долей уверенности в своих возможностях.

— Извини, я именно это сказала? — я шмыгнула носом, прекрасно помня о своих обещаниях крупному нефтяному магнату, когда его привлекли за правонарушение.

Это дело показалось мне довольно легким на тот момент. Мне удалось сбросить срок с десяти лет до четырех на прошлом заседании, раннее доказать фальшивую правоту грабителя из-за отсутствия свидетелей и создания ложных алиби, и я считала, что удача в моем кармане просто потому, что я умела вертеть ситуацией в своей руках, но сейчас все выбилось из-под контроля. Сэм Катчер гарантировал мне, что дальше планового слушания не зайдет, однако сейчас сидящего передо мной миллиардера могла захлопнуть мышеловка как какую-то жалкую изнемогающую крысу.

— Я доверил свое дело, как я думал, одному из лучших адвокатов Восточного побережья, — Джордж процедил это сквозь зубы, и мне на секунду показалось, что его эмаль заскрипела. — Чтобы это дело примяли.

— Послушай, — тяжело вздохнув, я протерла ладони об тонкую ткань своих черных узких брюк, не желая поддаваться стрессу до начала слушания. — Твоя работа — косячить, а моя — прикрывать эти косяки.

— Если я...

— Не мешай моей работе, как я не мешаю твоей, — поспешила я прервать Уилсона прежде, чем его морщинистое лицо успело бы принять багровый оттенок.

Он замолк, потому что знал, я права. Его судьба находилась в моих руках на данный момент, и я вполне понимала причину его волнения и злости. Будь на его месте, я бы точно так же стучала указательным пальцем по деревянному подлокотнику и с таким же остервенением прожигала взглядом что-то обсуждающих между собой юристов. Я и сама не заметила того, как сжался мой желудок, и вовсе не оттого, что я в очередной раз залила в себя остывший эспрессо из ближайшей кофейни вместо полноценного завтрака.

Джордж Уилсон был достаточно неприятным человеком, крупным и высоким, но сутуловатым и довольно несимпатичным. В его каштановой копне волос виднелись едва заметные седые пряди, в голубых круглых глазах — жадность и постоянный страх лишиться своего имущества. Мне с ним приходилось работать четыре года назад, и это было одно из моих первых судебных разбирательств. Сэр Уилсон, возглавляющий страховую компанию, был уже ужасен тем, что обманывал людей и воровал их деньги.

Сейчас он был в безнадежной ситуации, в которой я превратилась в дающий толику надежды и освещающий кромешную темноту луч света.

Брайан Хэтчерсон, буквально влетевший в прохладное помещение судебного здания, послал в мой мозг миллионы импульсов, отчего по телу прошелся неприятный холодок — этот мужчина вызывал во мне исключительно негативные эмоции, вероятно, из-за его омерзительного характера и излучающей притворство ухмылки. Присутствие в зале светловолосого худощавого мужчины со зловещим оскалом, проскальзывающим на его лице всякий раз, когда удача верно выскальзывала из моих рук, являлось главной причиной постепенного закипания крови в жилах и нарастающей головной боли от его противного скрипучего голоса. Судьба сводила нас вновь и вновь всякий раз в этом злосчастном месте, сталкивая нас лбами в конфликтных ситуациях, где лишь один из нас мог выйти из них победителем. И это было вполне нормально — проигрывать, когда ты не в силах предугадать следующий шаг своего противника. Однако мое отношение к Брайану было даже не двояким, а определенно отрицательным, насколько то было возможно. Колкие замечания, слетающие с его узких розоватых губ всякий раз, когда я мирилась с проигранным делом, стоя на мраморных ступенях лестницы у входа в здание Верховного суда, ставили под сомнение мой потенциал, который так хвалили преподаватели Гарвардского университета. Он указывал на все неточности и считал, что способен затоптать меня в грязь, не приняв во внимание то, что я, черт возьми, Вэлори Старк.

Если я считала Брайана Хэтчерсона редкостным засранцем, то до тех пор, пока в моей карьере не появилось новое препятствие в виде судьи Картера — старика, считающего адвокатов второсортным дерьмом. Его физиономия проскользнула в зале заседания и стала очевидным свидетельством скорейшего начала заседания.

— Всем встать, — громкий голос седовласого мужчины, имеющего прекрасный обзор на все помещение, приподнялся со своего кожаного кресла спустя пару секунд, как он на него присел. Все присутствующие встали на ноги. — Суд идет.

Под грохот я уселась на твердую поверхность деревянного стула и уперлась локтем в жесткий подлокотник, касаясь заостренными кончиками ногтей до покусанной нижней губы. В подсознании я прокручивала вычитанную наспех последнюю информацию о деле и совсем не заметила того, как прокурор Хэтчерсон с позволения судьи Картера покинул свое место и приблизился к высокому столу. Их тихая беседа длилась недолго и привела к тому, что неожиданно для всех Брюс Картер объявил о вынужденном переносе заседания на неопределенный срок.

В ошарашенном и приятно удивленном состоянии я переглянулась с Джорджем, приоткрывшим рот, и радостно спохватилась и принялась складывать выложенные на лакированную поверхность стола документы и папки с собранной за две недели с заведения уголовного дела по делу Уилсона, в глазах которых я разглядела разочарование вместо обещанного счастья или облегчения.

Судебный пристав скрылся за дубовой дверью вслед за Картером, так же поспешно покидали зал заседания и студенты-практиканты, и толпа юристов во главе Брайана Хэтчерсона, которого я возлюбила в сию минуту, и где-то позади ползли мы с Уилсоном, перекидываясь служебными фразами, не несущими особой смысловой нагрузки. Настроение в тот же миг приподнялось, и сейчас омраченное темными грозовыми тучами небо и изредка падающие с неба холодные капли, освежающие разгоряченную кожу, уже не властвовали над моим ментальным состоянием. Лишь угрюмая физиономия Джорджа нагнетала на меня зевоту.

— Не к добру это, — поправив свой черный галстук на шее полными пальцами, пробурчал мужчина. — Они специально откладывают слушание, чтобы нарыть как можно больше доказательств. Чертовы идиоты.

— Не переживай, — я шмыгнула носом, вздернув подбородок. — Хэтчерсон только нос попробует сунуть не в свое дело, как его сразу же отрубят.

— Многообещающе, — ответил он, как только мы покинули стены Верховного суда.

Я вдохнула свежий воздух, ощущая каждой клеточкой своего тела приближающийся ливень, и прохладный весенний ветер остудил мои разгоряченные щеки.

— Я не первый год знаю его — без мыла в задницу пролезет, — с необъяснимым обреченным вздохом я взглянула на Уилсона и почесала кончик своего носа, а после завершила свою реплику: — а после наткнется на какое-нибудь дерьмо и будет в этом винить меня.

Джордж недоверчиво хмыкнул и издал что-то нечленораздельное, прежде чем выудить упаковку сигарет из кармана своего двубортного черного пиджака. Я оглянулась вокруг, наблюдая, как люди покидают здание Верховного суда и растворяются в людском потоке на оживленной в любое время суток Национальной Аллее — мрачной и блеклой в этот пасмурный апрельский день.

— До скорого, Уилсон, — бросила я напоследок, спустившись по мраморным ступенькам величественной постройки и спрятав кисти рук в карманы своих строгих брюк.

Предварительно посмотрев на загоревшийся дисплей своего телефона, я убедилась, что времяпровождение в зале заседания затянулось на удивительно долго тянувшиеся двадцать три минуты вместо привычных двух часов, сопровождающиеся постоянный волнением и страхом совершить ошибку, которые встречались на каждом шагу, — но, впрочем, я не могла быть не довольной тем, что в моем распоряжении целый остаток дня и возможность пообедать в ближайшем ресторане на Пельсинвалия-авеню Северо-Запад с прекраснейшим видом на лишенную красок улицу в час-пик. Речной бриз, доносившийся с берегов Потомака, развевал рассыпавшиеся по плечам золотистые пряди, приподнимая подол легкого пальто и приятно приводя безразборный комок мыслей в идеальный порядок. Я чувствовала себя живой, наблюдая за качающимися ветвями цветущих деревьев и наслаждаясь птичьим пением в утреннюю пору, каждой молекулой своего организма осознавая собственное существование в этом безразмерной неизведанной Вселенной; порой я хотела раствориться в воздухе, шагая по вымощенным плитам оживленных улочек с увеселяющим пониманием того, что твое исчезновение окажется незамеченным посторонними взглядами. И все же я продолжала вдыхать в себя душистый аромат оживающей посередине газона яблони, терзаясь раздумьями по поводу сложного выбора предстоящего обеда, по крайней мере до тех пор, пока перед моим носом не остановился черный автомобиль, едва я сделала несколько шагов по тротуару. Дыхание мгновенно участилось.

Мое сердце отбивало около сотни ударов в минуту, которые эхом отдавались в моих ушах.

Тонированное стекло «Rolls-Royce» незамедлительно приспустилось, обнажая спрятанное в нем сокровище в виде чрезмерно спокойного и сдержанного выражения лица генерала Росса, которого я ожидала увидеть, вероятно, в самую последнюю очередь; я была готова поспорить, что своего троюродного кузена я встретила бы гораздо раньше самодовольной физиономии офицера.

Что же, мне стоило знать, что Белый Дом располагался в паре километров от здания Верховного суда.

— Мисс Старк, — с отточенной манерой деловитости для создания надлежащего образа вымолвил мужчина, неспешно приоткрыв заднюю дверцу автомобиля, генерал Росс молча вынудил меня сделать неуверенный шаг и укрыться от внешнего мира в просторном салоне автомобиля.

Хорошо знакомый запах натуральной кожи, из которой были сделаны комфортабельные сиденья для полного удовлетворения потребностей привередливых клиентов, проник в мои легкие сразу же, как только я захлопнула дверь с нарочитым недовольством от вынужденной встречи с Таддеусом Россом, чье имя не вызывало во мне никакого восторга. По правде говоря, не существовало бы ни одного человека, от упоминания которого мой сердечный насос превратился бы в резервный источник питания организма, но стоило отметить, что терпкий путь от «юриста-недоучки» до «более менее сносного юриста-недоучки» имел связь с громким именем нынешнего государственного секретаря, который за пять лет довел меня до неизведанной ступени «хорошего адвоката» при помощи громогласных рекомендаций. У нас не было никаких договоренностей, однако я прекрасно знала, кто за всем этим стоял.

— Приятно видеть тебя в рабочем настроении, — мужчина повернул голову в мою сторону, в то время как я усердно прожигала дыру в спинке кожаного водительского сиденья.

Автомобиль едва дернулся, выворачивая на центральную улицу Вашингтона.

— Подвести до дома? Очевидно, заседание выдалось очень выматывающим, — с долей таинственности Росс задал, вероятно, больше риторический вопрос.

Мне стоило бы поделиться рассказом о том, как однажды новоиспеченный госсекретарь Соединенных Штатов вызвался подвести меня до дома — это привлекло бы внимание общественности.

— Сорванное слушание — Ваш трюк? — выстраивая логическую цепочку у себя в голове, я приходила лишь к одному умозаключению, каким бы сомнительным оно не казалось.

— Судья Картер мне нужен для более важного дела, чем для разбирательства по делу мошенничества, — незамедлительно ответил бывший офицер.

Понимание того, что генерал Росс нуждался в помощи, оказать которую способна лишь я, терзало меня ежесекундно.

— Я, думается, тоже нужна для более важного дела?

Таддеус Росс на мгновение замолк, и тишину в автомобиле нарушала лишь изредка подающая признаки жизни магнитола, громкость которой находилась близкой к нулю. Я слышала, как тяжело он дышал, и видела, сколь потерянным был взгляд с потухшей искрой в его глазах, точно мучаясь от неспособности сформировать ясную мысль.

— Мисс Старк, Вы уже наверняка слышали о разработке Заковианского договора? — я осмелилась двинуть головой, установив зрительный контакт с госсекретарем, который, завидев мой полный недоумения взгляд, поспешил добавить к своему вопросу несколько уточняющих деталей: — Об акте регистрации сверхлюдей?

Внутри меня словно перевернулся весь мир, и жар, в ту же секунду меня охвативший, превратился в жгучий холод, оковывающий тело. Генерал Росс не был бы собой, не злоупотребляй он собственными полномочиями.

— Мистер Старк, у Вас же есть младшая сестра, верно? Вероятно, ей зла Вы желаете меньше всего..

— Доводилось слышать после инцидента в Вашингтоне, — я проглатываю предательски не вовремя образовавшийся ком в горле. Мужчина не мог не заметить моего беспокойства и обоснованного замешательства, изогнув свои губы в ухмылке и в то же время ощущая свое превосходство надо мной. — Теперь он так называется?

Мой вопрос был донельзя глупым и влекущим за собой очевидный ответ. Слухи о Заковианском договоре просочились из Белого Дома так же быстро, как и сотрудники Конгресса принялись обмывать косточки небезызвестным Мстителям, не забывая упомянуть и мое имя, теперь бывшее на слуху у всех государственных служащих.

— Трагедия в Заковии стала причиной для реализации свода законов, — проигнорировав мой вопрос, Таддеус Росс перешел на нападение. Тон его голоса стал жестче. — Погибли сотни людей, если не тысячи.

Он произносил свои слова с нескрываемой неприязнью к людям, предотвратившим глобальную катастрофу, с таким озлобленным выражением лица, словно я была главной соучастницей злых сил, обрушивших свою мощь на нашу планету.

— Сами понимаете, по какой причине не погибло все человечество, как если бы устранением угрозы занимались вооруженные силы Америки.

— Если бы не эта причина, такой угрозы бы не существовало, — злость переполняла генерала, и будь он способен это сделать, то давно бы придушил меня голыми руками. — Люди, которые обладают сверхчеловеческими способностями, не могут ими совладать. Они считают себя Богами, но на деле являются чудовищами, и Вам должно быть страшно, мисс Старк, что одним из таких чудовищ является Ваш брат.

Будь то возможно, мое сердце, словно отбивающее сотню ударов в секунду, пробило бы грудную клетку, норовя выпрыгнуть наружу и оставить мой умирающий организм на самообеспечение. Я судорожно вздохнула, скользнув взглядом по лихорадочно трясущимся ладоням, и смахнула ими несуществующую каплю пота со лба. Ощущение уязвимости перед генералом Россом отдалось отвратительным металлическим привкусом крови на кончике языка — он знал, куда нужно бить, заставив меня задыхаться и глотать из последних сил прохладный воздух; знал, какие болезненные места до сих пор не затянулись уродливым шрамом, вынуждая их кровоточить; знал, что мои отношения с Тони полны недомолвок и секретов вперемешку с незабытым страданием от принесенной нам боли — и он бил. Чувствовал себя настолько всесильным, глядя на мои сузившиеся до предела зрачки.

— Мой брат всего лишь человек с высоким интеллектом, который страдает от алкоголизма и штопает своих железных дружков так же, как и дети в Китае шьют одежду на фабрике, — тонкими пальцами я впилась в собственное колено, из последних сил выдавливая из себя слова.

— Вы можете отрицать это, но тот факт, что Альтрон его рук дело, невозможно опровергнуть.

Таддеус Росс обладал уникальной способностью отмахиваться убедительными аргументами в свою пользу, и это меня раздражало.

— Искусственный интеллект, вышедший из-под контроля, — сквозь зубы процедила я.

— Искусственный интеллект, при создании которого использовался магический артефакт.

— И всего-то...

В салоне автомобиля повисла напряженная тишина. Водитель повернул руль влево, сворачивая на Северо-Запад, и сквозь темное тонированное окно я разглядела выстроенные в ряд офисные здания и сверкающие в бликах дневного света величественные небоскребы; среди них — руины разрушенного Трискелиона, покоящиеся на островке Теодора Рузвельта. Промелькнувшая мысль о нарочно выбранном маршрутом мимо места трагедии заставила меня откинуться на спинку кожаного сиденья и сжать губы. Ситуация складывалась не лучшим образом. Генерал Росс не нуждался в моей помощи. Его косвенные угрозы были катализатором масштабной проблемы.

— Я так не думаю, мисс Старк, — произнесенные тихим голосом слова эхом отдавались в моем подсознании. — Ваше родство с Тони не всегда идет на пользу. Для одного миллиона людей он герой, для другого же он не более чем линчеватель.

Я прикрыла рот холодной ладонью, наблюдая за тем, как стремительно менялся пейзаж за пуленепробиваемым стеклом автомобиля. Таддеус Росс перешел в открытое наступление, уверенный в том, что испорченные в далеком детстве отношения не в силах пройти испытание на прочность. Однако он не знал, что давние обиды не способны позволить гордости занять лидирующую позицию; не знал, что в нашем несуществующем семейном кодексе мелким шрифтом прописан пункт, не прощающий предательство родных людей. Мы защищали друг друга, бросаясь колкими фразами и обвиняя других в глубокой дыре посередине сердца, забывая об одной элементарной вещи — никто кроме нас самих не несет ответственности за совершенные нами поступки. Боролись за чистоту наших имен, не позволяя осквернять то святое, что осталось у нас. Это было слабой стороной Росса.

Госсекретарь незамедлительно протянул мне объемную папку с документами, которую я неохотно приняла из его рук. Над цветным изображением эмблемы Соединенных Штатов в виде устрашающего орла, в лапах которого покоились стрелы и оливковая ветвь, печатными буквами было прописано наименование свода документов: Заковианский договор об акте регистрации сверхлюдей.

— Ознакомьтесь, мисс Старк, — слащаво протянул офицер, как только автомобиль свернул на Кэпитон Хилл и проскочил мимо библиотеки Конгресса. — Возможно, это поможет Вам определиться, какую сторону лучше принять.

Шофер вжал в педаль тормоза, останавливая «Rolls-Royce» у тротуара. Генерал Росс молча наблюдал своим пронзительным взором за изменениями моего выражения лица, которое оставалось по-прежнему безэмоциональным, когда я всякий раз перелистывала страницы и мельком проглядывая содержимое документа.

— Оставьте себе, мисс Старк.

Это была последняя реплика, которую выдавил из себя Таддеус Росс, прежде чем я покинула салон автомобиля и наполнила свои легкие свежим воздухом, шумно его выпустив и сделав шаг по направлению к высотному жилому зданию. Я сжала тяжелую папку пальцами, сгорая от неутолимого желания выбросить ее в ближайшую урну — меня переполняло чувство злости на этот несправедливый мир.

Разве я так много просила? Оставить прожитые годы позади, забыть о страданиях, перенесенных мною в череде дождливых дней, и обрести возможность использовать чистый лист для создания новой истории — что из этого имело преступно высокую цену, не позволяющей мне обрубить все нити, словно якорь утягивающие в прошлое и не дающие двигаться вперед?