Мустанг - Иноходец | ЭРНЕСТ-ТОМПСОН.

ПРОДОЛЖЕНИЕ 3 ЧАСТИ!

Давало себя чувствовать также и постоянное нервное напряжение. Оно лишало диких лошадей аппетита, но осиливало жажду. Преследователи давали лошадям возможность пить много и часто. Напившейся лошади трудно бежать: ноги у неё становятся деревянные и дыхание затрудняется. Джо поэтому почти не поил свою лошадь. И он и его конь были вполне свежи, когда наконец остановилась на ночлег.
      На рассвет Джо легко отыскал мустангов. Они вначале пустились бежать, но скоро пошли шагом. Сражение, по-видимому, было уже почти выиграно, так как главная трудность такого преследования заключается в том, чтобы не терять из виду мустангов первые два-три дня, пока они ещё не утомлены.
      Все это утро Джо не упускал из виду табун и почти постоянно находился вблизи от него. Около десяти утра Чарли сменил его у горы Хозе. В этот день мустанги ушли от него вперёд всего на четверть мили и передвигались уже далеко не с такой легкостью, как раньше.
      К вечеру Чарли сел опять на свежую лошадь и продолжал, как и раньше.
      На следующий день мустанги шли уже понурив головы, и, несмотря на все усилия вороного иноходца, временами расстояние, отделявшее их от погони, было не более ста шагов.
      Четвёртый и пятый день прошли так же. Табун уже опять приближаемы к источнику Антилопы. До сих пор все шло так, как предполагалось: погоня описывала большой круг, фургон же двигался внутри по меньшему кругу. Дикий табун возвращался к источнику совершенно утомленный, охотники же ехали бодрые, на свежих лошадях.
       В течении всего этого дня, до самого вечера, мустангов не подпускали к воде, а когда их наконец пригнали к источнику Антилопы, то дали им вволю напиться. Тут наступил для искусных охотников, лошади которых получали овёс и берегли силы, ожидаемый миг столь долгой погони. Опившихся лошадей нетрудно бывает поймать и стреножить.
       До сих пор все шло блестяще. Но вороной жеребец был как будто выкован из железа. Его непрерывный, плавный шаг не изменился и оставался все таким же, как в первый день охоты. Он постоянно скакал и вперёд вдоль табуна, побуждая его ржанием и собственным примером к бегству. Но силы лошадей уже истощились. Светлая кобыла, помогавшая охотникам отыскивать табун в темноте, была покинута табуном уже несколько часов назад и находилась при последнем издыхании. Остальные кобылы, по-видимому, уже потеряли всякий страх перед всадниками, и было ясно, что скоро они станут добычей Джо.
       А жеребец, который был целью всех трудов, оставался недосягаемым по-прежнему.
        Товарищи Джо хорошо знали его вспыльчивый нрав и нисколько не удивились бы, если бы он в припадке внезапной яркости попытался застрелить непобедимого вороного жеребца. Но Джо был далёк от этой мысли.
        В течении всей недели гоняясь за ним, он ни разу не видел, чтобы вороной скакал галопом. Джо испытывал восхищение, свойственное всякому хорошему наезднику, перед такой чудесной лошадью; это восхищение все возрастало, и он скорее готов был застрелить свою собственную лучшую лошадь, нежели это великолепное животное.
Стоило ли даже брать награду, назначенную за его поимку? Джо начинал колебаться. Сумма была не маленькая, но эта лошадь уже сама по себе представляла капитал, так как могла стать родоначальником породы иноходцев.
Но мустанг, за которого была назначена награда, все ещё бегал на воле. Нужно было кончать охоту.
Джо оседлал свою лучшую лошадь. Это была кобыла восточной крови, но выросшая в прериях. Конечно, Джо никогда не мог бы приобрести такую прекрасную лошадь, если бы не одна странная слабость, которой она была подтверждена. В этих краях растет ядовитая трава, называемая локо. Обычно скот никогда не ест этой травы, но если случайно какое-нибудь животное попробует ее, то оно начинает отыскивать ее повсюду. Действие этой травы отчасти похоже на действие морфия, и лошадь, пристрастившаяся к ней, года через два погибает от бешенства. Про такое животное местные жители говорят, что оно «одержимо локо». И лучшая лошадь Джо имела в глазах Дикий блеск, который указывал знатоку, в чем тут дело. Но это была сильная и проворная лошадь, и поэтому Джо выбрал ее для окончания охоты.
        Джо поскакал вперёд, к табуну. Он бросил лассо на землю, потащил его за собой, чтобы выровнять верёвку, затем обмотал его аккуратными петлями вокруг ладони левой руки и, в первый раз за всю охоту пришпорив лошадь, пустился прямо к жеребцу.
       Началась бешеная скачка. Перепуганные кобылы бросились в разные стороны, уступая дорогу. Свежая лошадь скакала галопом по степи, а впереди неё, сохраняя прежнее расстояние, бежал жеребец, как и прежде не сбиваясь со своей знаменитой иноходи.
         Это было просто невероятно. Джо подстрекал и голосом и шпорами свою лошадь. Она летела, как птица, но расстоянии между нею и жеребцом не уменьшалось ни на один дюйм.
Вороной миновал равнину и холм, поросший травой, спустился на предательскую песчаную поляну и оттуда — в луговую полосу, где его встретили лаем сурки. Джо скакал вслед за ним. Он едва верил своим глазам. Расстояние между ними и жеребцом не только не уменьшилось, но даже как будто увеличилось.
Джо проклинал судьбу, шпорил и понукал свою бедную лошадь и довёл ее наконец до крайнего возбуждения. Глаза несчастного животного блуждали, голова качалась в разные стороны, и лошадь уже не смотрела на землю, не выбирала дорогу. И вдруг нога ее провалилась в барсучью нору. Лошадь упала, а вместе с ней полетел на землю и всадник. Джо больно ушибся, но все же поднялся на ноги и попытался поднять свою ошеломлённую лошадь. Бедняжка сломала себе ногу.
Джо прекратил выстрелом из револьвера страдания своей легконогой лошадки и отнёс седло назад в лагерь. А иноходец между тем продолжи бежать, пока не скрылся из виду.
Нельзя было все же считать это поражением, так как у них в руках оказались кобылы. Джо вместе с Чарли отвёл их к хозяину, и потребовал хорошей награды.
Но для Джо это было мало. Он мечтал овладеть жеребцом. Теперь, когда ему стали известны все его достоинства, он старался придумать какой-нибудь новый план.