Jimin

• • •「◆」• • •

───※ ·❆· ※───

Кузнечики поют за окном во тьму ночной прострации, освещаемой лишь луной и россыпью звёзд, небесное серебро беззвучно опускается на поверхности, огибая каждый выступ, несмело освещая, будто молодой юнец впервые ухаживает за девушкой. Широкие рисовые поля, растаявшие на многие гектары, давно опустели, в оставшихся редких листьях рисовых растениях спрятались секреты насекомых. Изумрудные холмы лентами протянулись вокруг, аж до самых горных морей, серых, кажется бесчувственных, но хранящих так много легенд, сказаний, горьких раскаяний и песен счастья. Где-то слева чернеет старик лес, там пахнет хвоей. Хвоей, широкой листвой, огромными шёлком кустов и совсем маленькими цветами; пахнет жизнью; там шуршат по своим делам ежи, ловко вьются лисицы, то появляясь, то исчезая, тяжело гудят медведи, перекатываются во сне, сладко сопят зайцы, хлопают крыльями летучие мыши, здороваясь с совами, светящими янтарными глазами. Там жизнь кипит, не умолкает даже ночью, а за две сотни миль ещё громче,там–синеет бескрайняя морская толщ, бурлит нескончаемой энергией у далёких скал справа, врезается больно, рушит стойкий камень медленно, с упорством и верой, с гневом, слезами. Но так спокойно ласкает пушистый песок, перебирает песчинки, дарит множество ракушек, будто страстно обожает сушу, слушает. Слушает всё, что шепчет лес, что плачут скалы, а иногда что говорят люди. Бывают мирные времена, бывают тяжкие, в такие годы океан мутнеет, чернит отвращением, волнением, беспокойством. Но в дни, когда даже самые маленькие ножки суются в прохладу воды, а на белом песке слышатся умиротворённые букеты голосов, голубизна яснеет, пестрит красками пятен безвредных медуз, малюсеньких черепашат, редких нефритовых водорослей и много чего ещё.

Деревушка, воспитанная всем прекрасным что её окружает, всё разрастается и расширяется: там шумят повозки, люди строят домишки, учатся писать, создавать музыку из ничего, говорят, смеются, учатся, плачут, спрашивают, шьют, распоривают, красят, обесцвечивают, ссорятся, мирятся, разводят скот, ведут его на убой, спят, бодрствуют, шума становится всё больше... Так было суждено.

Юнги думает о том, что же суждено ему. На душе скребут кошки, нет, рвут нутро на куски, возле сердца вьётся червь неуверенности, страха, страха за то, что он неправильно сделал, уехав из деревни. Он прибыл из того самого моря гор, из богом забытого городка под водопадом. Юнги помнит: каменные стены, покрытые душистой плесенью, шумные потоки бурной стихии, совершенно безмолвное утро рядом с близкими и долгие уговоры мальчишек о погулять. Юнги и сам был таким когда-то. Отец отпускал почти сразу, вручал лишь кинжал, а матушка долго причитала, целовала в лоб и слёзно молила быть поосторожней.