Сотня

Глава 7. Беллами

Беллами щурился на восходящее солнце. Раньше он всегда считал, что восторги древних поэтов — полное дерьмо. Ну или сами поэты приняли в своей жизни больше наркоты, чем он вообще мог себе представить. Но они были правы. Оказалось, это такая чума — смотреть, как небо из черного становится серым, а потом взрывается разноцветными полосами. От этого зрелища Беллами хотелось запеть или сделать еще что-нибудь в таком духе, но он был лишен артистизма.
Тогда Беллами нагнулся и укутал одеялом плечи Октавии. Беллами нашел это одеяло торчащим из контейнера со снаряжением, а потом за обладание им ему пришлось выбить несколько зубов. Беллами выдохнул, наблюдая за образовавшимся облачком пара. На корабле такого не бывало, там вентиляционные системы только что не высасывали воздух у тебя из легких, прежде чем ты успевал открыть рот.
Беллами оглядел поляну. После того как эта девчонка Кларк закончила осмотр Октавии и сказала, что у той всего лишь растянуты связки, Беллами отнес сестру поближе к деревьям. Там они и провели ночь. Он собирался держать дистанцию, пока не станет ясно, кто из этих ребят настоящий преступник, а кто просто оказался в ненужное время в ненужном месте.
Беллами сжал руку сестры. В том, что она оказалась в Тюрьме, виноват был он. Виноват он был и в том, что она сейчас здесь. Ему следовало бы знать, что сестра что-то замышляет, — не зря же она неделями твердила о том, как голодают некоторые дети в ее блоке. Рано или поздно она должна была начать что-то делать, чтобы подкормить их, — даже если это означало воровство. Его самоотверженную маленькую сестренку приговорили к смерти из-за слишком большого сердца. Его обязанностью было защищать ее. А он впервые в жизни не справился.

Беллами расправил плечи и задрал кверху подбородок. Для шестилетки он был высок, но люди все равно таращились на него, когда он пробирался сквозь толпу в распределительном центре. Правила не запрещали детям приходить сюда без взрослых, но такое было редкостью. Прежде чем выпустить сына из квартиры, мать трижды заставила его повторить весь список. Волоконная мука — два кредита. Пакетированная глюкоза — один кредит. Дегидрированное зерно — два кредита. Клубневые хлопья — один кредит. Протеиновая колбаса — три кредита.
Он обошел двух женщин, которые остановились поворчать у каких-то белых штук, напоминающих мозги. Беллами сделал большие глаза и двинулся дальше. Ну кому какое дело, что Феникс получает с солярных плантаций всякую вкуснятину? У каждого, кто хочет есть овощи, мозги, наверное, такие же маленькие и белые. Вроде этих штуковин.
Беллами протянул руки к раздаточному аппарату, подхватил выскользнувший из него пакет с волоконной мукой и сунул его под мышку. Он уже двинулся было к секции с клубнями, но тут его внимание привлекло что-то яркое, блестящее. Обернувшись, мальчик увидел на витринном прилавке целую гору красных круглых плодов. Как правило, его не интересовали дорогие продукты, которые тут держали под замком, будь то скрюченная морковь, напоминавшая Беллами оранжевые ведьмины пальцы, или уродливые грибы, смахивающие скорее на вылезших из какой-то черной дыры безмозглых зомби, чем на еду. Но сейчас все было иначе. Эти фрукты были розово-красными: такого же цвета становится их соседка Рилла, когда они в коридоре играют в нашествие инопланетян. Вернее, играли, пока отца Риллы не увели охранники, а ее саму не отправили в детский центр.
Беллами привстал на цыпочки, чтобы прочитать на информационной панели цену. Одиннадцать кредитов. Кажется, это очень много, но ему захотелось сделать маме что-то приятное. Она вот уже три дня не поднималась с постели. Беллами даже вообразить себе не мог, чтобы он устал так сильно.
— Хочешь приобрести? — прозвучал над ним раздраженный голос. Он поднял глаза и увидел, что на него пристально смотрит женщина в зеленой униформе работника распределительного центра. — Плати или проваливай.
Беллами покраснел. На какой-то миг ему захотелось умчаться прочь. Но потом, смывая ощущение неловкости, в нем поднялась волна негодования. Он не позволит, чтобы какая-то кисломордая тетка помешала ему купить заслуженный гостинец для мамы.
— Я возьму два, — сказал он тем самым надменным тоном, который заставлял мать изумленно округлять глаза и спрашивать, в кого, интересно, он такой уродился. — И не тычьте в них своими пальцами, — многозначительно добавил он.
Женщина подняла бровь и бросила взгляд на охранников у пульта трансакции. Никто на Уолдене не любил охранников, но мама Беллами, кажется, прямо-таки боялась их. В последнее время при виде приближающегося патруля она хватала сына за руку и поворачивала в противоположную сторону. Неужели она сделала что-то плохое, и теперь охранники могут схватить и увести ее, как они схватили отца Риллы? «Нет, — сказал он про себя, — я им не позволю».
Он взял свои яблоки и прошагал к пульту трансакции. Работник распределительного центра просканировал его карту и несколько мгновений смотрел на возникшую на экране информацию, а потом пожал плечами и махнул Беллами, чтобы он уходил. Один из охранников проводил его любопытным взглядом, но Беллами смотрел только вперед. Пока мальчик не вышел из распределительного центра, он заставлял себя сдерживать шаг, а потом бросился бежать, прижимая к груди свои пакеты. Он бежал, пока не добрался до коридора, ведущего в его жилой блок.
Войдя в квартиру, Беллами аккуратно закрыл за собой дверь. Ему не терпелось поскорее показать маме, что он ей принес. Мальчик вошел в жилое помещение, но свет не зажегся. Может быть, сенсор опять сломался? Внутри у него слегка екнуло. Мама ненавидела делать запросы в эксплуатационную службу, потому что ей не нравилось, когда в доме чужие. Но сколько времени они смогут прожить в темноте?
— Мама! — крикнул Беллами, бросаясь в ее комнату. — Я вернулся! Я все сделал!
Здесь со светом все было в порядке, и лампы, пробуждаясь к жизни, загудели, стоило ему вбежать в дверь. Но мамина кровать была пуста.
Внутри Беллами поднялась волна ужаса, и он застыл на месте. Она ушла. Нет, ее увели. Он остался совсем один. Но тут до его ушей из кухни донесся приглушенный звук. Беллами вздохнул, его страх сменился облегчением, а потом возбуждением. Мама встала с постели!
Он помчался в кухню. Его мать стояла возле маленького круглого окошка, выходящего на темную лестницу. Одной рукой она держалась за поясницу, словно ей было больно.
— Мам, — позвал Беллами, — посмотри, что я тебе принес.
Она резко втянула в себя воздух, но не обернулась.
— Беллами, — сказала она так, словно он был соседом, который без предупреждения пришел в гости, — ты вернулся. Положи еду на стол и иди к себе в комнату. А я тут побуду.
Разочарование навалилось на него, прижало к полу. Он хотел посмотреть на мамино лицо в тот миг, когда она увидит фрукты.
— Погляди! — настойчиво повторил он и протянул руки вперед, не зная точно, видит ли она отражение яблок в темном, грязном оконце.
Мать посмотрела на него через плечо.
— Что это? — Она прищурилась. — Яблоки? — Мама сжала губы и потерла виски. Так она делала раньше, приходя с работы. До того, как заболела. — Сколько же ты за них… неважно. Просто иди в свою комнату, ладно?
Беллами поставил пакеты на столик возле двери: его ладошки вспотели. Что он сделал не так? Свет вдруг вспыхнул ярче и погас.
— Черт, — пробормотала мама, подняв глаза на потолок. — Беллами, иди, — скомандовала она.
По крайней мере Беллами думал, что это были именно ее слова. Она снова отвернулась к окошку, и ее голос в этой темноте казался совсем непривычным, не похожим на себя.
Выскальзывая из кухни, Беллами оглянулся. Мама тоже была не похожа сама на себя. Теперь она стояла к нему боком, и ее огромный круглый живот выглядел так, словно она что-то прячет под рубашкой. Сморгнув, Беллами умчался прочь, убежденный, что глаза его обманули, и старательно игнорируя пробежавший по спине холодок.