Наши лучшие дни.

19-е Июня.

Человек не может двигаться дальше, если душу рвут воспоминания.

Его мягкие волосы развевались от игривого дуновения ветра, закрывая глаза, этот до боли знакомый, слегка насмешливый и ветреный взгляд. Глаза, цвета листьев в конце сентября, дарили тепло. Казалось, ради этих глаз можно было бежать, как в новый сентябрь. Шея, всё также перемотанная от подбородка бинтами. Тёплые прикосновения холодных рук, запястья которых были измучены давлением и бессонницей прошлого. Тонкие пальцы с незаметным трепетом медленно поглаживали щёки, по которым чуть ли не падали слёзы.
Чуя подскочил со своей кровати в холодном поту, судорожно вдыхая воздух. Посмотрев на свои руки и на место рядом с ним, он осторожно провёл пальцами по пустующей стороне. С каждой секундой, голубые глаза всё сильнее становились налиты слезами. Осознание того, что это был всего лишь сон приходило постепенно, через силу. На белую простынь, без одна за другой, начали течь слёзы. Время словно застыло, а ноющая боль в груди резко стала сильнее. Чувство, съедающее душу Накахары изнутри — тока, что даже не скребла когтями по рёбрам грудной клетки. Тоска, что разгонялась и ударялась прямо в грудину, оставляя в ней трещины. Парень нахмурился и стиснул зубы, он ударил кулаком по кровати, туда, куда только что, нескончаемо падали горячие слёзы.
«Какого чёрта я плачу после сна?! Почему он вообще мне снится? Зачем?» — Эхом раздавались вопросы в голове, не давая покоя, с каждым вопросом становясь всё громче.
Взгляд перевёлся с простыни на календарь. Слёзы потекли ещё сильнее, челюсти сжались до боли, ногти впились в кожу, оставляя следы. Ярко красным маркером было обведено 19-е июня.
— Су-у-ука... — Процедил сквозь зубы и невыносимую, то ли моральную, то ли физическую боль голубоглазый.
Хотелось кричать, кричать до потери и без того хриплого голоса. Дадзай ушёл в Детективное Агенство, теперь, даже не вспоминая о Чуе и когда-то их самом опасном дуэте. Это предательство, самое настоящее предательство. В этом был убеждён Накахара. Зажмурившись настолько сильно, что слёзы с трудом текли, рыжеволосый изо всех сил старался развидеть тот образ шатена, который был во сне. Тёплым, нежным, родным. Закрыв своими руками уши, чтобы заглушить терроризирующие вопросы, про себя он повторял лишь одно. «Ненавижу».

Перед глазами был календарь, с отмеченным числом 19. Ярко-красным, мерзким цветом, в отвратительно ровный круг. Сегодня 19-е, День рождения Дадзая. Дадзая Осаму, теперь, представителя Детективного Агенства и безупречного детектива. На щеках ощущались следы от слёз, обжигавшие кожу. Вместо неба, был, скорее холст, с потёкшими по нему огненными красками, отражавшийся в окнах многоэтажных домов, на которых безнаказанно играли солнечные лучи.

Чуя не помнил, как уснул. Всё, что было вчера, казалось, было во сне. В мутном, непонятном кошмаре. Челюсти поразила ноющая боль, а место, куда стремительно впивались ногти — жгло. Атмосфера, наполнявшая его сердце нескончаемой агонией и тягостью, всё ещё окружала его, словно он — запечатан в огромном шаре, из которого выйти — практически невозможно.

Его ноги опустились на мягкий ковёр, что уже не был таким же щекочущим, как раньше. Встав на ноги, что болели, после очередного падения, он подошёл к журнальному столику и выпил вчерашнюю воду. Заметив боковым зрением что-то торчащее из шкафа, парень подошёл к нему и открыл его. Это был его подарок для Дадзая. Его он приготовил для него 11 месяцев назад, чтобы вручить Осаму сегодня. Недовольно фыркнув, тот открыл коробку.

Зрачки сузились, то ли от волны воспоминаний, то ли от стука колотящегося сердца, отдающегося звоном в ушах.

Осторожно сложенные полароид-фото лежали веером, в середине которого лежал фотоаппарат. Рядом была записка, в которой чёрным по белому написано: «Для ярких фото и тёплых воспоминаний». Брови нахмурились, из зажмуренных глаз, снова потекли слёзы. Сейчас, он был зол на себя, такого наивного и верящего в то, что даже через такое время, они бы общались ровно также, как и год назад.

«Если это будет продолжать пылиться у меня в шкафу, каждый раз, когда я это увижу, моё настроение будет превращаться в откровенное дерьмо.» — Слёзы перестали течь, взгляд из под-лобья перешёл на город, за окном.

Уже через 20 минут, Накахара шёл в сторону Детективного Агенства, с чемоданом в руках и этой коробкой. «Просто оставлю в коридоре, на подоконнике и уйду.» — В голове крутилось лишь эта фраза. Словно, это было нечто важным и воспроизводилось, как на диктофоне, чтобы не забыть.