Искра Жизни

глава 7

Они вывалились из своих камер, когда шарфюрер Бройер, два дня спустя, велел открыть двери. Последние тридцать часов они оба, как утопающие, барахтались где-то между обмороком и полуобмороком. В первый день они еще перестукивались друг с другом, потом силы покинули их.
Их вынесли наружу. Они лежали на «танцплощадке», рядом со стеной, окружавшей крематорий. Их видели сотни глаз. Никто не прикасался к ним. Никто не спешил унести их отсюда. Никто не хотел их замечать. Никаких указаний о том, что с ними должно произойти дольше, не было. Поэтому они как бы не существовали. Тот, кто осмелился бы приблизиться к ним, мог сам угодить в бункер.
Через два часа в крематорий были доставлены последние трупы.
- А что с этими? - лениво спросил охранник-эсэсовец. - Тоже в печь?
- Это двое из бункера.
- Они уже откинули копыта?
- Похоже на то.
Эсэсовец заметил, как рука 509-го медленно сжалась в кулак и вновь обмякла.
- Еще нет, - сказал он. У него болела спина. Это ночь с Фритци, в «Летучей мыши», - даже страшно вспомнить! Он закрыл глаза. Он выиграл пари у Хоффмана. У Хоффмана с Вильмой. Бутылка хеннесси. Отличный коньяк. Но теперь он чувствовал себя, как выжатый лимон.
- Спросите в бункере или в канцелярии, что с ними делать, - сказал он заключенному из «похоронной» команды.
Тот вскоре вернулся обратно. С ним пришел рыжий писарь.
- Этих двоих освободили из бункера, - доложил он. - Их надо отправить в Малый лагерь. Приказ господина коменданта.
- Ну тогда убирайте их отсюда. - Эсэсовец нехотя посмотрел в свой список. - У меня по списку тридцать восемь выбывших. - Он пересчитал трупы, аккуратно уложенные в шеренги перед входом. - Тридцать восемь. Все верно. Убирайте этих двух, а то опять мне все перепутаете.
- Четыре человека! - скомандовал капо «похоронной» команды.-Этих двоих живо в Малый лагерь!
Четверо заключенных подняли Бухера и 509-го с земли.
- Сюда! Быстро! - зашептал им рыжий писарь. - Подальше от мертвяков. Сюда!
- Да они же почти готовы, - сказал один из четверых.
- Заткнись! Давай живей!
Они оттащили их от стены. Писарь склонился над ними, приложил ухо к груди 509-го, потом Бухера.
- Они еще живы. Тащите носилки! Быстро! - сказал он, озираясь по сторонам. Он опасался, как бы случайно не появился Вебер и не приказал их повесить. Он дождался, пока принесли носилки. Это были кое-как сколоченные грубые доски, на которых обычно переносили трупы.
- Кладите их на носилки! Быстрее!
У ворот и вокруг крематория всегда было опасно. Здесь постоянно болтались эсэсовцы, и в любую минуту мог появиться шарфюрер Бройер. Он очень не любил отпускать заключенных живыми из бункера. Приказ Нойбауера был выполнен, 509-го и Бухера выпустили из бункера, и они автоматически снова превратились в дичь. Каждый мог сорвать на них зло, не говоря уже о Вебере, для которого было бы просто делом чести угробить их, если бы он случайно узнал, что они еще живы.
- Что за ерунда! - проворчал один из носильщиков. - Тащить их через весь лагерь, чтобы завтра их опять отправили сюда. Они же не протянут и двух часов.
- Какое твое собачье дело, идиот! - вдруг злобно зашипел на него писарь. - Берись за ручки и вперед! Есть среди вас хоть один нормальный человек или нет?
- Есть, - сказал другой носильщик, постарше, берясь за носилки, на которых лежал 509-й. - А что с ними случилось? Что-нибудь особенное?
- Они из 22-го барака. - Писарь посмотрел по сторонам и подошел вплотную к носильщику. - Эти двое позавчера отказались подписать бумагу.
- Какую бумагу?
- Заявление о добровольном согласии для врача-лягушатника. Остальных он забрал с собой.
- Как?.. И после этого их не повесили?
- Нет. - Писарь шел рядом с носилками. - Их надо отправить обратно в барак. Приказ коменданта. Так что шевелитесь, ребята, пока этот приказ кто-нибудь не отменил.
- Ах вот оно что! Понимаю...
Пожилой носильщик вдруг зашагал так широко, что чуть не сшиб своего напарника.
- Ты что, спятил? - обозлился тот.
- Нет. Давай-ка сначала поскорее унесем их отсюда подальше. Потом я тебе все объясню
Писарь отстал. Четверо носильщиков шагали молча и сосредоточенно. Они почти бежали, пока наконец административный корпус не остался позади. Солнце клонилось к горизонту. 509-й и Бухер просидели в бункере на полдня дольше, чем было приказано. Бройер не смог лишить себя этого маленького удовольствия.
Передний носильщик обернулся:
- Ну так в чем дело? Это что, какие-нибудь важные птицы?
- Нет. Это двое из тех шестерых, которых Вебер в пятницу забрал из Малого лагеря.
- А что с ними делали? Похоже, что их просто избили.
- Это само собой. Потому что они отказались идти с капитаном медслужбы, который приходил вместе с Вебером. Из опытной лаборатории где-то поблизости от города, говорит рыжий писарь. Он уже не в первый раз берет людей из лагеря.
Напарник удивленно присвистнул:
- Мать честная! И после этого они еще живы?..
- Как видишь.
Первый покачал головой:
- А после бункера их еще и отправляют обратно в барак? И не на виселицу? Что это случилось? Такого я давно не видал!
Они приблизились к первым баракам. Было воскресенье. Рабочие команды, которые целый день работали, только что вернулись в лагерь. На дорожках было полно заключенных. Через минуту все уже были в курсе дела.
В лагере знали, зачем увели тех шестерых. Знали и то, что 509-й с Бухером угодили в бункер; это стало известно через писарей, но об этом моментально забыли. Никто не ожидал их увидеть живыми. И вот они возвращаются. И даже те, кому неизвестны были подробности, могли убедиться, что возвращаются они не потому, что оказались непригодными, - иначе бы они сейчас не были так похожи на отбивные.
- Пусти-ка. Я помогу тебе, - сказал кто-то из толпы заднему носильщику. - Вдвоем сподручнее.
Он взялся за одну ручку носилок. Его примеру последовал еще один, и через миг каждые носилки несли уже по четыре человека. В этом не было никакой необходимости, 509-й и Бухер весили очень мало. Но заключенным хотелось хоть что-нибудь сделать для них, а ничего другого в эту минуту они сделать не могли. Они несли их так бережно, словно те были из стекла. А впереди, далеко опережая их, летела неслыханная весть: двое, отказавшиеся выполнить приказ, возвращаются живыми. Двое из Малого лагеря. Двое из бараков полуживых мусульман. Никто не знал, что 509-й и Бухер были обязаны своим спасением лишь очередной причуде Нойбауера. Да это было и неважно. Важно было только то, что они отказались и вернулись живыми.
Левинский стоял перед бараком 13 уже задолго до того, как показались носилки.
- Это правда?
- Правда. Вот они. Или не они?
Левинский подошел ближе и склонился над носилками.
- Кажется... Да, это он, тот, с которым я разговаривал. А те четверо? Умерли?
- В бункере были только эти двое. Писарь говорит, остальные уехали с Визе. А эти - нет. Эти отказались.
Левинский медленно выпрямился и увидел рядом с собой Гольдштейна.
- Отказались. Ты мог себе такое представить?
- Нет. А от тех, что в Малом лагере, тем более никак не ожидал.
- Я не о том. Я имею в виду, что их отпустили.
Гольдштейн и Левинский молча смотрели друг на друга. К ним подошел Мюнцер.
- Похоже, наши герои тысячелетнего рейха раскисли, - сказал он.
- Что? - повернулся к нему Левинский. Мюнцер высказал именно то, о чем они с Гольдштейном подумали. - С чего ты это взял?
- Распоряжение самого старика, - ответил Мюнцер. - Вебер хотел их повесить.
- Откуда ты это знаешь?
- Рыжий писарь рассказал. Он сам слышал.
Левинский замер на несколько секунд, словно боясь пошевелиться, потом повернулся к маленькому седому заключенному, стоявшему рядом.
- Сходи к Вернеру, - шепнул он ему. - Скажи ему об этом. Скажи, что один из этих двоих - тот самый, который просил, чтобы мы этого не забывали.
Тот кивнул и через минуту растворился, скользнув, словно тень, вдоль стены барака. Носильщики тем временем не останавливаясь шли дальше. У дверей бараков толпилось все больше заключенных. Кое-кто с боязливой поспешностью подходил к носилкам и смотрел на неподвижные тела 509-го и Бухера. Рука 509-го соскользнула вниз и волочилась по земле. К нему тут же подскочили сразу двое и бережно положили руку обратно на носилки.
Левинский и Гольдштейн смотрели вслед удаляющимся носильщикам.
- Надо же! Два ходячих скелета - и вот, пожалуйста! Какое же нужно иметь мужество, чтобы вот так вот просто взять и отказаться, а? - произнес Гольдштейн. - Никак не ожидал от этих парней, которых отправили подыхать в Малый лагерь.
- Я тоже не ожидал. - Левинский все еще смотрел им вслед. - Они должны остаться в живых, - сказал он неожиданно - Они ни в коем случае не должны сдохнуть. Знаешь, почему?
- Нетрудно догадаться. Ты имеешь в виду, что тогда все было бы как надо?
- Да. Если они отдадут концы, - завтра же все будет забыто. А если нет...
«А если нет, то они станут живым доказательством того, что в лагере кое-что изменилось», - подумал Левинский про себя. Подумал, но не произнес вслух. - Нам это может пригодиться, - сказал он вместо этого. - Особенно теперь.
Гольдштейн кивнул.
Носильщики приближались к Малому лагерю. В небе неистовствовало пламя заката. Бараки по правую сторону от дороги были озарены этим светом. Слева все затаилось в темно-синем мраке; лица людей здесь, как всегда, были бледны и размыты, в то время как на противоположной стороне они, казалось, светились изнутри, овеянные каким-то загадочным, словно внезапно с небес пролившимся светом спасенной Жизни. Носильщики шли прямо сквозь этот свет. В нем отчетливо были видны пятна крови и грязи на лицах и одеждах двух узников, лежавших на носилках, и они, эти два жалких, истерзанных пленника, теперь вдруг стали похожи на раненых героев во главе скорбно-триумфального шествия. Они не сдались. Они еще были живы. Они победили.